Для встречи с тетушкой Чхве Кан-Ми пришлось ехать в Инчхон, где проживала уже немолодая женщина.
Чхве Кан-Ми всю свою жизнь посвятила работе в конгломерате и была одним из главных сторонников Пак Ки Хуна. Обладательница феноменальной памяти, острого ума и еще более острого языка, госпожа Чхве Кан-Ми никого в компании не оставляла равнодушным. Одни в открытую признавали заслуги женщины и ее вклад в развитие компании, другие — называли мерзкой ведьмой и змеей, которая свила себе гнездо в самом сердце конгломерата. Однако реальность заключалась в том, что взвалить на себя работу Чхве Кан-Ми желающих особо не было. Женщина буквально на своих плечах тащила все финансовые вопросы компании, а ее подчиненные контролировали каждую вону семьи Пак: начиная от расходов по контрактным обязательствам перед поставщиками и партнерами, и заканчивая учетом расходов на туалетную бумагу в самом отдаленном офисе.
Все эти цифры так или иначе стекались в головную бухгалтерию, где властвовала госпожа Чхве Кан-Ми. И именно к этому человеку Пак Сумин решила обратиться за помощью.
Для чебольки было неважно, встанет тетка на ее сторону или нет. Важен будет лишь сам факт их беседы. Пак Сумин обладала информацией, которая была доступна только Пак Ки Хуну и еще горстке людей и, зная вовлеченность тети Чхве Кан-Ми в финансовые дела компании, она точно была в курсе хакерской атаки, которая опустошила счета компании. Кан Гванджин говорил, что в общей сложности в ходе скоординированной атаки они увели со счетов эквивалент почти миллиарда долларов, который растворился в офшорных зонах и на подставных счетах. Часть денег была переведена в криптовалюту — правительству Севера нужно было оплачивать санкционные товары в Китае, так что биткоин подходил для этого идеально — и именно с этими деньгами Кан Гванджин сбежал из страны. В общей сложности почти двести миллионов долларов по курсу на момент побега — таково было состояние ее мужчины.
У Пак Сумин не было никаких душевных терзаний на тему того, что Кан Гванджин — киберпреступник. Пострадавшими всегда был крупный бизнес, и свою главную операцию он провел как раз против южнокорейских чеболей. Как Пак Сумин относилась к соотечественникам-бизнесменам? Так же, как и они к ней — с плохо скрываемым презрением. Для чеболей она была всего лишь дочерью второго сына, расходным материалом одной из семей, они же для нее — богатые ублюдки, вместо сердца и мозгов у которых стоят кассовые аппараты.
Факт же того, что ее аскетичный ассистент, который в их первую встречу был больше похож на нищего или бродягу, был богаче чем сама Пак Сумин — а выручить сумму, эквивалентную двумстам миллионам она бы не смогла, даже если бы распродала все доставшееся ей наследство — окончательно открыл девушке глаза. Богатство не было самоцелью и смыслом жизни. Это лишь инструмент удовлетворения возникших потребностей. А последнее определяет сам человек. До их встречи Кан Гванджин был вполне счастлив, питаясь простым рисом, изредка покупая мясо в магазине и почитывая свои глупые романтические истории для школьниц. Он вполне спокойно принял совершенно иной образ жизни — с сумками Hermes и автомобилями за сотни тысяч долларов — но это не изменило его сути и отношения к миру вокруг. Он остался все тем же Кан Гванджином, который в любой момент мог отказаться от всего этого роскошества. И в этом и была та степень свободы личности, к которой стремилась Пак Сумин. Не ты для богатств семьи, а богатства — для тебя. Способность радоваться тупой красно-белой рисоварке так же, как радуешься новенькому рычащему Майбаху из салона. Сохранение вкуса к жизни, сохранение своей личности. Конечно, она выросла в роскоши семьи чеболя, с прислугой и личной охраной, но она могла хотя бы остановить тот процесс, который разлагает душу и превращает тебя в человека, подобного Пак Ки Хуну или Пак Бо Гому. Но для этого надо освободиться от гнета семейства и жить самостоятельно.
Самой решать, будешь ты сегодня строить бизнес-империю ради удовлетворения своих амбиций или читать манхву для девочек с экрана смартфона.
— Спасибо что согласились принять меня, тетушка Чхве Кан-Ми.
