Из металлического, наглухо запертого ящика доносился детский плач. Первой услышала его женщина, ставившая свои вещи в автоматическую камеру хранения. Она огляделась, не подсматривает ли кто за ней, какой номер набрала. Но, услышав жалобный детский голос и обернувшись, в испуге замерла - взрослых поблизости не было, гулкий плач слышался где-то очень близко. И она сразу поняла все. Забыв о собственных вещах, не доведя дело с набором четырех цифр до конца, она бросилась в поисках милиционера, на ходу причитая и сообщая встречным страшную весть:
- Ребенка подкинули! Ребенка подкинули! В камере хранения заперли! Ребенка!…
Плач запертого в ящик младенца услышали и другие. В узком проходе между длинными стенками металлических шкафов сразу собрался народ, толпа гудела, новость обрастала подробностями. «Подкинули ребенка». - «Девочка». - «Наверное, сделала это приезжая - родила и подбросила». - «А может быть, мальчик…» - «Не задохся бы». В задних рядах толпы предположения мигом оформились в совершенно стройную историю: некая приезжая женщина специально уехала из дому, чтобы подбросить детей - девочку и мальчика, но мальчик уже задохнулся (сколько в ящике воздуха!), а девочка еще кричит…
Вокзальное радио объявило во всех помещениях голосом тревожным и требовательным: «Дежурный механик, срочно придите в третью секцию автоматической камеры хранения. Дежурного механика требуют срочно прийти…»
Увидев толпу, механик понял: что-то произошло. Люди спрашивали, отвечали, охали, ужасались и стояли так плотно, что пробраться сквозь них к центру происшествия было трудно.
Когда наконец он пробился к шкафу, никакого плача не могло быть слышно - так громко волновались все вокруг. Открыть запертую ячейку, не зная кода, непросто даже механику. Металлический ящик оборудован так, что вор не сумеет отпереть его быстро, а главное, неслышно, - конечно, при условии, если он не знает четырех тайных цифр. При попытке вскрыть камеру насильно она начинает реветь на весь вокзал. Так было и на этот раз, когда механик стал вскрывать ее. Даже он не мог сделать этого быстро, и сирена неслась над головами, еще больше привлекая внимание всех, кто был на вокзале: шутка ли - ребенок в запертой камере хранения!
В продолговатом ящике из металла была маленькая девочка месяцев пяти. К счастью, она оказалась живой. Воздуху в закупоренной ячейке было мало, но, наплакавшись в темноте и одиночестве, она уснула.
Молодой механик неумело понес свой «трофей» - пораженная происшедшим толпа испуганно расступилась перед милиционером, прокладывающим путь.
Куда направиться - в комнату матери и ребенка? Но там подброшенных детей не держат. В милицию? Но сначала надо оформить находку, потому что рядом с ребенком лежал узел и прежде всего нужно было в присутствии специальной комиссии вскрыть вещи. Этого требуют правила камеры забытых и найденных вещей. Но, правда, в уставе камеры не предусмотрена возможность живых вещей.
Специальная комиссия действует на вокзале всегда - иногда требуется осмотреть их немедленно. Сколько раз удавалось нагнать в отправляющемся поезде рассеянного человека, который даже не подозревает, что он часть своих вещей где-то оставил. Часто помогают конверты с адресами, больничные листы и, конечно, документы. Владельца их вызывают по радио: извините, дескать, не забыли ли вы чего? В узле, находившемся в камере хранения рядом с ребенком, ничего важного не нашлось.
Широкая женская кофта, пышная, очень пышная юбка и, пожалуй, слишком много косметики: десятки тюбиков с губной помадой и мягкие карандаши, которыми можно рисовать брови. Но такое большое число карандашей? За всю жизнь не срисовать их одному человеку с парой бровей…
Опытные люди, знающие повадки пассажиров, догадались обо всем и сказали с улыбкой удивленному милиционеру:
- Не беспокойся, Вася, мать скоро найдется. Не пройдет и двух часов - ребенок-то грудной…
И действительно, она нашлась. Матерью оказалась молодая цыганка - настолько яркая и красивая, что ей явно не нужна была никакая косметика. Особенно карандаш для бровей - собственные ее соболиные брови были высоки и густы, от природы тугие и размашистые.
Цыганка, однако, была настроена наступательно. Она явилась в милицию заплаканная и сердито заявила:
- У меня украли вещи! Прихожу, а шкаф открыт.
