Благодаря ему я успокоилась, и смогла выбросить неудобные мысли из головы. Тем более, на следующее утро к нам пожаловали новые гости: лорд Девон Дартмур со своим сыном Эксетером. Они оставили крола сразу, как позволили приличия, и прибыли узнать, как чувствует себя Ярогнев. Кристофер был доволен их визитом, и с большим удовольствием смотрел на Ярославу и Эксетера, которые выглядели непозволительно влюбленными.
— Скоро заканчиваются каникулы, сударыням придется возвращаться в Академию, — с улыбкой сказал лорд Дартмур, на что мы возмутились.
— Я не оставлю брата! — решительно заявила Ярослава.
— А вы почему не протестуете? — обратился ко мне почетный гость.
Мне было неловко настаивать на своем пребывании здесь при посторонних, но в разговор вступил Артемий Круторогов.
— Думаю, господин Беломорский не станет возражать, если сударыня Стрелицкая останется еще немного, поддержит свою подругу. Сударыне Ярославе не легко пришлось в последнее время.
Кристофер важно кивнул, зато лорд Дартмур расхохотался.
— Господин Круторогов, уж простите меня, если я лезу не в свое дело, но я с самого первого дня сударыни Стрелицкой в Академии понял, что она приходится вам дочерью!
Мы все застыли, тараща глаза на Девона, который невозмутимо продолжил обличать нас.
— Стоило мне увидеть сударыню в родовой диадеме Ясногоровых, так я сразу заподозрил, что она на самом деле драконица. Только, простите за эти слова, я посчитал ее незаконнорожденной Ясногоровой, так как отпрыски этого рода уделяли ей слишком много внимания. А потом я заметил чувства со стороны сударя Матвея, и увидел ваш танец: вы смотрели на нее так, как и подобает любящему отцу. Тогда все последние сомнения и развеялись.
Ситуация сложилась крайне щекотливая, но мой отец оценил сдержанность Дартмура. Он действительно никому не рассказал о своих наблюдениях, не создавал нам проблем, а в чем-то, как оказалось, даже помог.
— Я дал вам на экзамене лист с вопросами о лавовых драконах, помните?
Так вот почему он так пристально на меня смотрел!
— Мне стало интересно, сможете ли вы непредвзято написать о своем же роде. И вы справились великолепно!
Когда первые эмоции сошли, мы вдоволь насмеялись над прошлым, и остались в хорошем расположении духа. Нам с Ярославой позволили пробыть в Сколлкаструме подольше, хотя от домашнего обучения не освободили.
Ну а потом случились три наиважнейших события.
Первое — меня наконец-то официально признали наследницей Артемия. Перед самым концом зимних праздников в столице, крол Казимиров лично объявил на заключительном балу, что дочь господина Круторогова на самом деле жива. Драконы тут же схватились за сердца, предчувствуя неиссякаемый источник сплетен, и правитель их не подвел: они выслушали трогательную историю разлуки родителей с ребенком, вражду и месть с неназванным родом (Рустемзаде потребовали не обнародовать их участие в моих гонениях).
Также довольный собой крол не забыл упомянуть, как он лично уладил давние разногласия, взял меня под защиту своего имени, и мягко намекнул, что любое неуважение ко мне будет расцениваться как нанесение обиды правящей семье. Кульминационным моментом стало раскрытие личности «виновницы торжества», и драконы взорвались эмоциями, когда узнали, что якобы смертная ученица Элиф Стрелицкая на самом деле — драконица Туана Круторогова, единственная наследница рода Подводных Вулканов.
