Спасти СССР, Часть 5

Народно-демократическая партия Афганистана, взявшая власть в ходе Апрельской революции — состояла из двух крыльев — Парчам (Знамя) и Хальк (Народ). Это было примерно как с большевиками и меньшевиками. Они не хотели разделяться, хотя наиболее честные и проницательные политики (как например, в Грузии — Чхеидзе) понимали, что это не две части одной партии, а две разные партии. До трагедии 1979 года — перевес был у Халька, и что важно — Хальк исторически занимался пропагандой в армии. После убийства Нур Мухаммеда Тараки к власти пришёл лидер Халька, Хафизулла Амин, у которого в кабинете висел портрет Сталина, и которого он почитал своим учителем. Действовал он так же по-сталински — в короткое время оказались забиты врагами народа все тюрьмы, в Пули-Чархи не успевали расстреливать, лидеров Парчама рассовали по заграницам послами. Действия Амина как раз и привели к массовому бегству из страны и оживлению исламской оппозиции.

Что ещё хуже: произошёл раскол советнического аппарата: посольство и резидент КГБ приняли сторону Парчама, а аппарат Главного военного советника и ГРУ — сторону Халька. Очевидцы описывают, что в то время на совещаниях в посольстве едва до мордобоя не доходило.

Решение о вводе войск принималось осенью 1979 года, на основании данных КГБ. Категорически против выступил маршал Огарков, причём дальнейшее он предсказал очень точно: американцы откроют массированную помощь моджахедам и будет только хуже. Сыграло свою роль то, что изначально за вторжение был Андропов, и ему удалось переманить на свою сторону Устинова. Брежнев и Суслов относились к идее вторжения скептически — но им не понравилось, как Амин обошёлся с Тараки, которого Брежнев знал лично.

Далее … дальше все знают что произошло. Война оказалась не на несколько месяцев, войска не были к ней готовы. Лидер Парчама Бабрак Кармаль как оказалось крепко любил заложить за воротник, а вот воевать он не хотел, говорил что «Советы ввели войска, вот они пусть и воюют». Однако, в период 84–85 годов подразделениям спецназа удалось наладить перехват караванов с оружием, а в 1985 году — был запущен процесс национального примирения. Четыре из семи партий Пешаварской семёрки решили прекратить войну и войти в состав коалиционного правительства. В ответ афганское правительство прекратило притеснение религии, и разрешило частное предпринимательство. По факту оно и так там всегда было — и предпринимательство и торговля. Нерешённым был вопрос земель — они были отобраны без какой-либо компенсации. Пока что феодалам вернули их родовые дома и участки земли, которые они могли обрабатывать без привлечения наёмного труда. Что делать дальше — было непонятно, стоял вопрос о компенсации.

Те из феодалов, которые могли контролировать какие-то уезды — были назначены на посты в армии, а их незаконные вооружённые формирования стали законными.

В целом всё не слишком-то изменилось. Был «кангадарский принц», который творил такое, что и не выскажешь. Были договорные уезды. Проблема была вот в чём: во время национального примирения все усилия были направлены на интеграцию примирившихся лидеров партий в национальную структуру и подготовку выборов в Волуси Джиргу. Про Хальк пока забыли — а вот они то, как раз и не собирались ничего забывать…

Подполковник Кайрат Турбаев — проснулся в три с чем-то часа ночи от грохота взрыва. Он не знал, что это был взрыв у дворца Арк. Отряд коммандос, который возглавлял полковник Шах Наваз Танаи пошёл на штурм правительственной резиденции…

Подполковник Турбаев оказался в городе, в общем-то, случайно — приехал получать матчасть, не успел уехать и потому остался заночевать на вилле, использовавшейся советскими военными советниками. Так он в Кабуле бывал редко, так как в основном работал в полевых лагерях, готовя подразделения специального назначения афганской армии и ХАД — госбезопасности. Сейчас он как раз готовил выпустить третий выпуск…

Подполковник служил в Афганистане довольно давно, хорошо знал его — и потому спал в одежде, не разуваясь и постоянно держа при себе автомат. Вот и сейчас, ещё не открыв толком глаза, он вскочил, рука нащупала АКМС под рукой.

