Мы не выбираем времена. Мы может только решать, как жить в те времена, которые выбрали нас.

Д. Толкиен

Перед тем как продолжать, стоило бы поговорить об ещё одном человеке, одном из многих великих людей своего поколения. Имя его — Юрий Краузе.

Из поволжских немцев, родился в 1936 году в Уфе. Закончил Свердловский машиностроительный техникум и поступил в Уральский политехнический — но не закончил его, ушёл. Его увлечением — оказалось кино, он ещё в институте основал любительскую киностудию.

Закончил Всесоюзный государственный институт кинематографии — и тут его линия судьбы снова ушла в сторону. Он стал корреспондентом Центрального телевидения СССР, и с этого пути он не сворачивал. В 1978 году он пришёл в основанный бывшим прокурором, писателем и юристом Анатолием Безугловым[69] передачу Человек и закон. Как говорил потом сам Краузе — ему пришло в голову, что эта передача уникальна тем, что в ней можно говорить правду. Тогда было принято сглаживать углы, показывать отлакированную действительность — но в такой передаче как Человек и закон это просто нельзя было сделать. Показывали пьяниц, воров, убийц. Молодёжные группировки. Понятно показывали и то, как их настигает правосудие — но дело было не только и не столько в правосудии, сколько в преступниках. Передача показывали — что они есть и какие они есть. Многое — било по нервам, показывая что наше общество сильно отличается от того о чём говорят с трибун. Не раз им попадало за их репортажи. Как в сердцах выразился один чиновник — вы что, этого алкоголика приодеть не могли перед тем как снимать?

Но — снимали как есть.

Всё сильно изменилось с того момента как престарелого Черненко сменил молодой и уверенный в себе Горбачёв, а долболома Федорчука — доктор юридических наук Карпец, учёный в милицейских погонах. В команде Горбачёва уже был известный журналист и писатель — доктор экономических наук Валовой, заместитель главного редактора газеты Правда, заведующий её экономическим отделом. С Краузе поговорил сначала Валовой, а потом — в один из весенних московских вечеров его принял сам Генеральный секретарь. Этот разговор — стал определяющим в жизни Краузе и ещё многих других, он был уверен что не забудет его до смерти.

Как оказалось, генеральный секретарь имеет такие же взгляды, что и самые отважные журналисты его поколения. Что советскую действительность не нужно приукрашивать — нужно говорить правду, такую, какая она есть. Но при этом — нельзя просто показывать, что всё плохо, что есть зло — нужно показывать и то как зло наказывается а проблемы — решаются.

Дальнейшее — он встретился с новым министром МВД и как оказалось — министр имел до него свои интересы. В милиции процветала антигосударственная практика укрытия преступлений от регистрации, оставшаяся от прежних времён. Практика эта появилась во времена Хрущёва, когда совместились два процесса. Массовое переселение в города, сопровождающееся ростом преступности, когда люди выпадают из жёстких сетей социального контроля села. И при этом — Никита Сергеевич заявил о том что с преступностью будет покончено в течение десяти лет. Это заявление не имело под собой никаких оснований, но привело к ликвидации МВД СССР! Два года МВД не было вообще, и лишь потом, спохватившись, его начали воссоздавать на основе МООП РСФСР, тем самым, кстати, лишив РСФСР своего министерства. При этом — милиционеров не хватало, не хватало техники, не было специализированных учебных заведений для МВД и большая часть ментов даже не имела высшего образования. В милицию проводили наборы на предприятиях, среди комсомола — но новичков надо было учить! И преступность неуклонно росла — во времена ГУЛАГа советское общество получило «прививку» уголовной субкультуры, через лагеря она стала массовой. Так как многих посадили незаконно — в обществе вообще пропал иммунитет к уголовной субкультуре и к «сидельцам», сидел — это больше не было клеймом на всю жизнь, сидевший мог быть и не виновен.

Вот и стали скрывать. Укрывать от регистрации. Под любым предлогом. Потом, при Щёлокове — и ВУЗы появились, и техническое оснащение стало лучше и людей набрали — но вредная практика сохранилась и расширилась. Появились милиционеры без совести, для которых укрывательство было нормальным.

Министр Карпец на первой же коллегии нанёс первый мощный удар по укрывательству. Заявил, что теперь за выявленные факты укрывательства отвечать будет не сам укрывавший — а его начальство как допустившее неблагополучие на своём участке работы. Тем самым рвалась порочная связь, когда опер, начальник розыска — оказывался в этой истории крайним. Он укрывал, за хорошее (и ложное) состояние дел получали звания и награды его начальники — а он шёл под топор если всё выяснялось. Кого-то выгоняли, кого-то сажали, кого то просто понижали до опера и отправляли в глушь. Проблема не решалась, потому что от неё одни получали плюшки, а другие — плюхи.

