Солнечное затмение

Глава 20 Разгром офицерско-юнкерского восстания в Петрограде

29 октября 1917 года, не обсуждая ни братоубийственные события в Москве, ни братоубийственные события и Питере, митрополит Тихон, из текущих дел заслушав приветствия, предложения по упорядочению внутренней работы Собора в Москве по выбору патриарха, провёл молебен об умиротворении Родины в огромном храме Христа Спасителя. Вокруг храма Христа Спасителя уже были сооружены офицерами, юнкерами и черносотенцами пулемётные гнёзда из бочек, вывернутой брусчатки, брёвен и рекламных щитов лавок и мастерских. Юнкера и офицеры от храма и под словеса о любви посылали гулкие пулемётные очереди через реку в Замоскворечье по баррикаде 55-го запасного полка и по стёклам Трамвайной электростанции, по фасадам домов и заборам вдоль Пречистенской набережной.

После молебна иерархи церкви чинно проследовали на легковых автомобилях на виду у сражающихся сторон обратно в Лихов переулок для дальнейшего своего действа по выбору патриарха. Из 700 тысяч православных прихожан, 7000 православных священников в дни разлившегося горького моря братоубийства из-за жадности одних и безысходности других, лишь один участник Собора — епископ Камчатский и Петропавловский Нестор вышел на Пречистенку, и стал ходить по переулкам от баррикад солдат и рабочих до чердаков и окопов юнкеров в качестве священника-санитара. Сам сын военного, он со слезами на глазах отпускал теперь грехи солдатам, умирающим под осенним дождём на залитом кровью холодном московском булыжнике, смягчал сердца озлобленным юнкерам, потерявшим после смены власти возможность стать прапорщиками и вернуться на фронт…

Примерно в это же самое время, когда Василий в Москве обедал со Станиславским в компании молоденьких актрис из 1-й Студии МХТ, в ресторане «Славянский базар», уже после полудня бесконечного дня 29-го октября в Питере от Николаевского кавалерийского училища по приказу Полковникова, легко прорвав оцепление красногвардейцев и матросов, двухпулемётный броневик Austin под командованием начальника артиллерийской части запасного бронедивизиона штабс-капитана Сафонова, двинулся на Петроградскую сторону в качестве подкрепления для окружённого Владимирского училища. Броневик должен был атаковать артиллеристов лейб-гвардии Гренадерского полка, ведущих огонь по комплексу зданий этого пехотного училища. Подавив с помощью бронемашины артиллерийский огонь лейб-гвардейцев по юнкерам-владимирцам, можно было рассчитывать на деблокаду училища и использование юнкеров для помощи в свою очередь Михайловскому инженерному училищу на набережной Большой Невы на Выборгской стороне, располагающему пулемётно-пушечными броневиками и сильной артиллерией. Это в свою очередь могло бы резко изменить ход боевых действий в Петрограде в пользу сил эсеровского комитета Полковникова и офицерских отрядов Алексеева.

При выезде на Каменноостровский проспект броневику мятежного эсеровского комитета преградили путь боевые бронированные машины Петросовета под командованием командира 4-го броневого дивизион штабс-капитана Руднева. В его распоряжении был один из восьми выпущенных в царской России экспериментальных броневиков «Руссо-Балт Тип C» со слабой 5-миллиметровой бронёй и 3-я пулемётами Максима. При скорости 10 километров час и пробиваемости тонкой брони из винтовки Мосина с 200 шагов, эти машины были непригодны для фронта. Вторым броневиком Руднева был один из шести английских броневиков Sheffield-Simplex с 8-миллиметровой бронёй на деревянном каркасе и двумя пулемётами. Сделанный на базе английского легкового автомобиля, Sheffield-Simplex тоже не подходил для фронта, не имея возможности двигаться по грунту, как и другие броневики британской фирмы The Army Motors Lorries of Wagons, в тот момент неисправные. 60 броневиков на базе автомобиля Sheffield-Simplex, купленные Временным правительством в Англии благодаря премии покупателю в размере 15 процентов от суммы покупки, были совсем непригодны для боевых действий на фронте. Сейчас эти машины встретились на проспекте Петрограда с английской же машиной, но более совершенной — Austin. Начался бой пулемётных бронемашин: рёв шести пулемётов, снопы искр от брони, фонарных столбов, решёток балконов, глухой звон, вой рикошетов, чавканье пуль, впивающихся в штукатурку фасадов, высоких звук бьющегося оконного стекла и хрустальный звук бьющихся магазинных витрин, оглушающее эхо каменных колодцев площадей. Казалось, город смолк в эту роковую минуту, напившись вдоволь грохотом страшного дня!

Броневик «Руссо-Балт» штабс-капитана Руднева был изрешечен пулями в упор и задымился. Трое из его экипажа были ранены осколками брони, один пулемётчик убит. Броневик Sheffield-Simplex, хотя и не имел пробития брони, но потерял ход из-за повреждения передних колёс с автомобильными шинами без защиты, и из-за заклинивания подшипников ступиц. Но и один из пулемётов боевой бронированной машины штабс-капитана Сафонова был повреждён, а одно переднее колесо провалилось в ремонтную траншею канализации. Исправный пулемёт второй башни оказался направлен в сторону крыши соседнего дома и был теперь бесполезен. После ультиматума и угрозы поджечь броневик бензином, не желая сгореть заживо и получив гарантии от самосуда, штабс-капитан сдался с четырьмя другими офицерами экипажа матросам патруля. Броневик Austin было тут же вытащен, и поступил под командование Руднева. Бронемашина присоединилась к солдатам лейб-гвардии Павловского резервного полка при четырёх трехдюймовых орудиях, шедших для штурма Михайловского училища…