Взрыв.

Первое что он подумал — это теракт. Недавно взорвали местный ЦУМ — крови было столько, что она текла по ступеням, а прибывший на место мулла прочёл положенную молитву по погибшим и заявил, что тот, кто это сделал, неугоден Аллаху и его ждёт огонь и смертные муки. Вряд ли это испугало террористов — но впервые за всё время известный и авторитетный мулла открыто выступил на стороне власти, а не оппозиции.

Спасибо пока и на этом…

Ещё взрыв — не такой сильный. Трескотня пулемётов, явно КПВТ работают. Значит, бронетехника задействована

Выругавшись, подполковник поднялся, забросил на плечо АКМС, пихнул ногой лежащего рядом — спали тут на циновках, как и афганцы

— Тревога, подъём!

Десять минут спустя. Стрельба не только не утихает — она разгорается. Небо в стороне правительственного квартала — расчерчено трассерами и подсвечено разгорающимся пожаром.

Подполковник, сидя на переднем сидении новенького частично бронированного УАЗ-469 слушал рацию. Погоняв по частотам — выругался, оставил на приёме

— Что? — спросил один из советников, тоже уже в полной боевой

— Полная хрень. Похоже, армейские части, и коммандос вступили в бой с ХАД.

Это было совсем не чушью. Директор ХАД Мухаммед Наджибулла и командир спецназа афганской армии, заместитель министра обороны Шах Наваз Танаи — были наиболее вероятными претендентами на пост главы государства от фракций Парчам и Хальк на будущей Волуси Джирге. А глава афганского государства избирается не прямым голосованием, а парламентом.

— А наши?

— Пока молчание. Посольства не слышно.

— Ну, что делаем?

Подполковник вдруг понял, что он тут старший по званию и решение принимать ему

— Раз связи и управления нет, уходим к Баграму[3]. Быстро по машинам!

Согласно устава, если командир оказался в ситуации, когда нет связи с вышестоящим штабом, он должен отойти туда где эта связь есть.

Кабул ночью — что лабиринт, но это имеет свои плюсы. Из него можно уйти десятком разных путей, если знаешь их. Подполковник их знал.

На выезде — они напоролись на колонну пикапов. Вспыхнули фары — едва не перестрелялись. Кто-то заорал «Дост!» в мегафон — и полковник понял, что голос знакомый.

— Не стрелять! Не стрелять!

Погасив фары, он вышел из машины. К его глубочайшему удивлению, он увидел командона Наби — его сборный отряд он тренировал последнее время в лагере. Командон Наби ушёл к моджахедам в семьдесят девятом, когда был мятеж, потому что знал — если не уйдёт к моджахедам, мятежа ему не простят, расстреляют. При Амине сначала расстреливали, потом разбирались — это тогда получили первую мощную волну беженцев в Пакистан, ранее убегали немногочисленные феодалы, теперь и племенные крестьяне. В Пакистане его готовили американские зелёные береты, но в рамках процесса примирения — он снова перешёл на сторону правительства. Говорил, что обучение у шурави ему нравится больше.

Командон Наби был какое-то время у Хекматьяра, потому что по его словам там было лучше снабжение и семьям в лагерях давали дополнительный паёк. Потом разругался и ушёл — по его словам, слишком много претензий стало по религиозной части, афганцы ведь не слишком религиозны, они больше следуют пуштунскому кодексу чести, чем шариату. Стал обычным мелким главарём, который оперировал в родной провинции и получал от американцев конкретные выплаты за конкретные дела. Но так ему всё сильно надоело, потому-то он воспользовался национальным примирением, чтобы подписать перемирие с законной властью. В целом — тут полно таких было, афганцы отличались редкостной эластичностью совести, если можно так выразиться. Не просто так ещё у англичан было — верность пуштуна нельзя купить, но можно взять напрокат. Обычно, солдата отслужившего в народной армии, особенно получившего востребованную воинскую специальность — по возвращении домой моджахеды не убивали, а предлагали присоединиться. Ты отслужил два года в государственной армии — хорошо, теперь два года отслужи нам, мы будем платить. Понятно, что с такими вводными — война могла длиться до скончания века…

— Вы что тут делаете?