Пак Сумин склонила голову перед женщиной, сидящей за письменным столом. Чхве Кан-Ми бодро набивала что-то на клавиатуре ноутбука, поглядывая краем глаза в какую-то распечатку. На столе, рядом с ноутбуком, стояла недопитая чашка кофе, а сама женщина все еще была в той же одежде, в которой ходила на работу. Узкая юбка, светлая блузка. Только несколько пуговиц у воротника расстегнуты, что намекало на домашнюю обстановку.
Чхве Кан-Ми посмотрела на гостью поверх своих очков в тонкой оправе, после чего молча перевела взгляд обратно на экран.
— Садись, мне нужно еще минут пять, — недовольно ответила женщина, продолжая стучать по клавишам.
Пак Сумин осмотрелась. Узкая комната с большим окном в пол прямо за спиной госпожи Чхве Кан-Ми. Неудобная кушетка у стены, стеллажи с какими-то разноцветными папками и старыми книгами. Тут были справочники, юридическая литература, бухгалтерские журналы. Конечно же, госпожа Чхве Кан-Ми не могла выносить за пределы офиса всю документацию, но даже побочных актов, накладных и приказов хватило бы, чтобы заставить подобными стеллажами целый подвал. Как подозревала Пак Сумин, дома женщина хранила то, что оставлять в офисе было просто нельзя — те вещи, которые поручил ей лично Пак Ки Хун.
И таких документов тут были точно тысячи.
Сколько операций провернула эта женщина, сколько чеков оплатила, приказов подписала и проверила накладных, за которые отвечала лично головой перед своим могущественным дядей? Еще подъезжая к дому тетушки Чхве Кан-Ми, Пак Сумин обратила внимание на посты охраны, дежурившие как на въезде в этот жилой поселок, так и у дома женщины. Она бы не удивилась, если бы окно оказалось выполнено из бронированного стекла, а сам кабинет был огнеупорным, с возможностью превратить его в бункерную капсулу в случае налёта.
Пак Ки Хун доверял своей племяннице намного больше, чем прочим офисным сотрудникам, так что вся грязь конгломерата была собрана здесь, в цветастых папочках, которые стройно стояли одна к одной на полках вдоль стен кабинета.
Устроившись на плоской кушетке, Пак Сумин еще раз оценила размеры помещения. Кажется, комната была выполнена в габаритах двух двенадцатифутовых контейнеров, что еще больше наводило на мысль о бронированных стенах. Будто оказался в стандартизированном сейфе, дверь которого в любой момент может захлопнуться, а ты останешься внутри навсегда. Кому-то подобная конструкция могла внушить чувство защищенности, Пак Сумин же было банально тяжело дышать.
Племянница Пак Ки Хуна наконец-то закончила работу, в последний раз нажала на клавишу ввода, потом стукнула пальцами по комбинации Ctrl+S, сохраняя документ, и только потом закрыла крышку ноутбука. На сегодня работа была окончена или, во всяком случае, Чхве Кан-Ми уходила на длительный перерыв, чтобы поговорить с племянницей.
— Что тебе нужно, девочка? — прямо спросила женщина, выставив локти на стол и положив подбородок на сплетенные между собой пальцы рук.
— Тетушка…
— Не трать мое время, Сумин-ян. Мне скоро ужинать и готовиться ко сну, — перебила девушку финансовый директор конгломерата или же, как называл ее дед Пак Сумин, его личный главный бухгалтер.
— Я приехала поговорить о дедушке, — собралась с духом Пак Сумин. — Точнее о том, как его переубедить.
— В чем же ты хочешь его переубедить? — прямо спросила женщина, окидывая племянницу оценивающим взглядом, при этом демонстративно задержавшись на животе Пак Сумин. — Ты не твой отец, Сумин-ян. То, что было позволено моему кузену, тебе просто недоступно, смирись с этим.
— Вы так говорите, будто бы все решено… — уныло протянула Пак Сумин.
— А разве нет? — спросила Чхве Кан-Ми, беря чашку с остывшим кофе и делая небольшой глоток.
Поморщившись, женщина отставила черную жижу в сторону, нажав при этом на небольшую кнопку на коммутаторе. Такое устройство Пак Сумин видела только в кабинете деда — оно прибыло прямиком из времен, когда девушки не было даже в проекте, но, видимо, Чхве Кан-Ми пыталась во всем подражать своему дяде.
— Вы позволите деду убить вашего внучатого племянника или племянницу? — с вызовом спросила Пак Сумин, вздергивая подбородок.
— Вот как, — покачала головой Чхве Кан-Ми. — А я думала, ты будешь отпираться до последнего.
