Елена Николаевна сидела в кресле и листала какую-то огромную книгу, по виду фолиант, Лиза с кем-то разговаривала по телефону в своей комнате. Взгляд парня скользнул по лицу бабушки, изрешеченному маленькими морщинками. Он подумал: «Наверное, в молодости она была красавицей».
— Артём Юрьевич? — ахнула Елена Николаевна, заметив стоявшего неподалёку Самохина. — Я ждала вас, как хорошо, что нашли время посетить нашу семью. Вот решила полистать старый семейный альбом. Присоединяйтесь. — И крикнула: — Лиза, иди к нам, моя дорогая.
Девушка прекратила разговор и, распрощавшись с невидимым собеседником, вышла из своей комнаты, кивнув Самохину.
— Хотела вам показать одну старую фотографию, — Елена Николаевна улыбнулась лучистой улыбкой, от этого на душе Самохина стало легче. Он понимал: впереди их ждёт трудный разговор.
— Ба, мы не раз видели её. Что в ней особенного? — улыбнулся Никита.
— И всё-таки послушай, Никитушка. Это мои ученики из Энска. Как же давно всё было, — Елена Николаевна на мгновение замолчала, мыслями уносясь в прошлое, но справившись с собой, продолжила: — На этой фотографии вместе с моей дочерью Сонечкой её друзья: очень славные девочки: Вероника, Оля, а это их одноклассник Юра Самохин — тоже хороший, достойный парень. После окончания института Юра и Вероника поженились, а вот дальше мне о них ничего не известно.
И бабушка внимательно посмотрела на Артёма, ожидая от него хоть какой-то реакции.
А что он мог сказать? Что пришёл сюда затем, чтобы, наконец, узнать всю правду о прошлом этих людей на фотографии и выяснить для себя важные вещи: почему при живой матери он оставался сиротой? В чём он виноват? Этими мыслями он жил последние лет пятнадцать. Артём провёл ладонью по своему лицу:
— А потом у Самохина родился сын, которого почему-то взялась воспитывать вместо родной матери чужая ребёнку женщина — Вероника. Это сейчас она стала Верой Самохиной, ибо захотела полностью изменить свою жизнь, а тогда ещё была Вероникой. — Он усмехнулся. — И ничего славного ни от Вероники, ни от Веры я не чувствовал все свои двадцать шесть лет. — Последняя фраза звучала зло и пронзительно.
Бабушка, услышав это, смахнула внезапно набежавшие слезы и покачала головой. Лиза посмотрела на Никиту, ничего не понимая, тот лишь удивлённо пожал плечами:
— И что? Нам-то зачем об этом знать? Ваша семья, вы и разбирайтесь.
Бабушка взяла внука за руку и тихо сказала:
— Не сердись, Никита, нас тоже это касается. Я поняла всё ещё на дне рождения Лизы. — И без перехода обратилась к внучке: — Открой, пожалуйста, мне бутылку с водой без газа, очень хочется пить. Продолжайте, Артём Юрьевич.
Самохин внимательно посмотрел на Никиту и охрипшим от волнения голосом произнёс:
— Дело в том, что с точностью до 99,9 % мы с тобой братья, Никита. — И посмотрел на обескураженную новостью Лизу. — А с тобой мы тоже по матери брат и сестра.
Никита только и смог протянуть:
— Ни-чё се.
Между всеми ними повисло молчание. Мёртвенно-бледные и растерянные лица брата и сестры Бернгардт исказили какой-то дикий ужас. Лиза забыла, что держит открытой приготовленную специально для бабушки бутылку, и непроизвольно выпустила её из рук. Звук булькающей жидкости привёл всех в чувство.
— Чтобы такое утверждать, надо сначала сделать генетический тест на родство, — поморщился Никита.
Елена Николаевна тут же его перебила:
— Не надо никакого теста ДНК, достаточно внимательно посмотреть на вас и представить с одинаковыми причёсками. Я ещё на дне рождения заметила ваше потрясающее сходство. Как только другие этого не поняли, ума не приложу.
Никита бросил быстрый взгляд на бабушку.
— Кто-нибудь разъяснит, что здесь происходит? Как так получилось, что мы вдруг стали братьями?
Елена Николаевна кивнула в сторону Самохина:
— Говорите вы, Артём Юрьевич, а потом я продолжу и расскажу, что известно мне.