Это был тот самый единственный полк русской лейб-гвардии, сохранивший в качестве парадных головных уборов высокие остроконечные гренадерские шапки-каски с сияющими медными налобниками эпохи Фридриха Великого, пробитыми пулями в кровавых сражениях прошлого, полк, имеющий право на параде идти с винтовками наперевес. Теперь лейб-гвардейский полк шёл под командованием своего капитана Козловского на юнкеров и офицеров из отрядов Алексеева под марш полкового оркестра. Легкие переливы кларнетов и флейт, тяжёлые ритмичные удары большого барабана, звон тарелок, лёгкость музыкальных фраз и свирепый задор дополнялся грохотом сотен подошв солдатских сапог по брусчатке, стуком копыт конных упряжек, тянущих артиллерийские орудия и зарядные ящики, шумом моторов бронеавтомобилей… Прапорщики несли два знамени — знамя полка — белое полотнище с желтым крестом и двуглавым орлом, пожалованное за выдворение неприятеля за пределы России в 1912 году и красное полотнище революции. Идущий следом отряд кронштадтских матросов смотрелся на этом фоне толпой гуляк. Характеризуя лейб-гвардейцев-павловцев в своей поэме «Медный всадник» Александр Пушкин сказал: «Лоскутья сих знамен победных, сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою…». Он точно описал самоощущение лейб-гвардейцев-павловцев, отличных от других соединений русской армии. Юнкера Михайловского артиллерийского училища уже встретились с ними лицом к лицу четыре дня назад, когда стояли со своими пушками на Дворцовой площади Зимнего дворца, защищая диктаторский Временный совет Российской Республики. Лейб-гвардейцы пришли тогда свергнуть Временное правительство Керенского не потому, что так решил Ленин или Сталин, а потому, что так решил их полковой комитет — хватив беззакония, коррупции и кровавой войны для обогащения капиталистов. Долой Керенского и диктаторский Временный совет Российской Республики!

Юнкера тогда не осмелились стрелять в лейб-гвардейцев-павловцев, тем более, что 152-миллиметровые орудия крейсера «Аврора» своими выстрелами дали понять, что юнкерам не стоит использовать пушки. И теперь, имея большое количество винтовок, пулемётов, траншейных пушек, боеприпасов, две четырёхорудийные батареи 3-х дюймовых полевых пушек и две бронированные боевые машины — «Ахтырец» и «Илья Муромец», увидев блистающую штрихами штыков колонну лейб-гвардейцев, подходящую к зданию училища на Выборгской стороне, юнкера свой воинственный пыл тоже убавили, хотя броневики «Ахтырец» и «Илья Муромец» могли немедленно начать атаку и убить множество людей. Это были две уникальные полугусеничные бронированные боевые машины из состава Запасного бронедивизиона на базе тракторов американской фирмы Allis Chalmers Motor Truck. Почти год их бронировали на Путиловском заводе, и они имели каждый по два пулемёта Максима и одной 76-миллиметровой горной пушке во вращающейся башне. При весе 12 тонн и скорости 12 километров в час, это был скорее танк, а не броневик, если бы не передние тракторные направляющие колёса и броня всего в 6,5 миллиметров толщиной, пробиваемая из винтовки Мосина с дистанции 200 метров.

Забаррикадировавшиеся в училище 750 офицеров и юнкеров-михайловцев, одетых частично в парадную форму с киверами с помпоном и кистями, высокие сапоги со шпорами, в белые замшевые перчатки, имея на груди награды и нагрудные знаки, при кобуре с револьвером со шнуром, а частью одетых в повседневную форму с киверами без помпонов, коричневые перчатки, без наград и знаков, при виде лейб-гвардейцев воевать расхотели. Одно дело избивать, как на охоте, не обученных пехотному военном делу красногвардейцев или матросов, а другие дело — столкнуться в ближнем бою с лейб-гвардией, подготовленной для сражений в тяжелейших фронтовых окопных условиях.

Находящийся в училище полковник Полковников — глава мятежного эсеровского комитета, и начальник училища генерал Михайловский, несмотря на уговоры и угрозы убийством со стороны офицеров наёмного отряда «Союза офицеров» и офицеров училища, несмотря на телефонный звонок генерал-лейтенанта Алексеева с предложением генеральского звания Полковникову в его новой армии, и угрозы судом части начальнику училища генералу Михайловскому, предпочли сдаться лейб-гвардейцам, поставив этой сдачей другие военные части питерских путчистов практически в безвыходное положение. Генерал Корнилов — неудавшийся военный диктатор России, закончивший когда-то это артиллерийское юнкерское училище, имел в лице его преподавателей своих не только горячих приверженцев, но и личных друзей. Поэтому нескольких таких офицеров из организации Корнилова юнкерами пришлось оттаскивать от своего начальника, для предотвращения над ним самосуда…

