— Выглядишь странно, не выспалась? — спросила Даша, когда в аудитории показалась Лиза.
— Немного. — Девушка для убедительности зевнула в кулак. Ей совсем не хотелось делиться с подругой впечатлениями минувшего дня.
Девятова горестно вздохнула:
— Я тоже. Думала, отец меня убьёт за то, что придётся платить штраф за разбитое окно.
— Не беспокойся, Никита всё уладил — заказал остекление из своих премиальных.
— Правда?! Спасибо! Спасибо! Спасибо! — Девятова соскочила с места и обняла подругу: — Значит, я ему нравлюсь?
Лиза не успела ответить, ибо в аудитории показался Самохин и начал занятие, а потом лекция плавно переросла в диспут, спровоцировала который Элен Ладынина, явившаяся на занятия в новом образе: она перекрасила волосы в радикально чёрный цвет. Опоздав, Элен осторожно открыла дверь кабинета и попыталась пройти незамеченной, но как Самохин мог выпустить из вида такую красоту, он сразу повернул голову, заметив крадущуюся студентку.
— Что это с вами? — улыбнулся он, намекая на новое обличие ангела.
— Нет предела совершенству? — поддел Ладынину Романов.
Этот вопрос Элен явно понравился, и она, не заметив иронии в словах Ника, поправила и без того идеальную причёску, надменно промурлыкала:
— Я в абсолютно любом образе — совершенство.
— Много на себя берёшь, вон почернела вся от злости и зависти, — возмутилась Девятова словам самовлюблённой Ладыниной, намекая на новый цвет волос, — и тихо добавила: — Кошка драная.
Аня, сидевшая рядом с Дашей, кивнула и бойко поинтересовалась у Самохина:
— А правда, Артём Юрьевич, есть ли предел совершенству с точки зрения логики?
Самохин не успел ответить, ибо его опередил Романов, почему-то он тяжело и часто дышал, будто ему не хватало воздуха. Голос Лизе тоже показался каким-то странным, чужим, с лёгкой хрипотцой:
— Думаю, нет такого предела, доказательством тезиса служит аргумент: нет точки, которую мы можем достичь, чтобы сказать, я раскрыл весь свой потенциал, я совершенен. К примеру, вчера я не мог победить равного по силам противника, а сегодня — могу, а завтра одержу победу над более сильным соперником, если буду над собой работать.
Лиза, взглянув на Ника, презрительно ухмыльнулась: снова говорит глупости бестолковый сынок нувориша. Более сильного соперника он победит… пусть попробует победить для начала Девятова, мистер совершенство. Да и как можно согласиться со своим антагонистом, со своим вечным, на протяжении уже почти трёх месяцев, врагом? Не будет этого никогда. Она бы могла опровергнуть любой его тезис, даже верный, перевернуть всё с ног на голову, перекрасить из белого в чёрное и обратно уже потому, что так считал Романов. А Романов, по мнению Бернгардт, априори правильно мыслить не мог, потому Лиза поспешила не согласиться, приведя первый пришедший в голову аргумент:
— Но в любом виде спорта есть предел, которого никто никогда не достигнет, ибо жизнь человека не бесконечна и силы его не безмерны, потому предел совершенству есть. А природа? Она что, не совершенна? Я читала о кристаллах горного хрусталя, вот они отличаются удивительной красотой и гармоничностью. Не убавить, не прибавить. — У Лизы от азарта загорелись щёки. — Да и если брать абстракцию… В алгебре у числа Пи есть предел, как всем известно, однако выражать это число в виде десятичной дроби с конечным числом знаков после запятой учёные до сих пор не научились, хотя уже известно несколько миллионов знаков. Само слово предел уже указывает на некую завершённость. Ведь так, Артём Юрьевич? — горячилась Лиза, надеясь на поддержку Самохина.
— Не совсем так, Бернгардт. Понимаете, в отличие от математики в реальной жизни пределы, как правило, наступают в момент перехода количественных изменений в качественные — закон диалектики. По мере накопления, к примеру, противоречий в обществе, их количественный рост приводит к некому пределу и рождается новое качество — революция.
Романов, подхватив мысль Самохина, тут же продолжил:
— Но ведь рождается же? За революцией следует возникновение новых укладов, и жизнь улучшается, совершенствуется, стремится к идеальной форме. Значит, всё же нет предела совершенству?