Она назвала вещи, которые украли: одеяло маленькое, детское белье. В милиции сразу догадались, что мать подкинутого ребенка нашлась, но не могли ей простить, что она из-за беззаботности своей заставила всех так волноваться, и потому не спешили признаваться. Однако захотели все-таки удостовериться, что не ошибаются:
- А что там было еще?
- Ну, косметика… Помада, карандаши. - Женщина смотрела сквозь слезы испытующе.
- Много?
- Не очень много.
- А больше ничего не было? Может быть, там и ребенок был?
- Был! Девочка! Дочка моя!
Потом в камере хранения забытых и найденных вещей она яростно обнимала, целовала свою оставленную и найденную «вещь». Работницы вокзала ругали ее: как она могла оставить ребенка - а если бы он задохнулся?
Цыганка кивала головой, со всем соглашалась:
- Дура я, дура я…
Выяснилось, что ей надо было быстренько забежать в магазин «Косметика», в «Детский мир», а дочку беспокоить не хотелось - в дороге плохо спала, капризничала.
- Такая красивая - зачем тебе столько косметики? - спрашивали ее.
- Я еще немножко погадала, - призналась она. - Дочка мешает - плачет.
Все были убеждены, что это, конечно, мать найденной девочки, но правила есть правила: необходимо заполнить бланк стандартного заявления, заочно перечислить возможно точнее, что забыто и какие особенности имеют вещи. Тем более что кроме девочки были и «другие оставленные вещи». Пришлось написать, сколько было губной помады, сколько карандашей, надо было подписаться и предъявить паспорт - иначе нельзя. Хоть это и невероятно, но теоретически кто-нибудь мог воспользоваться происшествием и предъявить свои права: в самом деле, как доказать, что вещи принадлежат именно ей? Когда взяли новый паспорт матери, поразились еще раз: женщине лишь месяц назад исполнилось шестнадцать лет. Получив все свое добро, она не переставала плакать и повторять:
- Хорошо, что не знает муж! Что бы я сказала ему?
…В камере хранения на Курском вокзале каждый день какие-нибудь происшествия. Часто веселые, иногда грустные, в большинстве своем обыкновенные, но случаются и непредвиденные. Больше всего неожиданностей приносят именно автоматические камеры хранения вещей, в которых узлы и чемоданы можно поставить за 15 копеек на трое суток.
Эти металлические шкафы самообслуживания появились на железной дороге менее двадцати лет назад. Тогда их было мало. Сначала сотня-две, сейчас на Курском вокзале 5409 ячеек, им пришлось отдать половину нижнего зала.
Архитекторы, конечно, недовольны - помещение выглядит не столь торжественно, но что делать, если новинка пришлась пассажиру по душе. Предъявить претензии архитекторам тоже нельзя: разве могли они предвидеть появление такой удобной камеры хранения, в которой «работает» сам клиент? Впрочем, зал в скором времени освободится от этих трехэтажных металлических шкафов - для них построят специальное здание, учтут накопленный опыт, чтобы пассажиру было легче и удобнее пользоваться ячейками, а служащим вокзала - наблюдать за ними, убирать их.
При всей надежности шкафов, которые запирают владельцы, за ними все-таки нужно наблюдать. Главная беда - поразительная непредусмотрительность самого пассажира. Правда, в последнее время он кое-чему научился, и неприятностей стало меньше.
Много лет назад, когда только появились первые шкафы общего пользования, на вокзале мне встретился молодой и благородный человек, который отгадывал задуманные цифры.
Возле меня не было ни души, когда я ставил чемодан в металлический шкаф. Опустив пятиалтынный, быстро набрал заветный шифр и звонко хлопнул дверцей! Все! Заперто! Я очень гордился своим изобретением. Придуманный мной шифр был необычайно простым, на удивление легким. Его ни записывать, ни запоминать не надо. Он был со мной во всех поездках и вместе с автоматической камерой всюду берег мои дорожные пожитки.
Человек, однако, поразил меня. Пристально посмотрев мне в глаза, он вслух назвал мой прекрасный шифр!
Потом поражал и других.
Человек не был гением - ему открыли закон составления интимных шифров. В одну минуту он передал открытие мне. После этого я под присмотром учителя целый час наслаждался своим могуществом: ошеломлял незнакомых людей, открывая их секреты.
Дело в том, что лучше всех четырех цифр люди помнят год своего рождения. Оказалось, что три четверти пассажиров, оставляющих вещи в камерах-автоматах на вокзалах, делали тогда шифром именно эту дату.
