Солнце и Луна (СИ)

Глава 9 Бастард королевской крови

Когда мы наконец вернулись домой, было два часа ночи. Усталость, до этого валившая меня с ног, вдруг куда-то испарилась, и я ворочался в постели, не в силах провалиться в сон. В голову лезли неприятные мысли, возвращая меня в несчастливое детство, отравленное подозрениями и одиночеством.

Первые годы своей жизни я не понимал, почему ко мне относились грубо, едва ли не с ненавистью. Как и любой другой ребенок я нуждался в любви, тепле, родительской заботе, но мать смотрела на меня с ужасом, а отец — и вовсе с яростью. Все встало на свои места благодаря Всеславу, когда мы поругались, и впервые подрались. Я его легко одолел, хотя был младше, и у него сорвало крышу от унижения.

Тогда и всплыла правда.

— Как ты посмел поднять на меня руку, бастард!

Я удивился, впервые услышав это слово, и решил, что он просто меня обзывает.

— Сам ты бастард! — закричал я в запале.

Всеслав оскалился, как звереныш.

— Мой отец — Кристофер Беломорский, а ты ни капли на нас не похож. Все говорят, что твоя мать нагуляла тебя от крола Казимирова, вы с ним похожи, как две капли воды. Так что это ты бастард! Ублюдок!

В тот момент я испытал все оттенки эмоций, и повторно кинулся на него, но брат был готов, и сумел сломать мне руку. Мы никому не рассказали о своей драке, мою травму списали на мальчишеские проказы, и Всеслав довольным расхаживал по Сколлкаструму, пока я лежал у целителей, и в возрасте пяти лет обдумывал всю свою предыдущую жизнь.

Наверное, именно тогда и умерла моя детская наивность. Я осознал, в каком опасном положении находился все то время, и боялся момента, когда моя родовая сила вылезла бы наружу. Все ранее смутные намеки обрели четкость, я понял, почему мать глядела на меня исподлобья, как на злейшего врага, и почему отец выделял Всеслава, и пренебрежительно относился ко мне. Он тоже подозревал во мне незаконнорожденного ребенка, и лишь дожидался времени, когда смог бы получить неопровержимые доказательства.

Еще одной горькой правдой для меня стало происхождение шрама на животе. Как поведал добрый старик-целитель, искренне жалевший меня, все Беломорские с рождения проходят тайный обряд инициации: на детей капают кислотной водой Мертвого моря, чтобы проверить, унаследовали они родовую силу, или нет. Кровным Беломорским опасная вода не причиняет вреда, но мою кожу она прожгла, что могло означать две вещи: либо мой родовой резерв не пробудился, и проявится позже, либо же я не принадлежу их крови.

Сначала все склонились к первому варианту, ибо иногда у детей поздно проявлялась драконья сила, но с годами я все больше становился похожим на крола Казимирова, и у общества возникали другие, более липкие подозрения. Они приглядывались ко мне, следили, ожидали, но до инцидента с Всеславом я и не подозревал, что все это время ходил по краю.

И моя жизнь превратилась в сущий кошмар: жестокие намеки, смысл которых раньше был мне не понятен, теперь ежедневно терзали мой слух, в глазах Кристофера я видел собственную смерть, брат не давал передышки, унижая меня за спиной родителей, а потом я начал ощущать в себе вспышки силы. Мне как раз исполнилось семь лет, я сбежал из замка, спрятался на берегу Мертвого моря, и с отчаянием обнаружил, что мой резерв черпает истоки от Солнечного Ореола.

— Это правда, они говорят правду! — приглушенный шепот сменился плачем, когда я понял, что действительно являюсь бастардом.

Первой мыслью было кинуться в кислотные воды, и умереть там до того, как мою тайну узнают Беломорские. Они не простили бы матери измену, как и кролу, и я мог стать разменной монетой в противостоянии двух родов, чего я совершенно не хотел. Но мне не хватило смелости убить себя, и я решил подавить резерв, скрывать его, что пока было легко. Конечно, в будущем он будет прорываться наружу, но мне нужно было немного времени, чтобы придумать план, и я действительно научился подавлять драконью силу.

