Глава 44

Две недели назад Артём и Лиза подали заявление в ЗАГС, решив отпраздновать бракосочетание сначала на родине Никиты и Артёма, где прекрасные горнолыжные курорты, а потом — в Китае, на острове Хайнань.

После зачёта по логике, который Бернгардт, Девятова, Романов и другие — почти все из группы — получили автоматом, Лиза и Артём поехали к Самохиным, отец приглашал и Никиту, но он отказался, так и не простив отца. Лизе тоже не хотелось ехать, ибо надо было подготовиться к зачёту по экономике. Кустовскую хоть и отстранили от работы на время следствия, однако сдачу экзамена другому преподавателю никто не отменял. И всё же Лиза согласилась познакомиться с Самохиными — старшими, ибо начинать жизнь с вражды с родственниками жениха было неправильно. Не заезжая домой, они отправились на приём к Самохиным.

— Ты и так одета сообразно случаю: в том самом платье, в котором я увидел тебя в театре и окончательно потерял покой, — ответил Артём на предложение Лизы заехать домой, чтобы переодеться и перевести дыхание.

— И сразу влюбился, — засмеялась Лиза. — Выдумщик.

— Нет, влюбился раньше, когда, как вкопанный, остановился перед тобой на Мустанге. Только держал себя в руках, ибо считал, что ты — моя сестра.

Самохин — старший встретил их у откатных ворот усадьбы. Критическим взглядом оглядев машину, на которой приехала пара, сделал замечание:

— Когда поменяешь авто?

— Когда не него заработаю, — усмехнулся сын.

— Ты — Самохин, сын руководителя крупной компании, а по-прежнему ездишь на этом тарантасе. Не хочешь принять в качестве подарка новую машину, возьми деньги в долг.

— Сам заработаю, — упрямо повторил Артём. — Знакомься, отец, моя будущая жена.

Парень, встретившись глазами с Лизой и заметив в них беспокойство, едва слышно шепнул ей: «Всё нормально». Девушка скрестила на груди руки, чувствуя, как от волнения, громко бьётся сердце, потом сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться, протягивая руку:

— Лиза.

Юрик тепло улыбнулся и пожал ей руку.

— Та самая девушка?

— Та самая, отец.

Самохин — старший попросил ничему не удивляться и пригласил пару в трёхэтажный дом, спроектированный в стиле современный фахверк. Из-за огромных панорамных окон и необычных материалов, жилище казалось внушительным и впечатляющим. Лиза, подходя к дому, окружённому метровыми остроконечными кустарниками туи, задумалась: это, наверное, любимые растения Веры? Или в их кругу туи высаживать модно?

В гостиной, обставленной антикварной мебелью, по мнению Лизы, было безвкусно, нелепо и неуютно. Юрик подвёл Лизу к своей жене, гордо, как на троне, восседающей в кресле начала XX века. Об этом предмете старины и о других раритетах рассказал Самохин — старший, и Лиза, боясь прикоснуться к стоящему рядом такому же креслу, присела на краешек стула, который показался ей попроще.

Вера сверлила будущую невестку тяжёлым взглядом, однако молчала. Лиза понимала причину её негодования, ибо для мадам спокойнее и надёжнее было породниться с семейством из их же среды, а не с приёмной дочерью ненавистной Соньки. Похоже, ситуация с Ником её ничему не научила.

В гостиную вошла седоволосая женщина, завёрнутая в плотный бордовый фартук — такие обычно носят официанты ресторанов, и поставила на маленький кофейный столик небольшой чайничек с крохотными кружечками. Лизе эта женщина показалась смутно знакомой, только где она её видела, вспомнить не могла, как не пыталась.

— Кофе не желаете? — поинтересовалась Вера, взглянув на гостей, и тут же отругала женщину за то, что недостаточно почтительно подала кофе.

Та искоса глянула на хозяйку, наклонила голову и зачем-то покрутила на пальце обручальное кольцо.

— Простите, Вера Георгиевна, я могу идти?

— Иди, милая, и впредь будь внимательней.

В это слово «милая» хозяйка вложила столько превосходства и презрения, что Лиза на месте женщины уже запустила бы в неё каким-нибудь старинным предметом из тех, что стояли неподалёку в витрине. Девушка вдруг вспомнила, где видела эту женщину в бордовом фартуке — на фотографии она улыбалась вместе с Софьей, Вероникой и Юриком, только тогда была молодой, черноволосой и красивой.

— Ольга, садитесь с нами за стол, — поспешно вставил Артём, когда женщина уже собралась уходить. — И познакомьтесь, это моя будущая жена Лиза — дочь Софьи Визе.

Женщина затравленно взглянула на хозяйку, но та поспешно отвела глаза, зыркнув на пасынка.

— И правда, останься, Оля, — подскочил Юрик и подставил ей стул, бросив злой взгляд на жену, которая что-то собиралась сказать. — Помолчи, Вера.

Оля покачала головой и всплеснула руками:

— Удобно ли? Я — прислуга, вы — мои хозяева.

— Удобно, — раздался голос Романова. Парень стоял в дверях и улыбался. — Вы же подруга родителей и наша кормилица, значит, почти член семьи. Вижу, у нас намечается вечер знакомств, потому тоже представлю будущую жену. — Следом за ним застенчиво вошла в гостиную та девушка Мари, которую Лиза видела в летнем кафе. — Знакомьтесь, моя Маша. И не смотрите на неё так пристально, она скромная и стеснительная.