Остальная четверть, полагая, что проводит за нос всех, пользовались четырьмя одинаковыми цифрами. У старших школьников, учащихся техникумов это, как правило, 5555 (не потому ли, что пятерки - вечная мечта?). Студенты дерзят судьбе, бросая ей вызов: сплошные двойки - 2222. Некоторые еще смелее: одни колы - 1111. А солдаты почему-то предпочитают семерки…
Люди, не умеющие как следует хитрить, доставили государству изрядно хлопот. Теперь почти на всех железнодорожных вокзалах, на многих автостанциях, где стоят кладовые-автоматы, обязательно прохаживается милиционер. Всюду, в том числе на Курском вокзале, висят объявления-призывы - не набирать год своего рождения и запоминающиеся одинаковые цифры.
Гулкие металлические коридоры, образованные шкафами общего пользования, кажутся пустынными, безмолвными. Может создастся впечатление, что они вообще забот не вызывают - пассажир сам ставит вещи в ячейку, сам вынимает, оставляя дверцу открытой. Но хлопот все-таки много - из-за забывчивости пассажира, его торопливости, которая отчасти объясняется вокзальной спешкой.
От работников камеры хранения требуется безукоризненная честность, понимание человеческих слабостей - в суете приездов и отъездов некоторые люди ведут себя иногда беззаботно, как дети. Все понимающей, все прощающей хозяйкой ходит по залам с металлическими шкафами Мария Александровна Зайцева. Она старый железнодорожник. Много лет была билетным кассиром, там изучила психологию пассажира, перестала сердиться на его непонятливость, которую легко объяснить и простить. Более двадцати лет трудится здесь и Екатерина Павловна Гольтяева. Сколько раз испытывались честность и порядочность этих женщин - в их руках оказывались забытые, невостребованные драгоценности, деньги, и сколько раз радовались забывчивые пассажиры, получая то, что считалось потерянным безвозвратно…
То и дело в адрес вокзала приходят письма: «Только что вернулась из Москвы и лишь сейчас вспомнила, что оставила в автоматической камере хранения вещей чемоданчик. Там кремпленовое платье темно-синего цвета с белой отделкой, а главное, украшения - тонкая золотая цепочка и кольцо с бирюзой семнадцатого размера. Там еще три коробки московских конфет. Оставьте их, пожалуйста, себе, а чемодан вышлите, пожалуйста. Хорошо?»
Забывчивая владелица получила багажом все свои вещи, включая три коробки московских конфет. Кстати, такая услуга ничего ей не стоила: камера хранения считает своей обязанностью возвращать забытое совершенно бесплатно.
Нет ли ошибок: не может ли нечестный человек воспользоваться забывчивостью пассажира и бесплатно, но с риском получить багажом чужие вещи? Такого не случалось. То ли потому, что воры не идут на столь большой риск, то ли редко бывает, чтобы об оставленных вещах помнил посторонний человек, но забывал их истинный владелец…
Бывает, что камера нападает на след нечестных людей. Однажды из двадцати пяти ячеек извлекли залежавшиеся одинаковые рулоны. Оказалось: 7 километров (километров!) дефицитной ткани. Кому нужно такое количество платьев, которые можно сшить из этих кусков! Если бы рулоны принадлежали государственному предприятию, то о них хотя бы с опозданием должны были вспомнить. Но владелец (наверное, владельцы - один человек не мог бы управиться со множеством тяжелых рулонов) не явился. Вероятно, у него что-то случилось. Так же, как и у явного вора, который навечно оставил плохонький чемодан среднего размера и два первоклассных магнитофона - японский и американский. Чемодан был полон отрезов на платья, но принадлежал, несомненно, мужчине: белье, носки, поношенные тренировочные брюки, безопасная бритва, два запасных ремня для брюк. И тут же новые дамские цветные зонтики, неновая женская кофта, множество украшений - бусы, брошки, кулон, кольца, цепочки, золотые и простые, кусок янтаря. Завернутый в юбку, лежал обрез, несомненно бывший в употреблении: закопченный от пули ствол.