— Не вижу смысла ломать перед вами комедию, тетушка, — ответила Пак Сумин. — Так вы не поможете мне? Даже советом?
— А с чего ты решила, что я должна занять твою сторону? — удивилась Чхве Кан-Ми. — Только потому, что я тоже женщина, ты на это намекаешь?
— Потому что отец всегда тепло отзывался о вас, тетушка, — тут же ответила Пак Сумин.
Чхве Кан-Ми только фыркнула, отвернув голову в сторону.
— Кому какое дело до слов мертвеца? — спросила женщина будто бы в пустоту.
В этот момент дверь в кабинет открылась, и внутрь вкатился небольшой столик, на котором стоял гейзерный кофейник и несколько видов сладкого. Прислуга быстро забрала грязную посуду со стола госпожи Чхве Кан-Ми, после чего, разлив кофе по чашкам, убралась прочь.
— Тебе кофе пить сейчас вредно, — со знанием дела сообщила Чхве Кан-Ми, хотя у нее не было своих детей. Во всяком случае, Пак Сумин о существовании кузенов с этой стороны не знала.
— Я не пью кофе так поздно, — ответила молодая чеболька.
— Так чего ты пыталась добиться этим визитом? Знай, какую-то поддержку я тебе оказать не могу, даже если захочу, — ответила Чхве Кан-Ми.
— Даже если это будет способ насолить Пак Бо Гому? — уточнила Пак Сумин.
Финансовый директор отставила кофе и внимательно посмотрела на племянницу.
— Мы же обе понимаем, что дядя постарается от вас избавиться, тетушка, — елейно продолжила Пак Сумин. — Дедушка с каждым годом дряхлеет и придет момент, когда…
— Не тебе рассуждать, что будет после ухода твоего деда на покой, соплячка, — грубо прервала девушку Чхве Кан-Ми.
От такого обращения Пак Сумин вздрогнула, а челюсти чебольки сами собой сжались в порыве гнева. Но Пак Сумин удержалась от ответной грубости.
— Но это в любом случае случится, — продолжила Пак Сумин.
Сколько она здесь по времени? Всего четверть часа. Слишком мало для задушевного разговора. Ей нужно потянуть время, чтобы до деда дошла информация в правильном ключе.
— У тебя нет никакого веса и никаких рычагов давления ни на деда, ни на дядю, Сумин-ян, — уже спокойнее продолжила Чхве Кан-Ми. — И я тебе эти рычаги не дам.
«А рычаг у меня и так есть», — подумала Пак Сумин.
— Значит, даже советом не поможете?
— Упади в ноги к своему деду и проси простить тебя, — ответила Чхве Кан-Ми, окончательно потеряв интерес к разговору и даже не глядя на племянницу. — Откажись от ублюдка, который тебя обрюхатил, забудь как страшный сон. И делай то, что тебе скажут. И тогда, может быть, все будет хорошо.
«Иначе тебя запрут на какой-нибудь отдаленной вилле, где будут пичкать успокоительными».
Это подразумевалось, но вслух эту жестокую истину Чхве Кан-Ми не произнесла. Да, дед на самом деле мог отдать приказ изолировать Пак Сумин, буквально посадить молодую девушку под замок, не в силах расправиться с ней, но желая, чтобы она более не позорила честь семьи, пусть и одним своим присутствием на публике. Вычеркнуть нерадивую внучку из жизни, стереть из мира, чтобы с годами про нее все просто забыли, а она сама доживала свой век в одиночестве, в окружении пары слуг, которые станут для нее и тюремщиками.
— У меня нет времени трепаться с тобой, — ответила Чхве Кан-Ми, поднимаясь из-за стола. — Слуги тебя проводят.
После этого финансовый директор без затей направилась к дверям и, чуть задержавшись на пороге, скрылась в коридоре, оставив Пак Сумин в одиночестве.
На настолько холодный прием девушка даже не рассчитывала, но ей удалось потянуть время. Сейчас она посидит несколько минут, пока за ней не придут, после — отправится домой. Дело было сделано, она посетила тетушку Чхве Кан-Ми, а значит, сможет прикрыться именем этой старой змеи, когда надавит на Пак Бо Гома.
И там уже слово Пак Сумин против слова Чхве Кан-Ми, когда выяснится, что девушка в курсе кибератаки двухлетней давности и знает про ущерб, который Чхве Кан-Ми попыталась скрыть в липовой отчетности.