Министр же заявил, что наказывать будут как раз тех, кого раньше награждали. И это уже привело к значимым результатам, настолько значимым, что данные засекретили даже внутри министерства. Даже с учётом того что не все перестали укрывать — приходили жуткие цифры, по некоторым категориям преступлений (кражам прежде всего) преступность выросла в разы. Но это был не конец и об этом они говорили с Краузе. Министр предложил Краузе выступить в роли своего рода общественного контролёра деятельности МВД.

Ещё пять лет назад это просто невозможно было себе представить. Министерство было довольно закрытым сообществом, все проблемы решая как бы внутри себя. Никакие комсомольские или партийные призывы — ничего не меняли[70]. Шаг министра — показывал всю его решимость сломать гнилую систему лжи и очковтирательства, чего бы это не стоило.

Краузе прошёл в Верховный совет и стал депутатом — с неприкосновенностью и правом направлять депутатские запросы. По стране — пошли разоблачения мафиозных группировок, присосавшихся к бюджетам разных уровней, к госпредприятиям. Репортажи становились всё острее — например история о Черноморском пароходстве наделала такого шума, что один из режиссёров писал сценарий для художественного фильма.

Спрут — не Спрут[71], но…

И вдруг оказалось — что когда раздаются позывные передачи «Человек и закон» — улицы пустеют, у экранов — вся страна.

Сегодня — Краузе принимал бригаду из Ростова-на-Дону. Они прибыли с шокирующим, просто неслыханным материалом. Оказалось, что бывший учитель, а ныне скромный снабженец какого то предприятия Андрей Чикатило на досуге… убивал людей. Ножом.

Его никто не мог заподозрить, потому что он совершенно не походил на убийцу, каким его представляют люди. Он не был амбалом, он не был наглым, он не вёл себя вызывающе. Он был сутулым, обтёрханным дядькой средних лет в запотевших очках, с потёртым портфелем ждущим автобуса или электрички. Таким же как все. Может быть, его бы запомнили если бы от него пахло алкоголем. Но от него никогда не пахло…

Первое убийство он совершил в семьдесят восьмом. Лена Закотнова, ученица второго класса. Оно могло стать и последним, потому что нашлись свидетели, которые показали, что видели Закотнову вместе с Чикатило на улице. Был составлен фоторобот, по которому директор училища где «учил» детей завуч Чикатило — уверенно опознал своего подчинённого. Если бы милиционеры опросили учащихся, то выяснилось бы, что Чикатило домогался к воспитанникам. До ГПТУ Љ 39 его уволили из школы-интерната Љ 32 и тоже за домогательства к детям. Но тут был арестован некто Кравченко, который отбыл десять лет за изнасилование и убийство ребёнка. И встал вопрос, кого судить. Члена КПСС Чикатило или бывшего уголовника ранее судимого за то же самое — Кравченко. Который ещё и очень удачно совершил только что кражу.

В 1983 году Кравченко расстреляли. К расстрелу его приговорили только на третьем процессе — суды шли один за другим, каждый приговор кроме смертного вызывал возмущение жителей и родителей убитой девочки.

Как уже выяснили — только после того как Кравченко приговорили к расстрелу — Чикатило совершил следующее убийство. Боялся.

И вот теперь — материалы следствия, не все конечно, попали в руки журналистов. Что интересно, на том чтобы дать возможность журналистам ознакомиться с материалами, настоял лично Горбачёв.

В деле поражало многое. Но главное — масштаб. Три десятка зверски убитых детей заставляли задуматься о большом. О том, что есть такое советское общество. О том что есть такое советский человек. Как в принципе — в советском обществе мог появиться такой монстр.

Чикатило взяли странно — по какой-то анонимке, написанной неизвестно кем и подброшенной в милицию. Сначала он строил из себя честного советского гражданина — но в какой-то момент сломался и начал сознаваться. В том числе сознался и по нескольким эпизодам, о которых милиция не имела понятия. Но в деле всё ещё не было полной ясности.

Прежде всего, как ему удалось уйти от ответственности после убийства Закотновой, в семьдесят восьмом. Тогда на руках у милиции был вполне нормальный фоторобот, свидетель, который видел как Лена Закотнова шла с каким-то мужчиной, и директор СПТУ в котором на тот момент трудился завучем Чикатило — он уверенно опознал по фотороботу своего подчинённого, Андрея Чикатило. Достаточно было сделать ещё один запрос — и выяснилось бы, что с предыдущего места работы Чикатило уволили за домогательство к девочке, а в этом СПТУ — имело место домогательство к мальчику. То есть Чикатило был явным извращенцем, педофилом с нездоровой тягой к детям. Но по каким-то причинам — следствие резко переключилось на Кравченко, который к слову был соседом Чикатило по садовому товариществу[72].