— Вас выручать идём, дагарман[4].

— А что делается в городе?

— Аллах его знает…

Колонна встала на въезде в город, к ней присоединились немногочисленные милиционеры на внешнем блокпосту, которые не знали, что происходит, были напуганы и готовы были присоединиться к любой силе, которая за порядок. Бой в городе не прекращался.

Японская рация, которую боевики командона Наби принесли по наследству — легко могла добивать до Баграма. Там находился сейчас штаб командующего сороковой армией, генерала Родионова, и штаб Оперативной группы МО по Афганистану. Но подполковник связался не с ними, а с Экраном — отдельным штабом сил специального назначения. Экран был создан совсем недавно, но уже оправдал себя так как в нём сидели штабные офицеры, прекрасно представляющие себе особенность боевого применения именно войск спецназначения, потому что и сами в них служили. Потому эффективность применения данных частей выросла, а попытки использовать их не по назначению — ушли в прошлое Почти…

Слышимость была прекрасной и подполковник подумал — что мешает нам такие же рации делать, а?

— … Барс, я не секу, что в Кабуле происходит, мы ночью услышали стрельбу и всё. Принял решение уходить с виллы.

— Тебя понял, с тобой Сто первый говорить будет — ответил дежурный

Сто первый — ни кто иной, как Востротин командующий войсками спецназначения.

— Бай, как слышишь меня?

Да, это Востротин

— Сто первый, слышу сто.

Это одна из уловок — сто это как у лётчиков, видимость сто. Использование таких известных только своим словечек — было одним из способов убедиться, что на той стороне абонент работает не с пистолетом у башки.

— Сто, принял тебя. Сейчас на базе нитка формируется. Сколько с тобой человек?

— Мои подсоветные, семьдесят рыл.

— Понял тебя. Сможешь провести разведку на пути движения колонны до центра?

Подполковник Турбаев понял, что у Баграма информации не больше чем у него. И доверять они — не знают кому. От того и просишь…

— Сто первый, плюс.

— Опознавательный знак — белая повязка. Записывай волну

Волну — частоты связи — передали тоже — с оговорёнными искажениями. Так что если разговор и перехватили — то на обозначенных волнах они ничего не услышат.

Закончив связь, подполковник Кайрат Турбаев встал на крышу джипа и обратился к подсоветным. Он вообще много чему научился за эти годы, тому, чего в себе и не предполагал. До войны — он был простым советским офицером, пусть и служащим в элитных подразделениях. Что надо делать прикажут, как выполнять приказ — не щадя крови и самой жизни. Но так — государство всё предоставит, и казарму и матчасть и паёк. Здесь он научился строить лагеря на ровном месте, самостоятельно обеспечиваться пропитанием, топливом и всем необходимым, договариваться с местными, чтобы не стреляли и не привечали всякую шатающуюся по провинции шантрапу, продавать дорого и покупать дёшево, убедительно выступать перед самыми разными категориями слушателей экспромтом — и в целом понимать жизнь намного лучше.

— Воины афганского народа!

Полагалось говорить «апрельской революции», но тут это как бы не сильно подходило.

— Авантюристы и реваншисты, бандиты у которых руки по локоть в крови посягнули на народную власть, на процесс национального примирения!

