— Артём Юрьевич! — Лиза приветственно махнула ему рукой и безмятежным голосом проговорила, испытывая некоторое злорадство от того, что расстегаев почти не осталось. — А я подружилась с вашими друзьями, славные парни, им очень понравились бабушкины пирожки.
Он, сняв бомбер, оказался в простой белой футболке. По тому, как на Бернгардт зло зыркнул преподаватель, она поняла: вот так и надо себя с ним вести.
— Ммм… вкусные пироги, душевные, как у матушки, — подтвердил субтильный. — Спасибо!
Самохин наигранно равнодушно пожал плечами и усмехнулся:
— На здоровье. — И выложил на стол боксы с шашлыками, роллами и салатами. А потом из другого пакета достал огромный арбуз, банку с маринованными грибами и бутылку виски.
Лиза как зачарованная следила за руками Артёма, а они были великолепными: сильными, развитыми, с рельефными бугорками мышц, с выделяющимися под загорелой кожей крупными венами. Почему-то раньше Лиза с таким вниманием его не рассматривала, важен был образ в целом, а не какие-то детали. Она украдкой бросила взгляд на его неширокие ладони с длинными красивыми пальцами и представила, как они обнимают её тонкую талию. «Ну и дура, — тут же решила она, — Всё тебе неймётся». — И ухмыльнулась собственной глупости: не хватало ещё снова наступить на любовные грабли. Самохин честно её предупредил: влюбляться в него нельзя. А в кого можно?
Для неё всегда образцом были отношения отца и мамы Софьи, а ведь по характеру они были совсем разные. Софья — мягкая, спокойная, часто погружённая в себя, в свою медицину. А отец совсем иной: волевой и деятельный, буквально фонтанирующий идеями. Он и получаса не мог усидеть на одном месте, куда-то бежал или что-то делал дома, но обязательно работал. Человеку другого темперамента и характера сложно было бы управлять автомастерской, имея в подчинении дюжину мужиков. Казалось, отец всё мог, всё умел, домочадцы никогда не приглашали в квартиру ни архитекторов, ни дизайнеров, ни строителей, ни слесарей, ни электриков — всеми этими вопросами занимался отец и, самое важное, многому научил Никиту. Лиза всегда считала, что её муж должен быть таким, как отец или Никита.
— Чего улыбаешься? — голос Самохина отвлек её от созерцания рук. — Мы решили отметить победу. Надеюсь, это не преступление?
Лиза снова хихикнула:
— Ох, как же я могла забыть?! — Девушка картинно хлопнула себя ладонью по лбу. — Я же лично для вас…. Погодите! Через секунду Лиза вернулась из прихожей и торжественно вручила Артёму яркий пакет. — Это вам. Подарок за победу. Бабушка передала.
Она отошла на несколько шагов назад, подпёрла руками бедра, всем своим видом демонстрируя нетерпение. Самохин, покосившись на Бернгардт, сунул в пакет руку и достал из него собственноручно связанный Еленой Николаевной жилет синего цвета в красных сердечках. Друзья, переглянувшись, раскатисто рассмеялись. Лиза надеялась, что модный Самохин откажется от подарка или сунет его в дальний угол, уж точно не наденет, но ошиблась. Артём, подойдя к зеркалу, облачился в новую одежду и пообещал позже обязательно позвонить бабушке и поблагодарить её за прекрасный подарок.
Он не лукавил, потому что никто и никогда так о нём не заботился, как эти два месяца Елена Николаевна. А подарок действительно был неплох: тёплый жилет крупной вязки. Конечно, на работу или в театр его не наденешь, но дома в осеннее — зимнюю пору вполне можно носить.
— Виски употребляешь или снова, как в свой день рождения, облико морале? Хотя нет, нельзя, бабушка будет ругаться. Боишься её?
А вот этого не следовало произносить.
Пока Лиза думала, как правильно в соответствии с её утренними клятвами, данными перед зеркалом, ответить Самохину, из небольшой кухоньки вышел Алекс с пузатым бокалом вина и поставил его рядом с девушкой:
— Я принес вам вино. Думаю, виски не женский напиток.
— Спасибо! Но ненужно! — сверившись с собственным протоколом поведения, отозвалась Лиза и обратилась к Артёму: — Бабушка действительно будет недовольна. Вам достанется прежде всего как моему преподу.
Самохин сердито засопел, буравя Лизу глазами. Бернгардт же невинно смотрела на него, следя за тем, что он ей ответит.
— Должен сказать, хоть и сам препод, но боюсь учителей жутко, а Елену Николаевну — особенно, и не как бабушку, а именно как педагога, ведь замучает потом воспитательными беседами.
— Так и будет, — засмеялась Лиза. — Потому, если можно, выпила бы зелёного чая с сахаром.
— Вот зелёный чай, увы, не держу, есть только чёрный. — Лиза кивнула: годится. — Вы, наверное, уже познакомились? — Артём показал взглядом на своих друзей.
— К сожалению, нет, — призналась девушка.
— Тогда знакомьтесь. Тот, что постарше — Алекс Петров, помоложе — Игорь Сидоров. Жаль, что я не Иванов, а то бы вся троица героев русских анекдотов была бы в сборе, — хохотнул Самохин. Кот британской породы, мурча, потёрся об ногу Артёма. — Да, забыл представить ещё одного члена нашей компании. Кот Джонсон, — и сразу серьёзно добавил, обращаясь к друзьям: — А это моя подруга Лиза.
— Подру-уга, не сестра, — разочарованно протянул Игорь. А я уже хотел приударить за девушкой. Или можно? По тому, как на него зыркнул Артём, приятель понял, что лучше воздержаться от подобного рода предложений.