Из-за этого я стал слабеть. Меня водили к целителям, думая, что я чем-то болею, но тот старик сразу понял в чем дело, и после моих судорожных рыданий согласился помочь. За такое его могли бы казнить, расценив покровительство как измену, но целитель сказал, что не допустит, чтобы ребенок расплачивался за чужие грехи.

Его слова открыли мне правду, которая раньше не приходила в голову: в моей незаконнорожденности был виноват кто угодно, но только не я. А я столько винил себя, презирал, стыдился, что не задумывался даже, почему вина за измену моей матери должна лежать на мне? Это она сделала выбор, она изменила супругу с кролом, она лгала долгие годы.

— Как бы мне овладеть Морским Штормом? — спросил одним вечером целителя. — Скоро мне будет трудно скрывать свой резерв.

— Увы, мальчик, это невозможно, — в его голосе чувствовалась грусть. — Каждый дракон обладает всего одной силой, переданной от отца. Если твой отец Казимиров, то быть тебе наследником Солнечного Ореола.

— И что, никому-никому не удавалось изменить резерв?

Я не мог смириться с истиной, что вызвало у старика улыбку.

— Ходили байки о видоизменении, но да это всего лишь сказки.

— Расскажите, пожалуйста!

— Драконы Южного материка спорили о возможности подмены резерва, о его видоизменении из одной материи в другую. Например, чтобы огненные драконы повелевали водной стихией, или воздушные, например, землей. Но ничего у них не вышло доказать, ибо видоизменение нереально.

— Как жаль! — воскликнул я, взбудораженный его рассказом.

— Жаль или нет, но это — непреложное правило нашего мира. Хотя, надо признать, драконов всегда влекло неизведанное. Взять к примеру северян: и у нас ходило много легенд, только большинство из них утеряны, а некоторые — так и вовсе под запретом.

— Почему же? — сердце заныло от непонятного волнения.

— Когда драконы Южного материка покорили Норгратер, они в первую очередь искоренили все существовавшие здесь религии, и приложили много усилий, чтобы уничтожить самобытность коренных норгратерцев. Однако не забывай, что северян им не удалось покорить: мы встали под стяг Казимирова добровольно, когда карта континента начала перекраиваться, и появилось слишком много угроз, против которых не стоило выступать в одиночку.

— Так сохранились хоть какие-нибудь легенды?

— О да, есть несколько. Например, я слышал, что первый из вашего рода был жителем кислотного моря!

— Не может быть! Там же живут только морские твари!

— Ну так это же сказки, старые легенды. Говорят, он был из племени беломоров, и вышел из моря к драконам, дабы помочь им бороться против Казимировых. Северяне любили его, едва не божеством считали, и упросили остаться с ними. Так он и стал Беломором, а его потомки — Беломорскими.

— Наверное, в этом есть смысл, ведь только Беломорские выдерживают кислотную воду, а остальных она насквозь прожигает.

Целителя позабавило мое нервное возбуждение, и он рассмеялся.

— Тебе надо успокоиться, иначе проявится твоя родовая сила.

— Конечно, вы правы, — я постарался успокоить гулко бьющееся сердце. — А какие истории о Беломоре вы еще знаете?

— Может, в следующий раз?

— Нет, пожалуйста! Пожалуйста!

— Ладно, не кричи так! Еще говорили, что Беломор поклонялся какому-то божеству, которое обитало в водах Мертвого моря. Он приходил на уединенный пляж за скалами на западе, и там испрашивал советы у высшего существа.

— Что это было за существо?

— Не знаю, об этом нет никаких упоминаний. Но оно было настолько могущественным, что дало Беломору способность в одиночку укрощать Королевский Шторм! Раньше от него, знаешь ли, не было спасенья.

Мое детское воображение рисовало безумные картинки, и я еще долго не мог прийти в себя, ежесекундно думая о божестве Мертвого моря. Старик пожалел, что рассказал мне о нем, и постоянно напоминал, что это — всего лишь сказки, россказни для детей, а не действительность. Я соглашался, но каждую ночь во снах видел страшную бурю, и выходящего из кислотных волн древнего исполина.

А потом случилось событие, которое навсегда изменило мою жизнь.

После очередной волны грубости со стороны Всеслава я был вынужден спрятаться, чтобы внутренняя сила из-за злости не пробилась наружу, но мое уединение было нарушено матерью и ее доверенной служанкой. Они гуляли по берегу, вдали от замка, и не видели меня, спрятавшегося за валунами.