Вариантов ответа было два, оба раскопали журналисты, причём одним — с ними «на ухо» поделился один из следователей из следственной группы. Первый вариант — просто чудовищное моральное разложение местных органов МВД, готовых для того чтобы побыстрее «срубить палку» фальсифицировать доказательства даже в деле об убийстве ребёнка. Могло быть и то что недобросовестные «дяди Стёпы» просто решили подвести неудобного и продолжающего совершать преступления Кравченко под расстрел. Ведь он в те дни был арестован за кражу каких-то вещей с просушки и только после запроса в НИЦ МВД — выяснилось, что он судим за изнасилование и убийство ребёнка. И никто даже не задумался, что если Кравченко невиновен, и его расстрелять — то где-то рядом остаётся жить монстр.

А могло быть и так что Чикатило состоял на связи в КГБ. Его могли завербовать ещё в начале воинской службы, когда он проходил её в погранвойсках относящихся к КГБ СССР — и его перевод в ГВСГ мог быть тоже поощрением. Чикатило был грамотным, активистом, внештатным корреспондентом газеты, писал статьи по вопросам морали и патриотического воспитания молодёжи в местную газету, в охотку участвовал во всех общественных мероприятиях, был внештатным политинформатором. Такой человек легко мог состоять и на связи в КГБ — такие и состоят. Понятно, что при случае куратор сделал пару звонков — это наш человек, не трогайте его. Да и — кто поверит? Чикатило никак не подходил под описание возможного маньяка — член партии, учитель русского языка, семейный, на учёте в психдиспансере не состоял.

Он даже участвовал в поисковых мероприятиях как «представитель активной общественности» — то есть искал самого себя. В СПТУ он уже не работал — перевёлся на завод. Рыскал как волк по городу — ущемленец в запотевших очках, чемоданчик, а в чемоданчике — нож, верёвка, вазелин. Те, кто ему верил и шёл с ним — уже не возвращались.

Фотографии с мест происшествия журналистам понятное дело, не дали. Но и то что сумели переписать из описаний — было чистой воды ужасом

… пятнадцать ножевых ранений…

… глаза выколоты острым предметом…

… соски молочных желёз откусил и проглотил. Мстя за свою неполноценность, вырезал половые органы, их потом выбросил, а матку грыз…

… отрезал голову и забросил в кусты…

Депутат Краузе захлопнул папку и задумался. Впервые в своей жизни он не был уверен в том, стоит ли говорить правду.

…. стоит ли говорить такую правду… зачем… кому станет от этого хорошо? Что узнают от этого люди? То, что среди нас есть изверг, которого даже человеком нельзя назвать?

Можно ли вообще доверять милиции после дела Кравченко?

Если это всё рассказать, люди потребуют самосуда. Возможно, не только над этим монстром — но и над следователем и милиционерами, расстрелявшими невиновного человека и косвенно виновными во всём, что произойдёт в Ростовской области потом?

Кому станет легче?

Господи, до чего докатились. Ладно, в послевоенном деле Венгровера осталось то ли семь то ли восемь квартирных краж из шести или семи сотен (!!) фактически им совершённых. Но это — квартирные кражи. Теперь выясняется, что фальсифицировали даже убийства.

Выяснилось, что Чикатило состоял внештатным сотрудником милиции (!!) и имел удостоверение, что видимо, помогало ему проходить заградительные мероприятия и быть в курсе мер по его поиску.

Куда — дальше?

— Оставьте пока… — негромко, словно стыдясь самого себя, сказал Краузе — материалы у меня. Надо подумать… посоветоваться.

На следующий день — Краузе стоял на верхнем этаже старого здания МВД — ещё построенного при Сталине. Министр давно переехал в новое здание, остались только пара замов…

Из окна верхнего этажа были видны крыши… море крыш, перетекающих одна в другую. Море крыш… поднимающихся над ними дымков… проходняков и проулков…

Что видело это здание в своей жизни? Вообще, интересно было бы написать или заснять историю органов охраны общественного порядка хотя бы после войны. Но ведь никто не даст это сделать. В лучшем случае — всё повычёркивают. Получится сладенькая водичка…

А интересно было бы. Ох, интересно…

— Юрий Геннадьевич…

— Борис Кузьмич[73] вас примет.