В Москве же в послеполуденные часы, одновременно с боями на Тверском бульваре, на Тверской улице, в Кудрине и Лефортово, «мартовцы» — солдаты 193-го запасного полка, солдаты-«двинцы» и рабочие Хамовников, после захвата Провиантских складов, устремились по Остоженке и Пречистенке к зданию штаба московского военного округа. Неожиданно они попали в огневой мешок у церкви на перекрёстке Остоженки с Лопухинским и Зачатьевским переулками. Пулемёты офицерских и юнкерских расчётов открыли огонь из зданий уже пройденных, с тыла, и из зданий с фронта. Одновременно начался обстрел с флангов из переулков, с крыш и с колокольни церкви Воскресения Словущего. Из окон высотных домов офицеры и юнкера бросали вниз ручные гранаты. Потеряв за несколько минут шесть человек убитыми и вдвое больше ранеными, с залитого кровью проклятого перекрёстка, солдаты в панике отступили к Мансуровскому переулку. Раненных с тротуаров юнкера и офицеры подобрать не дали, и люди, умирая, протягивали руки к товарищам с мольбами о помощи, медленно истекая кровью…

Оказавшись перед необходимостью последовательного штурма домов-крепостей на Остоженке, солдатам окопной войны сейчас предстояло действовать только по своему наитию. Что бы они не предприняли, в конце наступления их ждал мощный узел обороны — храм Христа Спасителя, стилобат которого в военном отношении представлял из себя теперь форт с простреливаемыми для оборонительного огня со всех сторон подступами, под прикрытием артиллерийских батарей Кремля и Арбатской площади. Солдатского парламентёра с белым флагом, пошедшего к юнкерам с просьбой вынести раненых товарищей, убили одним метким выстрелом, как на стрельбище училища, через бойницу стены Зачатьевского монастыря. Из сквера у Штаба округа по скоплению солдат у Мансуровского переулка начали стрелять бомбомёты, однако весьма неточно. Одной из бомб был ранен бывший командующий армией бывшего Временного правительства генерал-адъютант в чине генерала от кавалерии Брусилов, проживающий в отставке в своём доме в этом переулке, после чего Брусилов позвонил по телефону Рябцеву и потребовал прекратить огонь из бомбомётов по его дому. Обстрел прекратился, но стало понятно, что прорваться через кварталы Остоженки и Пречистенки к храму Христа Спасителя и штабу округа без последовательного занятия одного дома за другим не получится. Отсутствие артиллерии здесь, как недавно в бою за Крымский мост, тоже сказалась негативно — наступление захлебнулось кровью, более того, можно было с минуты на минуту ждать контратаки офицерских отрядов с целью отбить Провиантские склады. Кудринская площадь всё ещё находилась под контролем офицеров Трескина, а широкий и густо заросший деревьями Новинский бульвар под контролем юнкеров Александровского училища. Пришлось солдатам и рабочим строить на Остоженке баррикады, чтобы помешать атаке броневиков между Барыковским и Лопухинским переулком…

В Питере во второй половине дня события развивались стремительно. Солдаты лейб-гвардии Кексгольмского полка выбили 150 офицеров и юнкеров-николаевцев из здания телефонной станции, и захватили 45 путчистов в плен на верхнем этаже, когда у них кончились патроны. Основной же отряд офицеров и юнкеров под прикрытие своего броневика с боем двигался по улицам к Исаакиевской площади, к зданию Министерства земледелия и, после короткой атаки захватил его. Здесь лейб-гвардейцы-фронтовики наконец-то забросали броневик гранатами, повредив колёса. Четырёх офицеров обслуги броневика под командованием поручика, убивших из своих пулемётов за шесть часов более двадцати солдат и рабочих, ранивших более полусотни, лейб-гвардейцы убили беспощадно при попытке покинуть бронемашину. Не давая закрепиться жестокому врагу в здании Министерства земледелия на Исаакиевской площади, солдаты привезли 3-х дюймовое орудие и открыли по зданию огонь…

Одновременно лейб-гвардии Семёновский и лейб-гвардии Егерский полки выступили к Царскому селу против казаков Керенского, Савинкова и Краснова. Солдаты двух лейб-гвардейских резервных полка пошли в бой на казаков Краснова не потому, что так решил Ленин или Сталин, а потому что так снова решили их полковые комитеты — хватит беззакония, коррупции и кровавой войны для обогащения капиталистов. Снова солдаты кричали на полковом собрании:

— Долой Керенского и диктаторский Временный совет Российской Республики!

Лейб-гвардии Волынский полк, родной полк лейб-гвардии полковника Трескина, устроившего сейчас кровавое побоище в Москве, сохранял нейтралитет. Мятежное Владимирское училище осталось в одиночестве, но и теперь отказалось сдаться в надежде на подход войск Керенского и Краснова. Орудийный обстрел училища артиллерийскими гранатами был возобновлён. Лейб-гвардейцам противостояли юнкера-владимирцы, выбравшие себе военную профессию — путь убийства простого народа за деньги богачей. Лейб-гвардейцы Гренадерского полка стреляли по Владимирскому училищу из штатных 3-х дюймовых пушек образца 1909 года с прицелами куда как точнее, чем в Москве по Алексеевскому училищу стреляли солдаты артиллерийских мастерских и красногвардейцы отряда Демидова без прицелов из 75-миллиметровых японских пушек Арисака…

После нескольких удачных попаданий и взрывов гранат внутри здания, убивших полковника Куропаткина, скрывавшегося во внутренних помещениях среди раненых, в самом здании груды кирпичей оказались перемешаны с трупами юнкеров. В лужах крови лежали оторванные части тел среди опрокинутой мебели, винтовок, матрасов, одежды, части мозга с волосами. Воздух был заполнен пыльным туманом. Начался пожар.