— Что ты можешь знать о жизни, Романов? — вздохнув, вкрадчиво поинтересовалась Бернгардт. — Наверняка твои родители сколотили состояние на социальных переменах 1991 года, поэтому для тебя и таких, как ты, это почти идеальная форма существования. Хотя вам нужно же стремиться к лучшему — не всё украли, да мажорик? Совершенство… Предел… Весь вопрос в том, что ты понимаешь под совершенством и пределом.
Удивительно, но на очевидную бесцеремонность и даже грубость Бернгардт Ник не ответил. Облокотившись на стол, парень закрыл глаза и наклонил голову, подперев её руками.
— Вот мы и подошли к главному. С этого надо было начинать, друзья мои, — улыбнулся Самохин, выйдя из-за кафедры, — с определения понятий. Вы нарушили логическую цепочку и потому зашли в тупик. А ведь мы с вами только сегодня изучили тему «Логические основы теории аргументации». Как видите, важно то, какой смысл вы вкладываете в эти понятия — совершенство и предел. В конкретных условиях, связанных с природой, животным, растительным миром, некоторыми вопросами науки, действительно, есть предел совершенства, который соответствует предельной форме развития. Принципиальным свойством предельной формы является её завершённость, развитие до максимально возможного предела. Когда, действительно, нельзя ни добавить, ни убрать, и результат представляет собой само совершенство, эталонные образцы. Иначе вместо совершенства будет уродство.
— Я поняла. — Элен Ладынина закинула ногу на ногу и эротично, с её точки зрения, вильнула бёдрами. — Когда дама накачает губы больше, чем нужно, из красотки превратится в уродку.
Девятова, презрительно посмотрев на неё, покрутила у виска.
— Ну приблизительно так, — ухмыльнулся Самохин.
— Это аксиомы, теоремы, следствия, которые изменить невозможно, — подхватила Лиза, — их точность и красота очевидна.
— Да, верно, — кивнул Артём и продолжил: — Но если с вашей точки зрения вы, как личность, достигли совершенства, то можете смело ложиться на диван, плевать в потолок, эволюционировать обратно — и никакого тебе дальнейшего развития. — Все засмеялись. — Кстати, следует осторожнее относиться к «мудрости» отдельных афоризмов, пословиц и поговорок, так как почти на каждое «мудрое» высказывание есть афоризм, его опровергающий. А вообще, предел, совершенство не столько вопросы логики, сколько философии и психологии.
«Какой же Артём интересный человек, — думала Лиза, пока Самохин чертил на доске круги Эйлера, чтобы показать отношения между множеством и его частью, — умный, начитанный, умеющий легко, доступно и с юмором донести любую по сложности информацию — преподаватель от бога. — Однако звонок с пары прервал её мысли.
— Лекция прошло удивительно продуктивно, потому к следующему занятию выучите все определения. Поговорим с вами об искусстве ведения дискуссии. Это предпоследняя тема пред зачётной неделей.
— Упс, Романов, эта тема как раз для тебя, не вздумай прогулять. А то наверняка думаешь: буквы выучил — стал Спинозой или Шопенгауэром? — Бернгардт лукаво улыбнулась, наблюдая за парнем.
Повисло молчание, все по обыкновению ждали от надменного Ника ответную реплику, но тот молчал, по-прежнему сидя в той же позе.
Лиза не унималась:
— Когда ты молчишь, тебя приятно слушать.
Такие пикировки на занятиях между Лизой и Ником не были редкостью, все к ним давно привыкли, но сегодня девушка, явно, перестаралась. По тому, как Романов поднял голову и гневно окатил взглядом Бернгардт, Даша поняла: нужно бежать и тут же схватила Лизу за руку:
— Чувствую, ваши отношения закончатся фразой: «Больше её никто не видел». Вообще тебя сегодня не узнаю, зачем ты его задеваешь? Видишь, мальчик неважно себя чувствует, видимо, это последствия ночной вечеринки.
Аня, подхватывая иронию Девятовой, щёлкнула пальцами:
— Точно, перед нами лицо, уставшее от нарзана.
— У этого лица другая беда, — не согласилась Бернгардт и добавила: — Терпеть не могу парней с фанаберией.
Самохин чувствовал состояние Лизы: после вчерашнего накала страстей ей нужна была разрядка, а тут вовремя под руку попался заносчивый Романов. Понимая, что миром это противостояние не закончится, Артём решил спасти ситуацию.
— А вас, Бернгардт, я прошу остаться для отдельного задания, — хмыкнул преподаватель. — Все свободны.
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — пропела Ладынина елейным голоском. — Так тебе и надо, выскочка.