— И беременная, — бесцеремонно высказалась Вера, брезгливо тряхнув рукой.

— И что? Скоро ты станешь бабушкой прекрасной девочки — моей дочки.

— Но ты ничего об этом не говорил и жениться не собирался.

— Дурак был потому что, однако история с Кустовскими многому научила, да и Лиза кое на что раскрыла глаза.

Лиза уже две недели назад знала от Ника, что он собирается просить прощения у милой девушки Маши за то, что оставил её в трудный период времени, и за ту драку, где жестоко избил однокурсника, не побоявшегося сказать в лицо чемпиону, что он — подлец. Романов рассказал, что тогда, в начале сентября, ректор престижного университета, дабы избежать скандала с полицией, потребовал от Ника немедленно забрать документы, потому парень был вынужден перевестись в другой вуз, так он оказался в социально-педагогическом университете, в той группе, где училась Лиза.

— Очень приятно познакомиться, Маша, Николай, покажи моим невесткам дом, а мне нужно поговорить со старшим сыном. — Юрик, почувствовав напряжение Артёма, подошёл к сыну и приобнял его. — Я очень виноват перед тобой, сынок, пред тобой и Никитой, особенно пред тобой, ибо отнял у тебя мать. — На глазах Самохина — старшего навернулись слёзы.

Юрик в последнее время стал сентиментальным и часто задумывался, как так случилось, что настоящую, единственную любовь он променял на золотого тельца? И понял, давно понял, что всему виной пресловутое благополучие, пресыщенность сытой и лёгкой жизнью, всё ему давалось без трудностей, без особого напряжения. Родители единственного сына не ограничивали ни в чём, как будто сами, не получив чего-то в детстве, юности, в избытке старались передать ему. Как только в армию отпустили? Наверное, потому что он и службу рассматривал как игру, приключение, а ещё хотел отдохнуть от надоевшей Вероники. Позже почувствовал вкус денег, посчитав, что только они дают истинную свободу. Артём в том же, двадцатишестилетнем возрасте, считал по-другому: свобода — это три сумки необходимых вещей. И всё. Наверное, так — Юрик уже не спорил. А счастливым можно быть — это он знал точно — только когда любишь и любим.

— Вы — все родные мне люди, потому хочу, чтобы знали. — Самохин — старший обвёл взглядом Артёма, Веру и Олю, которые застыли в напряжённом ожидании. — В устном договоре с Соней был пункт о том, что я расскажу Артёму о родной матери, как только он достигнет совершеннолетия. И через восемнадцать лет ко мне в офис пришла Софья, она и раньше звонила или писала, справляясь о здоровье, делах Артёма, а в этот раз пришла сама и потребовала встречи со старшим сыном. Да, Артём, ты родился первым, а через пятнадцать минут — Никита.

Самохин — старший вспомнил тот разговор с Софьей и её слова, если он не устроит встречу, то она сама увидится с сыном. Понимая, что Софья от своего не отступится, Юрик согласился. Но именно в тот сентябрьский день, когда должна была состояться встреча, Софья попала в автомобильную катастрофу.

— Видит бог, я не причастен к тем событиям, это просто рок, судьба.

Артём вспомнил день, когда отец вёл себя нервно и странно, пригласил его в кафе, сказав, что хочет познакомить с интересным и важным человеком. А потом, когда они прождали его около часа, Самохин — старший объявил, что, наверное, тот человек передумал или что-то случилось.

— Но так и не признался, что должна была состояться встреча с Софьей.

— Да, сын. Я виноват перед тобой. Прости. Если бы не она, едва не сведшая счёты с жизнью, — Самохин гневно взглянул на Веру, — женился бы на твоей матери. Любил я Софью. Да и сейчас люблю.

Вера засмеялась сначала тихо и заливисто, потом захохотала громко и надрывно, до колик в животе:

— Ой не могу… ха-ха-ха… Какие счёты с жизнью, идиот? Ой, насмешил… Да не было ничего такого, это я так боролась за свою семью. А ты мне тут заявляешь… женился бы он. — Вера с хохота перешла на рыдания, а потом, вытерев слёзы и сузив глаза, произнесла с надрывным бешенством: — Это ты во всём виноват, это ты заставил меня сделать аборт… Сколько я пережила из-за тебя, из-за твоих баб… Думаешь, ничего не знала? Знала и терпела. Но больше этого не будет, всё, развод — и бизнес пополам. Хоть оставшуюся часть жизни проживу так, как хочу.

Чета Самохиных была в отчаянье, это было хорошо видно, но у Веры к этому чувству присоединилось остервенелость и хладнокровие, а Юрик пребывал в безнадёжной усталости.

— Не-на-ви-жу! — Вера с побелевшими губами, бросив на стол скомканную пачку сигарет, подскочила с кресла и вылетела из гостиной.

— Вот это страсти, — просипела Оля. — А я думала, только в моей семье такое случается, но нет. Только наши-то от любви, а ваши от ненависти. Мне жаль и тебя, Юрик, и Веру, и Софью. А больше всех — детей Сони. Пойду-ка я мыть посуду.

Загрузка...