Она может быть сколько угодно предана Пак Ки Хуну, но у тети есть огромное уязвимое место, точно такое же, как и у Пак Сумин. Она — женщина, а значит в корейском обществе ее слову всегда меньше веры. Как бы чебольке не было гадко от этого, она сыграет на традиционализме и шовинизме собственной семьи — ведь этим ублюдкам будет намного проще поверить в то, что Чхве Кан-Ми растрепала такую важную тайну беременной племяннице из женской солидарности, чем представить, что Пак Сумин могла получить подобную информацию откуда-то из своих источников.
Завтра днем господин Гю Чон должен встретиться с Мун Джином и наладить связь с Кан Гванджином. Они с агентом контрразведки обменялись несколькими сообщениями, уточнили детали.
Больше всего Пак Сумин волновало то, что Кан Гванджин находился в замкнутом пространстве, а вокруг него было слишком много людей, которым было нечего терять. Конечно же, крайне опасных преступников-рецидивистов держали в других заведениях с другим режимом строгости, но и в сеульской тюрьме хватало отбросов. Мун Джин был солидной подстраховкой — во всех возможных смыслах — но он не мог быть с северянином круглые сутки. Да даже если он будет ходить за Кан Гванджином по пятам, всегда есть угроза удара в спину.
Человек существо хрупкое и умирает слишком быстро, Пак Сумин это прекрасно осознавала.
Если бы чеболька могла, она бы купила с потрохами всю тюрьму вместе с администрацией и последним уборщиком, но тогда бы она привлекла к Кан Гванджину ненужное внимание. Да и, строго говоря, таких денег у нее не было, а пользоваться черной флешкой, которую отдал ей молодой мужчина прямо перед арестом, было просто опасно. Она прекрасно осознавала токсичность этих денег, и хотя на счетах была колоссальная сумма — она была больше похожа на огромный якорь из чистого золота. Вроде ты и богат, но по факту, эти деньги просто утащат тебя на самое дно.
Деньгами с кошелька можно было воспользоваться в крайнем случае, причем всеми и сразу. Кому дать взятку в сто семьдесят миллионов долларов чеболька даже не представляла. Президенту Южной Кореи? Было бы смешно, если бы не было правдой — в Синем доме с удовольствием бы приняли эти деньги и даже не поморщились — только проблема была в том, что у Пак Сумин не имелось подобных политических связей. Для «смазывания» механизмов, доступных Гю Чону, хватало и наличности из сейфа. Купить новые документы и личности для себя и своего мужчины, чтобы сбежать из страны? Обращаться с такой просьбой к агенту NIS буквально самоубийство, а выходов на черный рынок у нее не было. Этим должен был бы заниматься Кан Гванджин через даркнет и местные биржи — там за семизначную долларовую сумму можно выправить вполне себе приличный документ, а потом получить гражданство какой-нибудь офшорной зоны за инвестиции и легализоваться окончательно — но проблема в том, что для подобных махинаций Кан Гванджину нужен доступ в интернет. А он сидит под замком и даже доступа к телефону-автомату пока не имеет.
Вопрос передачи смартфона северянину она отдельно обсудила с Гю Чоном, на что мужчина пообещал пробить этот вопрос, но пока без каких-либо гарантий результата. Видимо, снова придется лезть в сейф за очередной взяткой, но Пак Сумин больше утомляло не то, что она тратит деньги, а то, что ей приходится размениваться на мелочи и постоянно открывать и закрывать сейф, сортируя очередные конверты. Было бы намного проще дать «на лапу» много, но один раз. Вот только некому.
Впрочем, садясь в машину, Пак Сумин с трудом скрывала улыбку. Все шло по плану и девушка покидала Инчхон в прекрасном расположении духа, не чувствуя при этом ни капли вины. Ведь правда была в том, что отец Пак Сумин всегда советовал держаться от тетушки Чхве Кан-Ми подальше, ведь покойный родитель не считал свою кузину достойным человеком. Наверное, из-за ее слепой преданности этому садисту Пак Ки Хуну, может, по другим причинам, но отец Пак Сумин недолюбливал двоюродную сестру. И сейчас Пак Сумин понемногу понимала, почему именно.
Слепая преданность Чхве Кан-Ми может и была приятна Пак Ки Хуну, но для окружающих это было явной проблемой. Так что в целом, Пак Сумин даже окажет услугу своему дяде — даст ему явный повод в будущем сместить госпожу финансового директора с ее поста.
Конечно, если к тому моменту от конгломерата семьи Пак вообще хоть что-нибудь останется. В последнем Пак Сумин не была уверена на сто процентов.