Специалист технической поддержки 5

Глава 20

Когда Гю Чон ушел, Пак Сумин едва не вывернуло от волнения, но чеболька сумела удержать остатки обеда и желудочный сок в себе. Она и так намучилась во время токсикоза от постоянных кислотных ожогов, когда ее рвало какой-то желчью, не хватало вернуться в это печальное состояние сейчас.

Удочка была закинута. По жадному блеску в глазах агента национального разведывательного управления она поняла: жизнь дала ей еще один шанс и поставила на ее пути правильного человека.

Гю Чон был так называемым циничным идеалистом. В отличие от идеалистов молодых и горячих, он был уже слишком стар, чтобы романтизировать мир вокруг себя, но все еще верил в предназначение собственной миссии. Верил в то, что он выполняет нужную и важную работу, верил в какой-то свой моральный кодекс. Ведь без этой веры Гю Чон превращался просто в одинокого алкоголика средних лет, без целей и стремлений.

Информация о сговоре чеболей и атаки северян на корейский бизнес была для него очень ценна. Тот самый намордник, который NIS так долго искало и который разведка сможет нацепить на пасти клацающих зубами конгломератов, приструнить бешеных псин корейского бизнеса, которые возомнили себя богами во плоти. Конечно же, Пак Сумин не могла сказать, куда ушли деньги — это была самая ценная часть этой информации — ведь Гю Чон был далеко не дураком. Едва она скажет слово «север» он тут же поймет, откуда дует ветер и вцепится в Кан Гванджина руками, ногами и зубами. Но совершенно не для того, чтобы помочь ее мужчине. Скорее, наоборот. Предать анафеме и принести в жертву собственных амбиций, ведь каким бы принципиальным не был Гю Чон, он все еще оставался корейцем. А значит, он был шовинистом и расистом, как и все прочие жители этой республики. Для него Кан Гванджин как северянин — бедный дефектный родственник, которого можно приютить, но который никогда не будет тем самым настоящим корейцем. Пак Сумин и сама была такой, до гибели родителей и до ссылки за границу. Была уверена, что Корея — лучшая страна для жизни, корейская культура — самая богатая и обширная, а корейские перспективы — самые светлые и радужные. Встреча с жестокой реальностью, осознание, что мир не черно-белый, а Земля не только круглая, но еще и очень большая и разнообразная, вставили девушке мозги на место. Как она прекрасно осознавала недостатки культуры запада, с которыми она так и не смогла смириться, так теперь она отчетливо видела недостатки и ее родины. Была ли Республика Корея местом, на строительство которого были положены труды нескольких поколений для того, чтобы добиться мирового уровня жизни? Конечно же. Являлась ли она местом, где безусловно хочется жить? Отнюдь. И позицию Пак Сумин разделяла значительная часть корейской молодежи, особенно среди девушек и женщин.

Здесь было неплохо только в сравнении со многими другими странами мира. Но в Корее мало кому жилось хорошо. Легко — точно единицам. В том числе и из-за животной конкуренции, на которую были обречены все корейцы с малых лет. И именно из-за этой конкуренции она не могла доверить Гю Чону ключевую информацию о том, куда ушли деньги чеболей. Просто потому что он мигом продаст ее и Кан Гванджина ради собственной и государственной выгоды. Не потому что он злодей или ублюдок, а потому что в его системе ценностей поступить так — единственно правильное и возможное решение. И ни один настоящий кореец, опиши ему подобную ситуацию, ни на секунду не усомнится в правильности подобного поступка. Ведь как иначе? Альтруизм это история для европейцев, с их античной культурой, эпохой Возрождения, периодом французских революций под лозунгами свободы, равенства и братства. Альтруизм был чужд ксенофобному и вечно закрытому от всего внешнего Востоку, который-то и открыли буквально насильно — через экспансию, разрыв в технологиях и опиумные войны. Корея сделала стремительный прыжок от глухого феодализма в индустриальное общество, миновав промышленную революцию и все те кровавые периоды становления общественного самосознания как сострадательного и заботливого явления.