Солдаты лейб-гвардии Гренадерского полка с криками «ура» бросились на штурм училища, разрушили баррикады в дверях и ворвались внутрь. Оставшиеся в живых 200 офицеров и юнкеров, справедливо опасаясь немедленного самосуда за убитых ими солдат и рабочих, бросили оружие, подняли руки вверх и сдались в плен, после чего были отправлены в Петропавловскую крепость. Другие пытались отбиваться, и были заколоты штыками. Некоторые офицеры и юнкера, особо запятнавшие себя убийствами ночью караульных, артиллеристов, санитаров и парламентёров, бежали через чердак, через отверстия в стене, спустились на соседние дома по связанным простыням…

Смерть в бою 45 своих товарищей солдатами переживалось очень остро. Более 100 солдат было ранено, в том числе тяжело. Даже среди толпы зрителей было десять раненных…

К вечеру в столичном Петрограде последние мелкие группы мятежников были уничтожены или взяты в плен, захвачены были обратно все броневики. Один из оплотов восстания и штаб-квартира королевской Secret Intelligence Service в России, принимавшей участие в организации провального мятежа, имеющего цель вернуть России правителей, желающих продолжать войну, в отеле «Астория», усиленно охраняемом юнкерами и офицерами из «Белого креста», после короткой перестрелки, была занята красногвардейцами и лейб-гвардейцами. Резидент королевской службы безопасности Secret Intelligence Service отдела MI6 Освальд Рейнер был временно задержан. Мятеж юнкеров и офицеров полностью провалился.

Городская Дума Питера взяла на себя заботу о захваченных в плен и раненых юнкерах и офицерах. Раненые солдаты и рабочие не привлекли забот городской Думы Питера и либеральных газет.

Раздосадованный бездарностью своих полковников и решительностью Ленина, бывший царский генерал-адъютант в чине генерал-лейтенанта Алексеев, почти видевший себя уже диктатором России, в сопровождении своих офицеров-боевиков и с денежной кассой покинул Питер и выехал в Новочеркасск. Куш для грядущего диктатора России был поистине велик — одно только имущество бежавшего в южный Крым, в свой мавританский дворец рядом с Ялтой после свержения несколько дней назад правительства Керенского, семейства старого князя Юсупова, было огромно, являясь, по сути, трофеем того, кто его возьмёт у беззащитных отныне олигархов…

В России, как бы вновь теперь распавшейся на мелкие удельные княжеские или бесхозные земли времён до Батыева нашествия, отрезанные друг от друга бездорожьем, прерванной почтовой и телеграфной связью, лесами, болотами, разобранными мостами и вдруг удлинившимся пространствами, богатство Юсуповых, которое больше не находилось под защитой государства и его вооруженных сил, только стоимость сельских имений и земли без учёта городских владений, дач, дворцов и денежных капиталов равнялось при пересчёте 22 тоннам золота. Кроме пахотной земли Юсуповы владели горными заводами на Урале, деревообрабатывающими предприятиями, картонными и бумажными фабриками в Архангельске, плантациями сахарной свеклы в Черноземье, угольными шахтами в Донецкой области, Ракитянским сахарным заводом, Милятинским мясным заводом, Должанскими антрацитными рудниками, несколькими кирпичными заводами, они имели ценные бумаги, хранившиеся в основном в Азовско-Донском коммерческом банке у Каменки и в Санкт-Петербургском международном коммерческом банке у Вышнеградского. За Юсуповым были записаны 4 дворца и 6 многоквартирных домов для сдачи в аренду в центре Петербурга, дворец и 8 многоквартирных домов в центре Москвы, 30 усадеб и поместий по всей стране. Это и много чего другого принадлежало младшему из князей — Феликсу, помолвленному с племянницей гражданина Николая Романова — бывшего императора Николая II. Одна только огромная овальная жемчужина La Pellegrina из его сокровищ, переданная когда-то испанским королём Филиппом IV королю Франции Людовику XIV в качестве приданого, стоила в пересчёте на золото 750 килограммов благородного металла. Восемь таких жемчужин, или подобных им, в общем-то никчёмных предметов, будь они отданы русскими богачами в качестве благотворительного дара в казну России в 1867 году, позволили бы не продавать Аляску по бросовой цене для выплаты процентов Ротшильду по кредиту, взятому русским царём Александром II для выплаты компенсации русским помещиков за отмену крепостного рабства в 1861 году…

Но богачу всегда свой La Pellegrina ближе к телу! Разорение России к моменту продажи кучкой богачей этой огромной территории вместе с населением достигло своей точки перелома, и начался территориальный распад страны. Князь Феликс был сейчас в воюющей Москве, и с ужасов слушал артиллерийскую канонаду в городе — на следующий день после бегства Керенского, он привёз большую часть своих фамильных драгоценностей прятать в тайники в своём древнерусском дворце в Большом Харитоньевском переулке. В начале империалистической войны в 1914 году, как почти все состоятельные семьи, Юсуповы перевели свои зарубежные сбережения в Россию, чтобы избежать конфискации немецкими, французскими или английским властями в период кризиса. Используя ввезённый обратно в Россию капитал, только лишь на военных заказах для убийства миллионов русских мужиков, одетых в серые солдатские шинели, Юсуповы получали за один год кровавой войны сумму эквивалентную тонне золота. Поэтому Феликс Юсупов, безнаказанно для себя, как неподсудного члена царской семьи, стреляя и травя ядом Григория Распутина, отговаривающего царя от продолжения войны, вёл себя как американский гангстер, защищающий свой притон. Посол кровавого английского короля Георга V при этом тоже стрелял Распутину в голову из-за того же. Репрессии богатых господ всегда и везде проводились так: по их прихоти, без суда, списков и похоронных процессий…