Разумеется, самые интересные новости мы узнали из письма Аглаи Мунтияровы — доверенной помощницы Артемия. Оказалось, все благородное общество в один голос заявило, что с самого начала было понятно мое «не простое происхождение», раз меня приняли в Академию и «особо благоволили». Крол не посчитал нужным рассказывать о моем неведении в собственном происхождении, поэтому меня сочли «юной драконицей, хранившей тайну», и столичные завсегдатаи опечалились из-за невозможности немедленно со мной познакомиться. Тогда же и всплыло имя Вадима Хрусталева — ученика-дракона, едва не убившего меня пару месяцев назад. Его исключили, и отправили в ссылку, и теперь драконы с особым наслаждением поливали его грязью за нападение на кровную драконицу. Пусть он и считал меня тогда человеком — его вины это в глазах общества не умаляло.
Отец же знакомился с письмом от крола Казимирова, и его глаза светились от счастья.
— Дочь, — обратился он ко мне, — скоро мы получим твои измененные документы, Ольгерд распорядился направить их сюда.
— Поздравляю, сударыня Круторогова! — улыбнулся лорд Дартмур, и присутствующие повторили его поздравление.
Я встретилась взглядом с Матильдой, и, такое чувство, будто нам на секунду открылись мысли друг драга. «Я всегда буду твоей Элиф!» — сказали мои глаза. «Знаю, моя девочка, моя Элиф!» — ответила мне она.
— В любом случае, в Академию ты вернешься уже с новым именем, — продолжал ликовать отец. — Я позабочусь, чтобы преподаватели следили за поведением учеников, никто не посмеет давить на тебя. Все ведь понимают, что такое защита именем крола!
— Я тоже сделаю все возможное, — кивнул Девон, и они с Артемием пожали руки.
— Скорее бы показать тебе твой дом, дочь! Место, где ты родилась, твое родовое гнездо.
— Хорошая идея, учитывая, что скоро сударыня снова поменяет фамилию! — сказал Кристофер Беломорский.
В этот момент мое сердце с силой сжалось, Ярослава с Леоном понимающе переглянулись, Эксетер заинтересованно впился взглядом в Ярогнева, госпожа Беломорская опустила глаза, господин Клеверов не сдержал смешка, а отец грустно вздохнул.
Отсюда вытекает второе важное событие — Кристофер Беломорский продемонстрировал присущую северянам прямолинейность, и попросил мою руку для своего сына. Отец точно был недоволен поспешностью, но согласился с самой искренней учтивостью, на которую был способен.
Мои щеки раскалились, а руки задрожали, когда Ярогнев с помощью Леона поднялся на ноги, и повторил предложение уже лично мне. Я согласилась, он надел мне кольцо на палец, и мы поцеловались, вызвав радостные поздравления, аплодисменты и прочие выражения чувств. В комнату вошли слуги с ларцом, открыли, и моя будущая свекровь вытащила оттуда родовую диадему Беломорских — «Слезы моря». Я полуприсела, и украшение водрузили на мою голову.
Диадема была невесомой, удобной, выглядела изящной и волнующей, словно олицетворение таинственных морских глубин. Подвески из прозрачных кристаллов нереальной красоты при каждом движении головы покачивались, играя на свету, и придавая лицу особый блеск. Это я поняла потом, когда увидела себя в зеркале, а в тот момент у меня просто не было сил дышать от волнения.
— Мы рады принять тебя в наш род, Туана Круторогова! — произнесла госпожа Беломорская тоном, исключавшим любую радость.
Глаза отца увлажнились, и неудивительно: сбылась его мечта, он обрел дочь, выдавал замуж, почти все вокруг излучали счастье, и былые беды остались позади. Он ничего не говорил, но я нутром чувствовала его желание пойти дальше, и изменить жизнь куда радикальнее. Любопытно, он уже выбрал себе новую супругу, или только подумывает о женитьбе? Будет ли она моей ровесницей, или на этот раз он возьмет в жены вдову? Вряд ли, первый вариант выглядит более походим на правду: ему нужен наследник, и молодая здоровая драконица, способная родить детей.