В Корее нет места слабакам. Так же, как и во времена династии Чосон, тут достоин выжить только сильный. Когда на Западе стыдно не помогать слабым — ведь это одна из основополагающих гуманистических добродетелей, в Корее — стыдно быть слабым. Ее народ, словно толпа обезумевших макиавеллистов, начитавшихся трудов Ницше — превозносил силу и цинизм, оправдывали любые подлости и коварство, если это делало тебя богаче или влиятельнее. В обществе тех, для кого продать ближнего ради собственной выгоды — единственно верная модель поведения, доверять кому-то на слово не стоит.

Только торг, только безопасный обмен. Это Пак Сумин уяснила просто отлично.

Осталось обзавестись предметом торга.

Изначально Пак Сумин планировала использовать флешку, который отдал ей Кан Гванджин, но довольно быстро поняла, что как только она передаст эти деньги кому-нибудь, ее собственная ценность сразу же упадет до нуля. Точнее, ее существование как человека, знающего происхождение этих средств, станет вовсе нежелательным. Для торга достаточно и того, что она знает об операции северокорейских хакеров. Сам факт этого знания уже делал ее опасным противником, а суть угрозы была такова, что выпустить этого джина из бутылки можно десятком разных способов. Начиная от публичного заявления заканчивая доносом в разведку, как сделала это Пак Сумин.

Ставить Корею в кризисное положение из-за тупости горстки старых бизнесменов — а Кан Гванджин доходчиво ей объяснил, что развитие способов атаки происходит намного быстрее, чем внедрение мер по защите от подобных угроз — она не собиралась. Но в случае угрозы собственной жизни или жизни ее нерожденного ребенка она была готова и на этот шаг.

Теперь нужно только убедить в этом ее дорогого дядюшку. Но это будет уже завтра.

Пак Сумин еще не ужинала, так что, выйдя из клуба и сев в «Фантом», она уже стала планировать, что съест перед сном. Каких-то гастрономических извращений она пока за собой не наблюдала, но ее рацион все больше и больше походил на рацион Кан Гванджина. Плотные и сытные блюда с достаточным количеством белков и жиров — то, что сейчас требовал от нее организм. Пак Сумин к этим требованиям прислушивалась, стараясь, все же, слишком не переедать. Ведь от жора беременной женщины и до заедания стресса буквально один шаг.

А вот готовить самой себе она стала чаще. Нездоровая паранойя, присущая северянину, многому ее научила. Так что доступа к ее еде у посторонних не было. Пак Сумин питалась тем, что было упаковано в вакуум или что она варила самостоятельно. Практически все медицинские препараты, которые бы могли спровоцировать у нее выкидыш, распадались при термической обработке или долгом нахождении в воздушной среде, так что девушка просто все варила, жарила или парила, прежде чем съесть. На большую подлость со стороны родни Пак Сумин не рассчитывала. Все же, дед не терял надежду выдать ее замуж, так что останься Пак Сумин бесплодной, ее потенциальная ценность в его глазах резко упадет. А дед не любил терять свои активы.

Также она взяла за привычку покупать панчханы и прочие готовые закуски, в которые можно легко что-нибудь подмешать, самостоятельно. Охрана сначала смотрела на нее, как на сумасшедшую, но Пак Сумин было на это глубоко плевать. Кан Гванджин показал ей свой путь, и теперь она его придерживалась. Просто требовала остановить машину у ближайшего супермаркета и спокойно шла за покупками, а так как время было позднее, то и с другими людьми Пак Сумин не особо пересекалась.

Все было бы намного проще, будь у нее друзья или доверенные лица, но единственный ее помощник и человек, которому она могла доверять, сейчас находился в тюрьме. Так что приходилось выживать самостоятельно, поглубже затолкав собственную гордость и забыв о том, какую жизнь она вела раньше.

Первое время все это бесило Пак Сумин. Хотелось взять в руки смартфон и заказать доставку, или отправить в магазин кого-нибудь из охраны, но со временем девушка прониклась этими малыми бытовыми заботами. Изучение состава продуктов и цен в супермаркете позволяли ей немного отвлечься от творящегося в ее жизни ужаса, хоть последнее и не имело для нее никакого смысла. Девушка просто сравнивала товары, пытаясь выяснить, сильно ли цена влияет на качество. Оказалось — не всегда и не во всем.