В чемодане нашелся и паспорт. В нем - запасная фотография, с точно подходящим сегментом печати на ней. Но портреты принадлежали разным людям. Судя по выражению лица, с запасной карточки, а не с приклееной, смотрел «хозяин» вещей. На эти размышления наводили неосторожно оставленные письма без обратного адреса, но полученные, несомненно, по другому документу. «Хозяин» был Володя, а письмо матери адресовано, хотя и Владимиру (до востребования), но обращено к Пете: «Сынок, в карты не играй и больше не пей. Петенька, я бы выслала 700 рублей, да нет их. Только сто и набрала. Лене тяжело». Другое, написанное уверенной женской рукой, было решительным и начиналась без обращения: «К нам приезжать не надо, отсиди свои шесть месяцев и живи спокойно, забудь нас, как будто нас и не было. Я тебя не любила и не люблю, жить с тобой не буду. Алеши, сына, у тебя нет, его усыновил другой».
А вор, видать, ее любил: занимаясь опасным делом, не выбросил ни ее прощального письма, ни записки матери. Сентиментальность погубила вора и убийцу: его потом нашли, и он отсидел не только «свои шесть месяцев», но еще и «свои» несколько лет, вполне заслуженных. Однако на вокзале подробностей не узнали - показания давали потом, а для выяснения деталей времени не нашлось - одна история следовала за другой.
Истории не только криминальные. Иногда довольно веселые, но все-таки поначалу подозрительные.
Однажды из запертого шкафа понесло странным духом, но раньше трех суток отворять ячейку не разрешается: пассажир имеет право за свои 15 копеек хранить вещи три ночи и три дня. К исходу законного срока от шкафа разило смрадом, и это рождало жуткие предположения.
Пришла комиссия - инкассатор, милиционер, заведующая камерой хранения, другие служащие вокзала. Неприятно морщась от подозрительного запаха, подошли к шкафу. Когда дверцу распахнули, ударила едкая волна. В металлическом шкафу оказался чемодан. Довольно тяжелый. Его отвезли в контору. В присутствии всех членов комиссии чемодан вскрыли. Там оказались… дрожжи. Они, очевидно, принадлежали не просто самогонщику, а самогонщику-оптовику, который почему-то не взял свою ношу своевременно. За пропавшим чемоданом никто не пришел.
Занимающие огромное пространство тысячи ящиков-сейфов разделены на три участка. Каждый день инкассаторы в сопровождении других сотрудников камеры хранения обходят хозяйство, извлекая копилки. Одна копилка - на этажерку из трех ячеек. Для точности контроля в копилке три ячейки. По количеству монет можно подсчитать, скольких хозяев за эти трое суток имел шкаф. Больше всего пользуются почему-то верхними - иногда там набирается до пятнадцати монет. Не потому ли, что верхняя часть лучше видна, дотянуться до нее сложнее и она представляется самой надежной? Если в какой-нибудь из клеточек поделенной на три части копилки не нашлось ни одной монетки, значит ячейка занята одним хозяином более установленных трех суток. На ней делают пометку, а потом комиссия по описи передает вещи на склад. Чемоданы приходится вскрывать. Такова необходимость: во многих из них лежат продукты, они портятся, пачкают вещи, издают запах.
Случается также, что в кабинке перед вещами лежит записка, нередко требовательная: «Вещи прошу выслать по такому-то адресу». Вещи эти обшивают тканью, пишут адрес, и посылается краткая открытка: «Получите Ваши вещи на такой-то станции». Возможно, для некоторых и прогулка на багажную станцию покажется излишней - им бы хотелось, чтобы оставленные вещи пришли сразу в дом - почтой.
Доверие заставляет прощать многие опрометчивые поступки.
В ячейке, в которой в одну из проверок не оказалось монетки, так как ее вынули после трех условленных дней, лежали рулоны обоев. Насчитали тридцать шесть штук - что это за квартира такая большая? Может быть, контора?
Но еще раньше чем началась «выноска», началь* ник вокзала получил письмо, которое сначала не понял: «Из клетки 3629 пришлите мои обои. Только, пожалуйста, побыстрее - я уже начал ремонт». По штемпелю «Орел» можно было понять, что пассажир два дня назад уже прибыл домой - приехал без неудобного багажа, который в камере хранения пришлось упаковать и отправить в Орел почтовым поездом.
Чаще, однако, приходят письма тех, кто забыл шифр и, опаздывая на поезд, решил все же уехать, чтобы из дому письмом рассказать об этом и попросить об услуге. Один из пассажиров сообщил: «В ячейке 4933 я оставил вещи, пришел на вокзал за десять минут до отхода, но, к сожалению, открыть не смог, хотя номер записал на бумажке. Поскольку это упущение не мое, а ваше, перешлите мои вещи по такому-то адресу. Там, помимо всего прочего, отчет о командировке, четыре сорочки, которые надо постирать, фотоаппарат, туалетные принадлежности, почти совсем не ношенные туфли и коробка зефира в шоколаде».