От этой мысли мне стало больно, но я постаралась отогнать плохие мысли, и сосредоточиться на своем счастье. Я выйду замуж за любимого мужчину, мы будем счастливы, и через все испытания мы пройдем вместе! Да будет так!
Ярогнев медленно поправлялся, но после помолвки ему снова пришлось вернуться в палату к целителям, откуда его долго не выпускали. Вынужденное бездействие злило его, он жаждал приступить к расследованию, найти тех предателей, убийц своего брата. К тому же как новому наследнику рода ему предстояло много хлопот, а господин Клеверов прописал постельный режим, заставляя лежать круглыми сутками.
Продленные каникулы подходили к концу, нам с Ярославой предстояло вернуться в Академию. Конечно, видя, как восстанавливается Ярогнев, мы могли со спокойным сердцем покинуть Сколлкаструм, но нам было грустно расставаться и с ним, и с этим прекрасным временем, проведенным на севере.
Тогда-то и произошло третье важное событие — Эксетер Дартмур посватался к сударыне Беломорской. Ярослава светилась любовью, когда жених надел кольцо с огромным камнем на ее изящный пальчик, а потом лорд Дартмур приказал внести ларец, в котором обнаружилась их родовая диадема — «Цветущий вереск», — идеально подходившая к ее черным волосам. Когда пришла моя очередь ее поздравлять, я не сдержала эмоций, и крепко ее обняла, что выходило за рамки приличий, но драконица радостно ко мне прижалась, вызвав одобрение у всех присутствующих.
— Они как две сестры! — умильно сказал Кристофер.
— Да, только одна собирается взять фамилию Беломорских, а вторая — от нее избавляется, — хмыкнул в ответ Леон.
Двойная помолвка не могла долго храниться в тайне, поэтому перед нашим отъездом господин Беломорский все-таки организовал грандиозный праздник. Во дворце собралось много знатных драконов севера, мы получили массу подарков и поздравлений, гуляли весь день и всю ночь. У меня не было подходящего наряда для помолвки, но госпожа Беломорская одолжила мне свое платье, в котором когда-то впервые предстала перед женихом. Кристофер настолько расчувствовался при виде меня, вспомнив тот давний день, что поцеловал жену, шокировав всех присутствующих. Да, не часто увидишь, как суровый хранитель севера демонстрирует чувства!
Поэтому расставаться со Сколлкаструмом нам было крайне тяжело. Не обращая внимания на угрозы целителей, Ярогнев спустился, чтобы проститься с нами. Мы договорились продолжать переписку, и нежно поцеловались, вызвав ревнивое недовольство моего отца, и полное одобрение у родителя жениха. Даже его мать простилась со мной теплее, чем я рассчитывала, и кроме слез от расставания во мне вскипало предчувствие будущего счастья.
Матильда, Милена Дымова, отец и Дартмуры ехали от нас отдельно, и мы с Ярославой получили возможность вдоволь наговориться. Снова и снова мы вспоминали тревоги и радости, боль и торжество, как Ярогнев умирал, как я прибыла на север, как он пришел в себя, как мне вернули положение в обществе, как одна за другой мы стали невестами.
Кто бы мог подумать: я — невеста дракона! Будущая жена Ярогнева Беломорского, наследника рода Морских Штормов! В день нашего знакомства это казалось совершенно нереальным: я была безвестной сиротой, простой смертной, он выглядел легкомысленным любителем девушек, вел себя и ненавязчиво, и вызывающе. И именно он стал моей судьбой, он оказался тем самым, кто занял все мои мысли, заслонив собой весь свет.
В тот сентябрьский день в библиотеке Академии он заметил, что Морской Шторм не любит делиться. Я подумала, что он имел в виду симпатию Ярославы к Матвею, но, как он мне признался перед моим отъездом, эти слова касались меня:
— Однажды я сказал тебе, что Морской Шторм не любит делиться, — нежно улыбнулся он, отрываясь от поцелуя. — И теперь ты моя, навсегда!