— Хорошо. Может, из этих мелких воспоминаний и домыслов, нам удастся создать достоверную мозаику прошлого. Итак, мне было лет семь или восемь, когда, играя с ровесниками в прятки, я залез в шкаф. Через несколько минут в ту комнату, где я спрятался, вошла мать с подругой, тогда я ещё считал Веру своей матерью. «Зачем тебе этот мальчишка, я про Тёмку? — недоумевала подруга. — Чужой по крови ребёнок не станет своим, поверь мне. До сих пор ненавижу детей мужа от первого брака». Вера ответила, что Юрик сына никогда не бросит, скорее, простится с нею, чем вернёт его родной матери. «Что мне стоило, — сказала она, — остановить мужа, когда он неожиданно известил, что уходит от меня к Соньке — нашей подруге детства, ибо та беременна от него и ждёт двойню. Чтобы сохранить семью, мне пришлось инсценировать попытку самоубийства. Удивлена? Не на то ещё пойдёшь, если любишь мужа. Да и родители Юрика неожиданно встали на мою сторону. В общем, пришли к соглашению, что из двойни одного оставим матери, а другого возьмём себе». «А как же отреагировала на это родная мать?» — поинтересовалась подруга. «Плакала и не хотела отдавать, говорила, сама воспитает. Но какой там. На дворе был 1996 год — безденежье и разруха, к тому же она студентка, училась в другой области и снимала там квартиру. А её матери — школьной учительнице — постоянно задерживали зарплату, в общем, жизнь у них была очень трудной, где-то в глубине души я им даже сочувствовала. Муж надавил на жалость ко мне, сказал, что у неё, Соньки, есть хотя бы мама, а жена — совсем сирота, пропадёт одна. К тому же раскрыл семейную тайну, что у меня никогда не будет детей, в общем, он ответственен перед женой. Эти аргументы оказались значимыми. И Сонька вскоре сдалась, вероятно, чувствуя передо мной вину». «А дальше?» — опешила от всего сказанного подруга. «А что дальше? Дальше подключилась тётя Галя. Используя наши общие связи, мы вышли на главврача областного роддома, где наблюдалась Сонька, и дали, кому надо, хорошую взятку, тогда это не было проблемой, и почти сразу после рождения забрали одного малыша из двух, оформив на себя документы. Знаю, что второго сына Сонька назвала Никитой. Ну а муж решил, что наш будет Артёмом». «А где сейчас эта Сонька и её сын? И чем занимаются?» — поинтересовалась подруга. Вера ответила, что они давно уже живут в Германии. Но тут подруги услышали чьи-то громкие шаги и перешли на шёпот. Так я и не узнал, как сложилась в этой стране судьба матери и брата. Став старше, я постоянно думал, что могло бы быть в моей жизни иного, если бы нас не разлучили. Представлял квартиру, похожую на вашу учительскую, с книгами, обязательно с торшером, креслами, и в ней смуглую красивую девушку с косой, как у Веры, на фотографии, где есть надпись: я, Юрик Самохин, Ольга Дробышева, Сонька Визе, 1990 год. А брата представлял, как себя — мы же двойняшки, поэтому должны быть похожими. Не одинаковыми, но похожими.
— Значит, тогда во дворе мы встретились… — нахмурилась Лиза.
Её перебил Никита, не дав закончить мысль:
— Не случайно вы встретились. Вот чувствовал я какую-то ложь и фальшь, идущую от тебя, Артём. Уж очень ты красиво ухаживал за Лизой. Так заразительно смеялся, так хотел угодить…
— Я тоже по-своему оберегал её, — прервал спич брата Самохин. — Она же всё-таки тоже моя сестра. Прости, Лиза, я к тебе действительно подъехал на своём Мустанге не случайно. Нанял частного детектива, и он через месяц выдал все необходимые данные на Софью Александровну Бернгардт, в девичестве Визе. В 1996 году она вместе с сыном и матерью покинула страну и уехала в Германию, так и не закончив обучение на инязе, а спустя двенадцать лет вернулась с мужем Генрихом Бернгардтом, своей матерью и двумя детьми: Никитой и Елизаветой назад в Россию, поселившись в Москве. Скончалась восемь лет назад, попав в автокатастрофу, муж умер ещё раньше. Всё.
Артём посмотрел на Лизу. Её встревоженные глаза скользили от брата к бабушке потом к Самохину и обратно.
Ей было неловко.
Ей было грустно, обидно, больно, жалко себя.
Непонятно, откуда это все взялось, зачем, почему и что теперь со всем этим делать!
— Здесь есть одно «но», — раздался в полной тишине голос девушки.