Но пассажир ввел в заблуждение. И чуть не поссорил с женщиной, вещи которой из ячейки 4933 преждевременно вынули. Самое плохое было в том, что в чемодане не оказалось ни фотоаппарата, ни мужских рубашек, ни отчета о командировке. Хозяйка чемодана явилась в камеру забытых и найденных вещей как раз в тот момент, когда ворошили оставленные вещи и удивлялись тому, что названных предметов нет. Она, конечно, рассердилась, но ей дали прочесть письмо и вместе стали думать, не напутал ли чего-нибудь его автор.
- Мужчины такой забывчивый народ. Не спутал ли он восьмерку с тройкой? - предположила она. - Вечно им некогда.
Решили проверить ячейку 4983 и оттуда действительно достали именно те вещи, о которых писал забывчивый пассажир. Уж его и ругали: «…поскольку это упущение Ваше, а не мое…» Но письмо написали без упреков, хотя надо было бы просто сообщить, где получить оставленный чемодан.
Пассажирка права. Мужчины проявляют рассеянность гораздо чаще, чем женщины. Существует непроверенное подозрение: уж не потому ли, что среди них гораздо больше пьющих? А может быть, вокзальная рассеянность мужчин - следствие того, что они менее хозяйственны дома, привыкли к женской заботе и поэтому в дороге проявляют такую детскую беспомощность?
Впрочем, на вокзале, в дороге и мужчины и женщины забывают вещи и ведут себя гораздо более рассеянно, чем в обычной оседлой жизни. Как это ни странно, среди забывчивых пассажиров мало стариков, хотя они и жалуются на память, которая стала с годами слабеть. Приключения случаются больше всего с молодыми.
…В Ростове состоялось шумное прощание: молодая пара отправлялась в Москву, чтобы присоединиться там к туристской группе, уезжающей на две недели за границу. Юных супругов провожали друзья и родственники. Как потом выяснилось, с гитарой и песнями. Поскольку провожающих было много, поцелуи затянулись. Последние поспешные лобызания происходили уже тогда, когда поезд, сдерживая свою страсть к "быстрой езде, тихо тронулся. Молодая жена вскочила в вагон, когда он еще только отдалился от толпы. Юный муж, показывая молодецкую удаль, позволил поезду уйти немного вперед, чтобы к радостному ужасу провожающих и уезжающих пробежаться по платформе, лихо прыгнуть и ловко попасть на площадку вагона. От такой удачи оставшаяся сторона и отбывающая были в едином восторге, хотя расстояние между ними разрасталось все быстрее.
Обе стороны спохватились, наверное, одновременно. Молодая супруга, желая после затяжного расставания подправить косметику, обнаружила, что необходимых принадлежностей нет. Если бы исчезла только губная помада и тушь, были бы пустяки. Пропала превосходная, столь подходящая для такого путешествия красно-белая сумка, в которой находилось не только все постоянно необходимое, но - и это главное - самое ценное: заграничные паспорта, деньги, золотые женские украшения. Красно-белая сумка не пропала - она осталась в Ростове, в руке одной из провожающих, которая в своей предупредительности к подруге взяла у нее ношу, усложнявшую поцелуи и объятия. В прекрасной суматохе прощания и хозяйка сумки, и подруга отъезжающей забыли о паспортах и золоте.
Когда поезд подходил к Новочеркасску, молодые супруги приняли первое в своей жизни ответственное решение: они оба покидают поезд, возвращаются в Ростов, при любой погоде и при любой нехватке билетов летят в Москву, встречают на Курском вокзале свой же железнодорожный багаж, который несколько превосходит по весу авиационный. Но прежде чем они осуществили свое смелое и великолепно продуманное намерение, к их вагону подошел милиционер, выкликнул их по фамилии и предложил спокойно продолжать поездку в Москву: из Ростова сообщили по телефону, что красно-белая хозяйственная сумка мчится по их следу, ее везет поезд 19.
В Москве, однако, выяснилось, что поездом 19 сумка приехать не может: в сторону столицы идут только четные поезда. Снова потрясенные молодые супруги едва не поссорились, определяя виновника, позвонили в Ростов, но разговор состояться немедленно не мог - у абонента на Дону нет домашнего телефона. Рушилось свадебное путешествие. Без паспортов и денег они сидели на переговорной станции молча, в долгом ожидании того, когда проявится действие отправленной «молнией» телеграммы, предлагавшей получателю срочно идти к тете Моте, у которой дома есть телефон.