В ответ на просьбу Феликса Юсупова полковник Рябцев выделил ему для охраны дворца полуроту юнкеров 2-й школы прапорщиков, а бывший лейб-гвардии полковник Трескин прислал грузовик с пулемётом и пятерых надёжных офицеров из «Союза георгиевских кавалеров». Грузовик с пулемётом разместился в парке Юсупова, где когда-то маленький Пушкин гулял с няней Ариной Родионовной и смотрел на диковинку — механического учёного кота. Часть драгоценностей, по стоимости эквивалентную пяти тоннам золота, была помещена олигархом в сейф англиканской базилики святого апостола Андрея на Большом Чернышёвском переулке по совету близких друзей князя — посла короля Георга V в России Джорджа Бьюкенена и резидента королевской службы безопасности Secret Intelligence Service отдела MI6 Освальда Рейнера, с которым молодой князь Феликс Юсупов вместе учился в Оксфорде и посещал гомосексуальные вечеринки. Имущество арестованного бывшего императора России — гражданина Романова, освобождаемое в случае его смерти и смерти его наследников было впятеро больше имущества Юсупова! Даже бриллианты украшений, постоянно носимые теперь с собой в заключении бывшей императрицей и принцессами, были баснословным богатством, сопоставимым золотым запасом небольшой европейской страны! Было за что бороться наследникам в случае смерти царской семьи!

Феликс Юсупов был самым богатым после Николая Романова, но далеко не единственным баснословно богатым человеком, чья собственность и капиталы повисли в воздухе после крушения защищавшей их власти Временного правительства. Таких же богатых, как князья Юсуповы, в России было немало и среди капиталистов недворянского происхождения, не имеющих родства с царской семьёй — русские Вышнеградский, Рябушинский, Путилов, Второв, Поляков, Морозов, прибалт Барк, швед Нобель, евреи Каменка, Бродский, Гинцбург, украинцы Терещенко, Алчевский, армяне Абамелек-Лазарев, Гукасянц и Манташев, немцы Вогау, Кноп, Кёниг, Штиглиц…

Кому достанутся теперь богатства России и этих богачей?

Было из-за чего офицерам и генералам бывшей императорской, бывшей демократической, а теперь фактически частной наёмной армии Алексеева пускать в ход пушки и бомбомёты на улицах Москвы и Питера, и револьверы в кулуарах, даже если бы международные капиталисты не финансировали свою борьбу с российским пролетариатом и его партиями! Было для чего собираться 30 тысячам офицеров с семьями со всей бывшей Российской империи в Новочеркасске под руководством Алексеева, свозить туда эшелоны с оружием и боеприпасами!

В Москве же, одновременно с разгромом юнкеров и офицеров во Владимирском пехотном училище, солдаты 55-го запасного полка подпоручика Азарха и красногвардейцы Сокольников выбивались из сил, чтобы захватить телефонную станцию в Милютинском переулке и лишить телефонной связи отряды Рябцева и Трескина. Огромное неоготическое девятиэтажное здание с подвалом — 75-метровой высоты с железобетонным каркасом, самое высокое гражданское здание в Москве, построенное шведами, являло собой настоящую крепость и оборонялось подполковником Невзоровым и его 250 офицерами и юнкерами 4-й школы прапорщиков — участниками побоища на Красной площади и штурма Кремля. Станцию защищали ещё 120 вольноопределяющихся из 1-го телеграфного запасного полка, 50 самокатчиков и милиционеры. В качестве заложников в подвале содержались взятые при захвате станции 15 беспартийных рабочих-красногвардейцев с Ярославского вокзала. Настоящая московская Бастилия…

Поперёк переулка у станции была возведена баррикада из кабельных барабанов и ящиков, натянута колючая проволока, входы завалены мешками с песком и забаррикадированы мебелью, и электрощитами. Четырехэтажный дом рядом и аптека тоже были приспособлены юнкерами к обороне. Пищевое довольствие было налажено хорошо: рестораторы и собственники богатых домов района присылали круги сыра, ящики иностранных консервов, шоколад, свежий хлеб. Снабжало гарнизон в Милютинском переулке продовольствием и «Офицерское экономическое общество», штаб которого находился на Знаменке. Но большие всего старались всё-таки гастрономические магазины и частные лица…

Недалеко на Лубянке был ресторан «Мартьяныч», и заведующий рестораном, сам убежденный черносотенец, приглашал подполковника и господ офицеров, а также господ юнкеров на бесплатные ресторанные обеды: мясной борщ с помпушками, рыбный суп с расстегаями, котлета по-киевски, салат Оливье с мясом, бефстроганов, кофе, бисквиты, пиво. Василию был знаком этот ресторан, и запомнился он ему, прежде всего, случаем, когда Василий, раздражённый саморекламой метрдотеля, попросил, чтобы посрамить хвастуна, подать ему бефстроганов Medium Rare. Василий считал это невозможным. Но, к великому его удивлению, шеф-повар «Мартьяныча» справился с непосильной задачей, видимо, погрузив нарезанное сырое мясо-вырезку в горячий соус Морнэ прямо в тарелку непосредственно перед подачей, отказавшись и от обжаривания и тушения вообще…

Телефонистки шведской станции Ericsson в Милютинском переулке выявляли телефоны красных, подслушивали телефонные переговоры, собирали разведсведения. Офицеры передавали по номерам красных ложные приказы, дезинформацию, вели агитацию. Узость Милютинского переулка не позволяла атакующим красным силам использовать артиллерию и пулемёты. Дальности стрельбы бомбомётов не хватало, чтобы подавить пулемётные точки на крыше шведской девятиэтажки с закрытых позиций из-за близлежащих домов. Кроме того, в здании находились красногвардейцы-заложники и почти 750 девушек-телефонисток, которым подполковник Невзоров запретил уходить домой, справедливо опасаясь, что они на работу до окончания боевых действий больше не придут. Возвышенное положение станции давало возможность засевшим на крыше юнкерам и офицерам обстреливать красные отряды на далёкое расстояние. Станция была базой офицеров и белогвардейцев для отправления в район Мясницкой и Красных ворот боевых партий и групп.