— Спасибо.

Краузе был в этом здании не первый раз. Крайний — когда он лично, в составе группы народного контроля — доверить больше никому было нельзя — вошёл в кабинет заместителя министра Семиухова. Тот как раз «поправлял здоровье»…

Идеализировать советскую милицию не стоило. Но и хаять — тоже. В ней были самые разные люди. Например, как генерал Елисов, единственный оставшийся фронтовик. Он был сначала просто «замом» потом первым замом — как полетел Чурбанов…

— Юрий Геннадьевич…

— Товарищ генерал…

Сели. Адъютант принёс чай, печение…

— Два вопроса у меня, Борис Кузьмич

— Начинай с первого.

— Чикатило.

Елисов помрачнел

— Всё равно, шило в мешке не утаишь.

— Да я понимаю, Юрий Геннадьевич.

Елисов встал. Прошёлся по кабинету

— Сердце болит — сказал он — я ведь это дело читал. Своими бы руками гада…

— Как же так вышло…

— Как… в Шахтах сейчас работает инспекция, подняли первый его эпизод, девочку маленькую убили…

— Закотнову.

— Да, её. Если подтвердится, всех кто причастен к фальсификации — поганой метлой из органов. Поганой метлой.

Краузе знал Елисова по одному эпизоду. Как то раз они встретились на культурном мероприятии — конкурс фильмов про советскую милицию, Щёлоков начал это дело, но и сейчас оно продолжалось и расширялось. Так вот, зашла речь про Жеглова. И Елисов сказал, причём сказал с железной убеждённостью в собственной правоте. Он сказал: а какой Жеглов герой?! У меня будь такой подчинённый, уволил бы сразу, как только узнал бы про подброшенный кошелёк…

— Ужас…

Елисов обернулся

— Наверху был?

— Нет, пока.

— А знаешь, как его взяли?

— Нет.

— Анонимку подбросили…

Елисов показал наверх. Краузе выразил непонимание

— Самому

— Как — самому. Вы хотите сказать?

— Да. Во время рабочей поездки. Прямо в номер.

— Это как же так?

— А вот так. КГБ своё следствие ведёт, не знаю накопали может чего. Ты если узнаешь, скажи. Очень интересно

— Обязательно. И что — в анонимке?

— Полный расклад. С именем. Сначала никто не поверил. Но раз указание сверху — проверили. Выяснили, что он уже отрабатывался, но так — в числе прочих. Решили проследить.

— Оборотень он. Жена не знала ничего. Семейный, дети есть. Семью он не трогал никогда, жену не бил даже. Работал сначала в ПТУ, потом перевёлся на завод. Уволили за мелкую кражу, исключили из партии…

— Три месяца он отсидел.

Это и было единственной версией — и Краузе и оперативно-следственной группы по делу Лесополоса. Ни для кого не было секретом, что криминальный мир — обладает намного большими возможностями в подполье, чем советская милиция. Там вряд ли получится кого-то обмануть, «втереть очки» как они говорят. И если человек приходит в тюрьму даже на короткий срок — уголовный мир будет знать о нём всё.

Может он проговорился там кому… о чём. Может ещё как.

Но всё равно — не сходилось. Об этом мало кто знает — но убийца в криминальном мире — уважением не пользуется. Вор — другое дело. Если бы криминалитету стало известно, что рядом с ними сидит душегуб, растерзавший тридцать человек — в тот же день его бы и кончили. В тюрьме сидят мужики у многих есть дети. Защитить их от такого волка, рыщущего среди людей — они не могут. Но могут поквитаться.

— У меня предложение, Борис Кузьмич. Этот материал не спеша отработать… без гнева и пристрастия, как говорится. Нам бы … с академией МВД выйти на связь, поговорить с членами следственной группы.

— Оформим как научных консультантов.

Несмотря что не было сказано почти ничего — понимающему человеку этого было достаточно. Человек и закон отказывался раскручивать самый, наверное «жареный» материал в своей истории. Он выйдет позже и выйдет при содействии МВД. И особенно НИИ МВД. Кстати… министр дал команду по окончании этого дела не распускать структуры, работавшие по Лесополосе. Эта группа будет переведена в НИИ МВД и будет заниматься проблемой превенции подобного рода преступлений и вообще — опытом Лесополосы[74].

— Ясно…

— Борис Кузьмич, ещё один вопрос. У меня в Грузии группа пропала…

Елисов покачал головой

— Не лучшее место.

— Вы нашу специфику знаете.

— Кто, где? Сколько человек?

— Двое…

Загрузка...