К тому времени, когда ростовская подруга пришла к тете Моте, инцидент был исчерпан. Красно-белая эстафета пришла в камеру забытых вещей раньше, чем их владелица… «Эстафета» прибыла, конечно, не поездом N 19, а N 194. Испортив дело, четверка где-то потерялась, - возможно, снова по вине суетливой подруги.
Теперь оставалось найти сумке хозяина, но это уже было очень просто. Он нашелся вскоре после того, как вокзальное радио пригласило его подойти к камере хранения. Радостный хозяин помчался в нижний зал, получил по описи, составленной еще в Ростове, свои злополучные вещи и помчался снова на почту. Он пришел как раз в тот момент, когда по тети Мотиному телефону начался счастливый разговор:
- Все в порядке! Нашлось! - кричала ставшая опять восторженной молодая супруга. - Все очень хорошо! И в Москве дивная погода! Скажите, а кто написал эту записку: «Эх вы, ротозеи!» Почерк не узнаю. Не вы, а кто же?
Только это и осталось невыясненным. Возможно, что записку незнакомым почерком написал кто-то из железнодорожников, один из тех, кто был причастен к передаче эстафеты, то ли в Ростове, то ли в поезде, то ли в Москве - несомненно, однако, что был он человеком не только добрым, но и веселым.
Однако далеко не все происшествия с людьми забывчивыми кончаются столь благополучно. Многие вещи месяцами ждут своих владельцев - за ними не возвращаются. Никто не знает почему.
Хорошо, когда среди вещей, оставленных в камере хранения словно бы навсегда, отыскивается возможность найти обратный след: конверт, сберегательная книжка, диплом, талон на прием к врачу, чей-то адрес - без названия города, без фамилии. Но как часто следа нет никакого, и трудно понять, по какой причине дорогую или пустячную вещь оставили здесь навсегда. Не произошло ли трагедии? Или, это банальная беспамятливость?
Вот в изрядно пожившем чемодане с вещами довольно модными, принадлежащими, судя по размерам, человеку рослому и стройному, лежит научный труд по электронике. Триста листов, напечатанных на машинке, - первый экземпляр, со схемами, диаграммами, но почему-то без заглавного листа. Есть еще в углу пятизначный телефонный номер - сколько, однако, в стране городов, где пользуются номерами из пяти цифр! Может быть, надо искать город, расположенный от Москвы на юг? Нет, почему бы не предположить, что этот пассажир сделал в Москве пересадку, живет на севере, западе, востоке и везет свой труд на юг? Судя по форме, диссертация - слишком большая, чтобы быть ей кандидатской. Очевидно, докторская. Но почему владелец не взял ее? Может быть, это чужая диссертация? Однако зачем красть первый экземпляр диссертации, когда, очевидно, имеются второй и третий?
Долгое время на полках забытых вещей лежала рукопись - написанная синими чернилами исповедь человека с трудной судьбой. По словам тех, кто ее читал, это увлекательное сочинение литературно одаренного человека. Может быть, единственный, еще не отданный машинистке экземпляр? Что стало с человеком, который оставил тяжелую рукопись в ячейке камеры хранения и не вернулся за ней? Может быть, он забыл, куда положил свое сочинение, и казнится, что потерял труд, на который ушел, наверное, не один год?
Вот перевязанный бечевкой, свернутый новый ковер, старинное расписное коромысло. Вот глобус, радиоприемник, куклы, зонтики, валенки, бурдюки с вином, духи, шуба, кларнет, пальто, оленьи рога, детская коляска, художественная чеканка, перчатки, торшер, рыболовные принадлежности, посуда, магнитофон, трехлитровая банка с вареньем, зеркало, пишущая машинка, гитара с бантиком, настенные часы, разобранный велосипед, пуховая подушка, книги, книги, книги, эмалированный таз, обувь мужская, женская, детская всех цветов и размеров, канистра для бензина, но издающая запах самогона, трехпудовая гиря, мотор, целая корзина одинаковых сеток - «авосек»… Но главное, чемоданы. В подвальном этаже, где размещен гигантский склад оставленных, потерянных, забытых вещей, тысячи всевозможных чемоданов из настоящей кожи и самодельных деревянных, из тисненной синтетики и фибровых, большие, маленькие, средние, гигантские с колесиками, которые сейчас модны за границей, и крохотные для инструментов. Чемоданы всех цветов, новые, только что из магазина, с болтающимся ярлыком, и старые, облезлые, пегие, клетчатые, замшевые, грубые, кокетливые, легкие, тяжелые, некоторые без ручек, перевязанные веревкой…,
В камерах хранения Курского вокзала за год побывает 7 миллионов вещей. 27 тысяч, оказывается, своего владельца теряют навсегда. Сначала, однако, здесь надеются, что хозяин сыщется. Недавно поступившие вещи находятся на ближних полках. Как здесь говорят, «сначала мы вещи нянчим». Нянчат месяц. За это время подавляющее большинство забывчивых пассажиров спохватывается.