— Кстати, через две недели знакомый открывает ночной клуб, «Лабиринт» называется. Может, составите нам компанию, девушка с красивым именем Лиза? — улыбнулся Алекс и смущённо добавил: — Капитан тоже там будет.
Лиза неопределённо пожала плечами.
Вскоре, сидя за столом, Артём развеселился! Как давно он не радовался простому общению близких по духу людей. Обнаружив, что проголодался, он быстро уминал шашлычки с грибочками, однако не забывал о необходимости время от времени подтрунивать над своими товарищами по команде, вспоминая недавний мотокросс, их и свои ошибки. Самохину было комфортно вот так рассуждать: о важном и ни о чём. Вскоре он с удивлением понял, что испытывает радость даже не из-за чудесной компании и вкусной пищи, а из-за одного только Лизиного присутствия, от её нечаянных прикосновений, от тепла, идущего от её тела! Потому ему ещё больше нравился их неподготовленный междусобойчик.
Посмеявшись над очередной шуткой Игоря, Артём вдруг заметил, как сидящая рядом Лиза, задумавшись о чём-то, крутит в руке чайную ложку. Бернгардт то набирала ею сахар, то пересыпала снова в сахарницу.
— А что ты ложкой играешь? Или сахар какой-то не такой? Несладкий? — усмехнулся Самохин.
— А? — вернулась из своих мыслей Лиза. — Да нет, всё нормально. Просто вспомнила, глядя на сахар… Недавно изучали по старославянскому языку, что слово «сладкий» когда-то означало совсем другой вкус — «солёный».
— Ха, ну придумала! Сахарный арбуз никогда не мог называться солёным, а грибы не могли быть сладкими. — Игорь подцепил вилкой груздь и ловко поднёс ко рту.
Лиза кивнула и, улыбаясь, сказала:
— Понимаете, когда-то у славян было слово «солдъ». Так называлась соль. В период распада общего языка у западных славян сочетание букв «ол» в корне слова между согласными превратилось в «ло», у южных — в «ла», а у восточных — в «оло». Ничего не напоминает?
Артём, заинтересовавшись вопросом, радостно подхватил:
— А, ну помню что-то из школы. Типа чередования: голва — глава — голова.
— Верно. Ну а теперь уже перейдем к соли. Подставляем слово «солд» в эту формулу и получаем в болгарском языке «слад». Болгарский здесь важен, поскольку на его основе был создан старославянский язык, откуда в русский и попало в качестве заимствования именно эта форма слова — «слад».
— А почему слово «слад» стало обозначать не соленый вкус, а нечто совершенно противоположное? Какая-то ерунда получается, — не унимался Игорь.
— Не ерунда. Пища с добавлением соли была вкуснее, поэтому у слова развилось дополнительное значение: солёный — значит, вкусный. А потом это значение отделилось от самой соли и стало приобретать новые, более широкие оттенки: солёный, вкусный, пряный, сладкий. От «вкусного» до «сладкого» в современном понимании было всего-то пара шагов. — Лиза улыбнулась, вставая из-за стола: — К сожалению, мне пора.
Игорь и Алекс загудели, не желая отпускать интересную девушку, а потом, когда поняли, что Лизе действительно нужно идти, сказали, что рады знакомству, надеются на продолжение общения и пожелали удачи, галантно приложившись к ручке. Телефончик попросить не рискнули, ибо Самохин, предостерегая от неверного поступка, сузил глаза и показал кулак.
Лиза, улыбнувшись словам о пожелании удачи, непроизвольно процитировала Гейне на его родном языке.
Удача — резвая плутовка –
Нигде подолгу не сидит.
Тебя погладит по головке
И, быстро чмокнув, прочь спешит.
Самохин тут же подхватил на немецком:
Несчастье — дама много строже –
Тебя к груди, любя, прижмет,
Усядется к тебе на ложе
И, не спеша, вязать начнет.
Лиза повернулась к преподавателю и, радуясь, захлопала в ладоши:
— Артём Юрьевич, откуда вы знаете это стихотворение да ещё на немецком? И акцента у вас почти нет, будто читаете на своём родном языке.
Самохин улыбнулся:
— Изучал Deutsch в школе, в университете, а потом в аспирантуре, даже углублённо занимался с носителем языка, ибо думал, что когда-нибудь поеду в Германию и разыщу там свою мать. Хотелось удивить её хорошим знанием немецкого. Как-то так и втянулся. Даже немецкую поэзию полюбил, есть в ней некая красота и элегантность.
— Так давайте выпьем за образование, — не к месту гаркнул Игорь и поднял свой бокал. — Хотя, знания умножают скорбь, ухудшают сон и укорачивают жизнь.
Все засмеялись.
Позже, проводив Алекса и Игоря, чрезвычайно довольных удавшимся междусобойчиком: закусками, доставленными из ресторана, пирожками, которыми их угощала новая знакомая, и в целом во всех смыслах продуктивно проведённым днём, Артём задумался: жаль, что не оставил Лизу у себя хотя бы ещё на часик. А надо было бы. Сейчас, когда все разошлись, он особенно остро, как никогда, ощутил своё одиночество. Пусть бы ещё рассказала о соли — сахаре или просто помолчала — только чтобы была у него дома. Он тогда сидел бы и смотрел на неё, слушал её голос. А может, постарался бы ещё раз объяснить, что не хотел Лизе сделать больно, когда познакомился с ней в самом начале сентября. Потом бы аккуратно спросил, кто этот молодой человек, который был вместе с ней в театре? И куда она сегодня спешила, ни к нему ли на встречу? «Да. Что-то в моём сознании неуловимо меняется, — подумал Артём. Но плохо это или хорошо, ещё не решил, только понял, что испытывает к Лизе… невероятную нежность. — Маленькая моя», — прошептал он.