Трое суток и днём, и ночью в окрестностях станции вёлся обеими сторонами интенсивный оружейно-пулемётный огонь, слышный всему городу. Раненные и убитые с обеих сторон исчислялась десятками, но стрелковая подготовка юнкеров и офицеров, их лучшая вооруженность брала своё — потери рабочих и солдат были вдесятеро выше. Расход боеприпасов обеими сторонами был огромен. Когда подполковник Невзоров получил из Александровского военного училища очередную партию винтовочных патронов к винтовкам Мосина и пулемётам Максима, выяснилось, что Дорофеев ему прислал по большей части учебные патроны — вместо пуль пыжи.

Солдатам и рабочим удалось установить пулемёт и бомбометы на крыше недостроенного дома N20/2 на углу Боброва переулка и на колокольне церкви Святого Евпла, они смогли блокировать за счёт хорошего сектора обстрела комплекс зданий станции. Хождение по ресторанам господ офицеров закончилось, как и поставка им боеприпасов. За колокольню церкви разгорелась борьба, жестокий бой, переходящий в рукопашные схватки. Ожесточение было велико. После того, как вчера по Мясницкой подполковник Невзоров протащил солдата 255-го полка, привязанного к броневику, словно разыгрывая победу Ахилла над Гектором из «Илиады» Гомера, солдаты бросались на офицеров в штыки при любой возможности. Колокольня несколько за сутки переходила из рук в руки, но всё же осталась за рабочими и солдатами. Сразу после этого они заняли меблированные комнаты гостиницы «Родина» в доме N17. Ценой нескольких атак и гибелью своих товарищей, рабочие и солдаты вынудили юнкеров и офицеров расстрелять по ним остатки боеприпасов…

Температура в Москве в этот день была низкая — всего 1–2 градусов тепла. Периодически шёл дождь со снегом. Со стороны Лефортово, из Кремля, с Кудринской и Смоленской площади раздавались гулкие артиллерийские выстрелы, между артиллерией на Тверской и Арбате велась артиллерийская дуэль — в сером небе зловещим салютом лопались белые шапки шрапнельных разрывов. Связи у московской Бастилии с источником боеприпасов больше не было. Положение было безнадёжно. Вскоре замолчали пулемёты Невзорова. Потом и огонь винтовок сделался реже. В сумерках 200 юнкеров и офицеров, бросив раненых, пленных, бомбомёты и пулемёты, оставили телефонную станцию и отступили на Лубянку, занятую юнкерами 2-й школы прапорщиков. Невзоров действовал в данном деле по своему усмотрению, вне связи с желаниями полковника Рябцева, и, тем более, без учёта общего плана антибольшевистского восстания, которого, впрочем и не существовало изначально. Московская Бастилия пала…

Пулемёты на стенах Китай-города пресекли попытки солдат и рабочих после занятия телефонной станции с ходу захватить на Лубянке дом N 2 страхового общества «России». Основные владельцы общества «России» были олигархи Вышнеградский, Гучков, Каменка и Нобель. Они заблаговременно перевели средства «России» во Францию, финансируя с их помощью сейчас отряды и террористические группы Алексеева и Корнилова. Естественно, что дом «России» на Лубянке защищался юнкерами и офицерами не менее яростно, чем телефонная станция или штаб округа на Пречистинке…

Во второй половине дня 29 октября в Каширу прибыл ещё один эшелон с двумя сотнями казаков и артиллерийской батареей из Новочеркасска в качестве пополнения для московского эсеровского комитета Руднева и Рябцева. Но, узнав по железнодорожному телеграфу о разгроме лейб-гвардейцами вооружённого восстания эсеровского комитета в Питере и о военном путче там офицерских отрядов Корнилова и Алексеева, казачий полковой комитет решил не воевать на стороне офицерских организаций против правительства Ленина, назначенного II-м Всероссийским съездом Советов. Выгружаться из эшелона донские казаки даже не стали, а потребовали у железнодорожных чиновников везти их обратно на Дон…

В 820 километрах северо-западнее Каширы, но в единой взаимосвязи с событиями в Москве и Питере, другие казаки, на этот раз под командованием генерала Краснова при участии диктатора Керенского — бывшего министра-председателя Временного правительства, а также отряд юнкеров и офицеров эсера Савинкова численностью 1000 штыков при трёх артиллерийских батареях и поддержке бронепоезда, вошли в Царское село, до этого со зверской жестокостью убив, после средневековых истязаний и пыток, 25 рабочих и матросов — большевиков, анархистов и левых эсеров. Кого представляло это малочисленное и разношёрстное войско генерала Краснова и бывшего боевика-террориста Савинкова вкупе с бывшим министром-председателем Керенским? Почему командующий Северным фронтом, прославленный в боях генерал от инфантерии Черемисов, сам когда-то юнкер московского Алексеевского училища в Лефортово, сражающегося сейчас против солдат и рабочих, не дал диктатору Керенскому войска для восстановления своей власти над Россией? Десять миллионов рублей председателя Госбанка Шипова на командующего фронтом генерала от инфантерии Черемисова впечатление произвели обратное — командующий фронтом сообщил Керенскому, что, если бывший диктатор немедленно не уедет из штаба фронта во Пскове, его запросто могут застрелить солдаты в качестве самосуда. Деньги у Керенского согласились взять только генерал Краснов и 700 казаков с Дона и из Уссурийского края. Эти казаки были из числа последователей генерала Корнилова, и Керенского ненавидели, но деньги есть деньги!