Впрочем, среди рассеянных клиентов камер хранения не только пассажиры. Иногда выясняется, что ими пользуются москвичи, которые никуда ехать не собираются. Кто-нибудь купит много картошки, яблок, апельсинов и, находясь возле вокзала, вспоминает, что ему надо торопиться. И несет свою тяжелую ношу в сейф, запирает ее на тайный шифр за пятнадцать копеек - до собственного востребования. Иногда, однако, случается, что не хватает времени вернуться за оставленным. Проходит три гарантированных дня, и комиссия освобождает ячейку от вещей просроченных.
С овощами и фруктами все обстоит сравнительно благополучно - ну, немного испортятся в тепле, без воздуха. Бывает, что оставляют мясо, кур в целлофановом пакете, торты, творог. Случается даже, что кастрюли со сваренной едой. О таких «вещах» легко догадаться, не вскрывая шкафа…
Иногда едущий в прачечную вспоминает, что не сделал более неотложных дел.
Случается, что в забытом ящике оказываются плохо сложенные, небрежно собранные вещи - одежда, обувь, посуда. Бывалые работники камер хранения делают опись таких вещей чуть насмешливо, заранее зная их судьбу. Владельцы их найдутся непременно! Придут вдвоем, немного смущенные, но ласковые. Эти люди поссорились. Кто-то сгоряча ушел из дому - наспех собрал вещи, накидал в чемодан, связал за четыре конца. Делал это нервно и небрежно, на глазах у обидчика. И ушел, вероятно хлопнув дверью, - как водится в таких случаях - навсегда. Чтобы не знали о ссоре посторонние, несет вещи на вокзал. Уже в этом видна надежда на примирение и возвращение. Если бы уходил (уходила) навсегда, то понес (понесла) бы нажитое туда, куда отправляется жить и ночевать.
Потом люди мирятся, любовь вспыхивает с новой силой, и они идут за вещами вместе, хотя оставлял их один. Они возвращаются очень торжественно - так пассажиры и провожающие не ходят.
Только не всегда эти примирения полны радости. Если среди поспешно набросанных и кое-как увязанных вещей много ложек, вилок и если предметы эти слишком старомодны, то наверняка хозяин их человек старый. Он обиделся на детей, ушел из дому, намереваясь не вернуться, но и надеясь втайне именно на это. Случается, что перенесшие потрясение беглецы оказываются в больнице. Они дают доверенность, подписанную врачом: вещи такие-то, ложки и вилки, поручается получить такому-то. Иногда, живые и здоровые, приходят за ними сами.
Как-то на вокзале приметили рослого заметного старика, с гордой осанкой, с большой, не полностью поседевшей бородой. Он несколько дней ночевал на лавках. Ночью не спал - грустно думал о своем, и у ног его смирно, не поднимая головы, лежала собака. А днем, наоборот, засыпал. В самый круговорот, в самый гам, но тогда не спала собака, скалилась, когда кто-нибудь хотел сесть рядом. Она не отходила от спящего, хотя поводок, выскользнув из рук, лежал на полу.
Потом старик пришел с женщиной средних лет. Она держала его бережно за руку, была ласкова, старалась заглянуть в самые глаза. Он, однако, и головы не поворачивал, когда к нему обращались:
- Папа, что там лежит еще?
- Не помню, - отвечал он хмуро.
- Папа, ну пойми, - говорила женщина, заполняя голубое стандартное заявление, - нам не нужны твои вещи. Просто нам нужно доказать, что этот узел твой. Что там, папа, еще?
Потом они ушли: женщина с узлом, старик с собакой.
Их чуть было не сшиб молодой человек, бледный, с испуганным взглядом:
- Я, кажется, что-то напутал! Сегодня у меня защита - плакатов нет. Помогите, я положил их в ящик - час назад, чтобы не помялись, а сам пошел в парикмахерскую. Мне же выступать. А в ящике ничего нет - открыто! Украли! Но зачем кому-то нужны мои чертежи?