— Это же прекрасно, госпожа! — раздался голос служанки.

— Ничего хорошего! — резко ответила мать.

— Наоборот, как только вы родите ребенка господину Беломорскому, ваши позиции в Сколлкаструме укрепятся. Да и за последние несколько лет вы не виделись с кролом Казимировым, никто не посмеет усомниться в отцовстве.

— Это неважно, хватит и того, что Ярогнев на него похож. Когда у него проявится Солнечный Ореол, мою измену уже не скроешь, и этот ребенок, которого я ношу под сердцем, станет таким же ублюдком в глазах общества, даже несмотря на то, что его отец — Кристофер, а не Ольгерд.

Они ушли, а я остался в безмолвном горе, давясь гневом и болью. Я возненавидел мать, женщину, которая сломала мою жизнь, растоптала свою честь и доброе имя законного мужа, но эта крохотная искорка света, только зародившаяся, не должна была пострадать, не должна была нести бремя позора за чужие грехи!

И я решился: если я был единственным доказательством измены матери, то после моей смерти никто ничего не смог бы доказать наверняка. Моя жизнь была бесповоротно загублена, но братик или сестренка, этот невинный малыш, мирно росший в животе матери, был действительно кровным Беломорским, и имел все шансы на куда более счастливое существование.

В голове прозвучала легенда, рассказанная целителем, о Беломоре, просившем морское божество о помощи. «Почему бы и нет! — подумалось мне. — Либо старые байки правдивы, либо же Мертвое море надежно скроет следы».

Сорвавшись на бег, я помчался на запад, к тем самым скалам, указанным в легенде. Не знаю, во что я тогда верил, но эта последняя надежда окрылила меня не хуже родового резерва. Детская наивность подогревала сердце, и я не собирался поворачивать назад, не хотел ни с кем прощаться, потому что никто меня не любил, и не стал бы по мне скучать. Все это было ради будущего ребенка, чтобы он жил спокойно и достойно, не вкусив моей боли.

Добрался на пляж я уже вечером следующего дня, когда свинцовое небо почти сливалось на горизонте с кислотными волнами. Моя решительность не поколебалась, и я остановился перед губительным морем, пытаясь представить себе Беломора, стоявшего здесь тысячелетия назад. Конечно, целитель сказал, что это лишь легенда, но сердце тянуло меня сюда, и надеялось, что сказка окажется явью.

Встал у кромки воды, мысленно обратился к божеству, жившему в море, потом заговорил вслух, прося помочь мне. Ответом было безмолвие, шум прибоя и свист ветра. Холодное разочарование закрадывалось в мысли, но я не желал отчаиваться слишком рано, и во весь голос закричал, призывая его из морских глубин.

Спустя некоторое время я охрип, и окончательно утратил веру.

— Действительно, обычная сказка. Казимировы были правы, нет никаких богов, все это — выдумки примитивных дураков.

Испробовав первое средство, и потерпев неудачу, я осознал, что мое существование закончится прямо здесь и прямо сейчас. Я жил в одиночестве, и так же умру, уступая дорогу другой жизни.

Раньше я подавлял свой резерв, сейчас же обратился к нему, ощущая крохотные искорки, мириадами пронизывавшие тело. Они отозвались, и я установил с ними связь, призывая изменить мою форму. Резерв послушался, заклокотал, и я сам ощутил выброс энергии. С его помощью я легко оторвался от земли, и ощутил этот болезненный процесс, когда человекоподобная форма впервые принимает истинный облик. К радости от первого перевоплощения примешивалась горечь, потому что я был драконом Солнечного Ореола, моя сила принадлежала семье крола.

Но я не стал долго об этом размышлять, ибо боялся, что кто-нибудь меня обнаружит. Работая крыльями, отлетел подальше от берега, и безостановочно несся вперед, пытаясь вымотать себя, лишить возможности вернуться обратно. Постепенно суша отдалялась, и я остался один на один с бушующими волнами посередине зловещего Мертвого моря, чьи кислотные воды должны были стать моим саваном.

Оглянувшись в последний раз, я направился на предельной скорости вниз, в объятья своей смерти.