Временное правительство, весной назначенное государственной IV Думой Российской империи, распущенной царём ещё до его отречения, летом продиктовало свою волю стране без проведения всероссийского Учредительного собрания, провозгласив формой правления России демократическую парламентскую республику, а высшим исполнительным органом директорию — во главе с правителем — диктатором Керенским. Эта директория вдобавок ещё раз распустило бывшую IV-ю государственную Думу бывшей Российской империи, на основании решения которой существовало само Временное правительство, решением которого было создан диктаторский орган власти, сформировавший ещё одно новое Временное правительство, под руководством всё тех же кукловодов и для решения всё тех же задач личного обогащения. Как бы не назывался теперь Керенский, а он был всё той же куклой кукловодов Вышнеградского, Шипова, Барка, Путилова, Каменки, Нобеля, Гучкова и других отечественных и зарубежных собственников России. То есть одна диктатура назначила другую диктатуру опираясь на военную силу. Одни самозванцы назначили других, и теперь, будучи сброшенные народом, шли на Питер, чтобы восстановить свою власть с помощью Краснова и Савинкова. Легитимность третьего за девять месяцев правительства России равнялась легитимности русских царей Лжедмитрия I, Лжедмитрия II или Владислава IV Вазы во время Смутного Времени и польско-шведской интервенции в 1598–1613 годах, то есть нулю. Когда три дня назад II-ой Всероссийский съезд Советов силами лейб-гвардии Павловского резервного полка арестовал это правительство в Зимнем дворце, он арестовывал уже кучку кукол-самозванцев, не имеющих никаких прав управлять страной, именоваться правительством России, кроме прав военной силы своих террористических офицерских отрядов…

Немудрено, что казаки всех трёх донских полков гарнизона Петрограда не стали 25 октября 1917 года из-за Временного правительства сражаться с лейб-гвардией и моряками с крейсера «Аврора». Теперь же, спустя четыре дня после ареста части министров и бегства правителя с крупной суммой денег из Госбанка, в Питере действовали наёмные офицерские отряды других их общих врагов — претендентов на военную диктатуру — Алексеева и Корнилова. Цена вопроса для всех соискателей диктаторского кресла была в возможности, установив нужные себе законы, а может быть и без законов вовсе, по одним подписанным указам, распоряжаться российскими недрами, золотом, нефтью, лесом, пшеницей, железными дорогами, заводами, распоряжаться торговыми концессиями, налоговыми поступлениями, землёй. Казаки в этих вопросах власти и собственности разобрались и от участия в сражении в столице на стороне эсеров комитета полковника Полковника и офицерских отрядов будущих диктаторов уклонились. Тем более, что войсковой голова Дона генерал Каледин и всероссийский съезд казаков в Киеве призвал всех казаков занять нейтральную позицию и вернулся на Дон, оборонять свою землю, провозглашённую независимой. Так же поступили казаки, взявшие крупный денежный аванс у Керенского для наступления на город с запада. Тем более, что донским казакам противостояли тут лейб-гвардейцы Семёновского, лейб-гвардии Егерского, лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка с артиллерией, занявшие позиции у Пулковских высот. Кроме полков лейб-гвардии на Пулковских высотах, для борьбы с военными силами Керенского и Савинкова, за спешно оборудованными инженерными заграждениями заняли оборону 10 тысяч солдат запасных полков, конный отряд в триста сабель неистового красного осетина Хаджи-Мурата Дзарахохова из состава кавказского конного Туземного корпуса, матросы и рабочие-красногвардейцы при поддержке кораблей балтийского флота под общим командованием командира лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка полковника Вальдена и председателя исполкома Питерского совета Троцкого. Такую оборону и немцам с ходу прорвать не удалось бы. Даже притом, что-то в тылу у этой революционной группировки в Питере велось городское сражение с применением артиллерии и бронетехники. Казакам донцам и уссурийцам вместе с юнкерами и офицерами-боевиками было о чём подумать, прежде, чем производить у Пулковских высот разведку боем…

В 700 километрах от места этих событий, в Смоленске, и тоже во взаимосвязи со сражением в Москве и Питере, совет депутатов Смоленска, отстранивший несколько дней назад от власти городского комиссара Временного правительства эсера Галина, остановил 5 эшелонов с частями 1-й гвардейской бригады Юго-западного фронта, идущих на помощь эсеровскому комитету Рябцева и Руднева в Москву. Несмотря на перестрелку в городе Смоленске с применением артиллерии и бомбомётов с казаками городского эсеровского комитета Галина, заявившего о своей власть в городе, солдаты смоленского арсенала и красноармейцы отцепили от составов вагоны с боеприпасами и артиллерийскими орудиями, и потребовали от гвардейцев сдать оружие в течении часа под угрозой артиллерийского обстрела. Ротные комитеты гвардейцев постановили требование смоленского совета выполнить, лишив, таким образом, московский эсеровский комитет городского головы Руднева и полковника Рябцева обещанных Духониным и самых существенных резерватов для перелома ситуации в Москве в свою пользу. Таким образом, и этих подкреплений московским офицерско-юнкерским отрядам Россия не дала…