Было это в тихое время «выноски». На десять утра потому и назначают выноску, что в этот час посетителей мало: одни уже ушли, другие еще не явились. Сотрудница камеры забытых вещей, только что пришедшая на работу, выслушав сбивчивую речь, стала смотреть свежие записи.
- Чертежи? «Технологический процесс выработки…»
- Они! - не дал ей договорить молодой человек. - Нашлись!
Конечно, по правилам, надо было заполнить заявление, на память перечислить содержимое, написать свою фамилию, имя, отчество, номер паспорта и кем он выдан. Но для этого нужно хоть десять минут, а юноша торопился и был до крайности взволнован предстоящей защитой диплома, потерей и находкой. Да и паспорта у него наверняка нет. Студенческое удостоверение, однако, было. Едва успели кое-что из него выписать, как юноша, не зная, что нарушает все законы хранения, схватил чертежи и выбежал:
- Спасибо! Опаздываю.
Ему так и не сумели объяснить, что чертежи действительно лежали в ящике, но дверцу он в волнении забыл закрыть. Какой-то пассажир, ставя свои вещи в шкаф, нашел их, передал дежурному.
Здесь этому даже не удивляются. Каждый день триста человек, иногда и больше, забывают загаданный код. И еще несколько или оставят вещи у шкафа, или забудут его закрыть. Даже в старой камере хранения, где вещи сдают кладовщику в обмен на жетон, то и дело обнаруживаются лишние чемоданы, узлы, свертки, наполненные сумки, рулоны. Обнаруживаются у самой стойки. Кладовщики даже помнят, как эти вещи они только что вынесли, но хозяина нет… Наверняка это кто-нибудь из тех, кто опаздывает на поезд - человек очень спешил к вагону и, отдав жетон кладовщику, полагал, что дело сделано. Потом эти вещи приходится перебирать, чтобы попытаться найти адрес владельца.
Как уже говорилось, каждый год двадцать семь тысяч владельцев все-таки не находятся. Это их вещи наполняют стеллажи до потолка. Три раза в год, потеряв всякую надежду, что рассеянный человек найдется, их снова осматривают, сличают с описью, которая была составлена в день находки. Делает это специальная комиссия - заместитель начальника вокзала, заведующий камерой хранения, старший кладовщик, работник милиции, товаровед из Москомиссионторга. Представитель торговли оценивает оставленные вещи - торшер, зонтики, швейную машину, детскую коляску, глобус, кларнет, валенки и прочее и прочее. После этого вещи отвезут в комиссионный магазин и продадут, а доход пойдет в пользу государства. Заполняя документы, привыкшие к такой процедуре люди все-таки вздыхают, жалеют тех, кто оставил вещи, не догадываются вернуться, хотя бы написать письмо, спросить - дескать, не нашлись ли мои чемоданы?
«Золотые серьги. Пятьдесят шестой пробы», - быстро пишет один из членов комиссии, а товаровед, немного подумав, назначает цену.
«Золотое кольцо. Семнадцатый размер… Хрустальная ваза, алмазная грань…» А потом снова - гитара, пишущая машинка, крыло от автомобиля «Жигули», детская коляска для близнецов, часы, термос, кукла, перчатки, шуба, распылитель…
Приходит машина. Большой, емкий грузовик. Он сделает, наверное, двадцать рейсов, пока не перевезет в магазины то, что оставили - себе на горе, никому не в радость - рассеянные, спешащие пассажиры.
Но гораздо больше вещей идет с полок обратно - владельцу.
«Дорогие, милые друзья! Что же это я наделала - все свои вещи оставила в камере и умчалась. Стыдно было кому-либо признаться. Горевала, но никому не говорила. И вот ваше письмо… Как вы меня обрадовали. Получила все. И платья свои, и обувь, и украшения - и зачем только я, дура, все это брала с собой?»
«Уважаемые товарищи! Удивляюсь, как это вы раздобыли мой адрес - никак не пойму. Честно признаюсь, в командировке я немного выпил. В поезде спохватился: нет технической документации, ради которой я целый месяц околачивался в Москве. Очень жалею, что признался начальству, - ведь окончилось все так хорошо. Обнимаю вас. Буду в Москве - привезу цветов».
Таких писем больше летом - от тех, кто возвращается из отпуска. Но еще больше после праздников. Очень уж забывчив, докучлив, задает так много работы этот праздничный пассажир!