Кто такие авантюристы и реваншисты подполковник и знать не знал — это верхние разберутся. Но он знал, что говорить надо громко и уверенно, тогда люди за тобой и пойдут. Это как в Гражданскую войну. И ещё — как бы то ни было, а при наличии выбора даже самые отъявленные бандиты предпочтут выступать от имени власти и порядка. Конечно, то что так много оттолкнули людей политикой и при Амине и при Бабраке — это очень плохо.

— Подкупленные феодалами, историческое время которых истекло, своим подлым выступлением — эти шайтаны хотят снова расколоть афганский народ, погрузить многострадальный Афганистан в новую гражданскую войну! Советский союз, инициатор процесса национального примирения сделает всё, чтобы не допустить срыва этого процесса, провести честные выборы в Волуси Джиргу и защитить коалиционное правительство. И нам, нашему отряду доверена великая честь провести разведку в городе и первыми вступить в бой с мятежниками, продавшимися капиталистам! Оправдаем оказанное нам доверие! Афганистан зиндабад[5]!

— Афганистан зиндабад! — подхватили бывшие боевики, и даже перепуганные милиционеры не блокпосту

Что интересно — капиталистов не любили даже моджахеды…

Пикап — если так подумать не такая плохая техника. В кузове, в кабине — стрелки, он как ёж ощетинившийся стволами. В БТР или БРДМ не видно ни хрена потому то ездят на броне, а не под ней. Хотя и неудобно…

Первое что они увидели — два сгоревших Камаза Совтрансавто на обочине. Каждый день — такие Камазы перевозили муку от границы СССР до Кабула, здесь она разбавлялась серой местной и всякой дрянью и пеклись лепёшки. По негласной договорённости — машины эти были в гражданских цветах и на них не нападали моджахеды, не желая, чтобы потом на них обрушился гнев народа…

То, что эти Камазы сожгли — было очень плохим признаком.

Подполковник — дал команду остановить колонну.

— Карту…

На капоте расстелили карту, кто-то развернул плащ-палатку, кто-то включил фонарь

— Мы вот здесь.

…

— Предлагаю оставить здесь технику, взять только вооружённые пикапы. Дальше продвигаться пешком, скажем, досюда. Отсюда выйти на связь и доложить …

На углу улицы — они наткнулись на женский патруль защитников революции. Несколько женщин с винтовками и старыми автоматами, едва не перестрелялись. Вообще, женские патрули стали одним из трагических символов Апрельской революции. Если мужчины раскололись, то женщины поддержали новую власть почти поголовно, при необходимости становясь в строй с оружием в руках. Они прекрасно понимали, что только эта власть может дать — и даёт женщине простые человеческие права.

— Что происходит? — спросил их подполковник

— Мы не знаем, рафик офицер — ответила одна из женщин — мы услышали стрельбу и сейчас патрулируем свой квартал.

Подполковник осмотрел женщин. Женщины смотрели на него, на бывших моджахедов — а бывшие моджахеды смотрели на них. Причём во взглядах было самое разное, от любви до ненависти

— Ладно, готовьтесь оборонять свой квартал и никуда не лезьте.

— Но рафик офицер мы бы хотели пойти с вами защищать революцию

— Это не женское дело

Женщина вспыхнула

— Как это не женское!? Мы все пошли добровольцами в отряд, каждая из нас готова отдать жизнь за революцию! Мы все коммунистки!

Подполковник уловил, что его подсоветные с одобрением отнеслись к его решению женщин не брать. Всё же они были одной, мужской культуры. Как будут говорить три десятка лет спустя — токсичной мужской культуры превосходства.

Кстати, подполковник был мусульманином, и это тоже играло свою роль. Куда сложнее предать, нарушить слово, убить — единоверца, пусть он и из другой страны.

Он наклонился к Наби

— Что думаешь?

— Проводник нам, наверное, нужен — подумав, сказал Наби — да и эта дамочка. Клянусь Аллахом, пусть у меня и есть жена, но я возьму её второй, если Аллах будет милостив к нам сегодня…