События в Кашире, Смоленске, на Пулковских высотах в единой пространственно-временной взаимосвязи с разгромом путча в Питере и стабилизацией фронта в центре Москвы, фатальным образом отразились на перспективах московского эсеровского комитета Рябцева и Руднева к исходу холодного и дождливого дня 29 октября 1917 года. Только одному небольшому отряду ударников из числа фронтовых резервов, обещанных исполняющим обязанности главнокомандующего армией, оставшейся в который раз без прежнего правительства, генерал-лейтенантом Духониным, удалось добраться до Москвы. И то, батальон ударников поступил под командование алексеевского «Союза офицеров армии и флота» в лице полковника Дорофеева и полковника Трескина, а не под командование эсеровского комитета.

Этот 7-й Новониколаевский революционный ударный батальон, прибывший из Брянска под командованием поручика Зотова, выгрузился из эшелона в 5 верстах от Москвы, поскольку дальше рабочие-железнодорожники закрыли путь. В Брянске этот батальон был разоружён солдатами 83-го запасного пехотного полка по решению Брянского горсовета, узнавшего, куда едут ударники, но на Брянском вокзале Москвы батальон снова вооружился винтовками Мосина и пулемётами Максима из запасов вооружения, созданного генералом Алексеевым на фронтовых складах для формирования наёмной армии в Новочеркасске, и перевозимого туда уже несколько месяцев с помощью высших чиновников исполнительного комитета железнодорожников. Бойцы поручика Зотова — 250 солдат-ударников из Алтайской губернии, в большинстве своём Георгиевские кавалеры, фронтовики, собранные вместе как части для прорыва фронта и действий в тылу врага, уже несколько месяцев использовались командованием как заградотряд, каратели и расстрельная команда. Социальное происхождение их из кулаков и зажиточных крестьян, делали ударников непримиримыми врагами беднейшего крестьянства и рабочих. Произошедший весной в России «чёрный» передел царской, помещичьей и монастырской земли их устраивал, хотя и не был закреплён законом, а только решением своих местных сельских Советов. Но зачем закон, если есть кулаки и обрезы для грабежа о сбережения награбленного? Обрез рождает власть, вот кулаки и правили теперь в деревнях, и другого передела в пользу бедняков или государства они не желали. Именно поэтому этот сильно мотивированный на бой батальон ударников прорвался через всё препоны на помощь путчистам в Москву.

Отряды ткачихи Ванториной, занимавшие Бородинский мост и мост Николая II, ударники уничтожили за несколько минут. Они за один удар сделали то, чего не могли добиться казаки за сутки боя. Видавшие виды фронтовики-алтайцы из отряда ударников практически строем вышли к мостам из-за строительных лесов недостроенного Брянского вокзала и непрерывным шквальным огнём из сотни современных винтовок с полусотни метров убив или ранив всех молодых рабочих на мостах с их допотопными 11-миллиметровыми однозарядными французскими винтовками 1874 года с дымным порохом. Многие юноши были так обезображены пулями, что даже матери, наверное, их не смогли бы опознать. Ванторина не была убита только потому, что отправилась в Ревком требовать дефицитные боеприпасы. Тела убитых рабочих парней сбросили на лесосплавные плоты из товарного леса, почти полностью и традиционно закрывающие сейчас здесь у лесоскладов всю Москва-реку. Раненых добили штыками и тоже сбросили в реку.

Отряд ткачей-красногвардейцев с Плющихи, засевший в домах по 3-му Ростовскому переулку на Мухиной горе, пытался помешать переходу ударников через реку по мостам в город. Но из-за дыма горящих лесоскладов видимость была плохой и прицельный огонь невозможен, да и навыки стрельбы у рабочих были минимальные. Подход офицерской группы бывшего лейб-гвардии Московского полка прапорщика Пелёнкина, посланного навстречу ударникам лейб-гвардии полковником Трескиным, вообще заставил ткачей отступить.

Расправившись с рабочими-ткачами, ротными колоннами сквозь дымные шлейфы пожара, с песней, с развевающимся на ветру чёрным знаменем с изображением черепа и скрещенных кинжалов, батальон смерти под приветственные крики юнкеров 5-й школы прапорщиков и черносотенцев из домов на Варгухиной горе, прошёл в горку к Смоленской площади, и далее через Арбат к Никитским воротам. Всю дорогу по центру Москвы эти посланники Новониколевска из Алтайской губернии залихватски пели «Как ныне сбирается вещий Олег», причём в стихотворении была заменена 2-я строфа припева и звучало такое: «Так на Совет собачьих депутатов мы грянем громкое апчхи». То есть депутаты рабочих и солдат, и сами рабочие и солдаты были для ударников собакам, а собакам собачья смерть, что и было продемонстрировано в первом скоротечном бою за мосты. Совсем не договороспособный взгляд был у этих кулацких сыновей с Алтая. Батальон ударников поручика Зотова сразу продемонстрировал всем, что значат свежие резервы, и что могли бы устроить в городе свежие гвардейские и казачьи части с фронта, окажись они в центре Москвы…