Или готовка, которой занимался Кан Гванджин. Она много часов провела на кухне, наблюдая за тем, как мужчина режет, шинкует, маринует, жарит, варит или как-то иначе готовит множество разных блюд и кое-чему все же научилась. Пригодился и комплект кухонных ножей, которые она когда-то купила северянину, хотя большинство их них были для девушки слишком длинными и тяжелыми. Чаще всего Пак Сумин орудовала небольшим ножиком для фруктов или чистки овощей, который Кан Гванджин презрительно называл зубочисткой. Северянин попытался объяснить ей, что длинным шеф-ножом можно добиться и высокой скорости шинковки, и прямого, уверенного реза, но Пак Сумин на это было плевать. Неважно, что кубики овощей у нее получались кривоватые или разной формы — на вкус это почти никак не влияло.

Ну и конечно же, Пак Сумин по всем достоинствам оценила рисоварку. С ее покупкой, со слов Кан Гванджина, была связана целая эпопея, и девушка часто представляла лица тех продавцов на рынке электроники, магазин которых осаждал настырный северянин в толстых очках. Сколько он говорил, у него ушло времени на выбор именно этой модели? Не меньше четырех часов. Пак Сумин бы уже сошла с ума или выкупила весь прилавок целиком, но в этом действии, как ей кажется, был весь Кан Гванджин. Настойчивость и методичность. Да и рисоварка оказалась крайне удачной. Пережила налёт банды северян на старую квартиру. После броска в стену на ней остались царапины, но менять работающий прибор Кан Гванджин отказался. Три переезда. Сейчас же рисоварка, фактически, сменила своего хозяина и уродливым красно-белым яйцом теперь пользовалась Пак Сумин, а не беглый северокорейский хакер.

И самое удивительное, она даже не представляла себе кухни без этого пластикового яйца. Хотя изначально девушка всей душой ненавидела кичливого цвета устройство, которое своих нищенским видом портило картину всей кухни.

Приготовив себе риса с курочкой в соевом соусе и кунжутом, Пак Сумин взяла тарелку, палочки, и пошла в гостиную. На столике ее уже ждала бутылка сладкого ледяного чая из банки и купленные этим вечером закуски. Девушка потянулась за пультом и наугад включила какой-то ранее просмотренный сериал. Смотреть что-то новое, вникать в персонажей и перипетии сюжета она была не способна. Потом она выключила в комнате свет, оставив единственным источником освещения огромный экран, а в самом конце, прежде чем сесть на свое место, подошла к рабочему столу северянина. Чуть постояла рядом, подержавшись за спинку стула, после чего подергала мышь и пару раз нажала на клавишу пробела. Монитор недовольно моргнул светодиодом питания, после чего вышел из режима сна. Она привыкла чувствовать за своей спиной свечение экрана, когда без конца сидела и смотрела кино, пока северянин работал над отчетами или таблицами.

Так ей было просто привычнее.

Наконец-то, устроившись на диване, девушка приступила к своему полуночному ужину.

Завтра ей нужно будет нанести визит своему дорогому дядюшке, Пак Бо Гому, и поставить вопрос ребром. Это будет трудно — припереть вице-президента компании к стенке таким образом, чтобы не выдать свой реальный источник информации? Пак Сумин надеялась, что сумеет спихнуть всю вину на госпожу Чхве Кан-Ми, которая так грубо с ней обошлась при личной встрече — впрочем, Пак Сумин это от нее и ожидала — но вопрос был в том, поверит ли в предательство своей кузины Пак Бо Гом?

Он должен, потому что иначе у Пак Сумин не останется вариантов и придется идти ва-банк. Вскрывать кошелек, вытаскивать на свет историю с кибератакой на южнокорейские компании. Но в этой ситуации возникало слишком много переменных. Кан Гванджин был гражданином Южной Кореи — по прибытию в страну, согласно закону о беглецах, он получил гражданство. Но это не спасало его от множества проблем. Не имея возможности отбиться от обвинений, когда слишком многие захотят его крови, северянина просто растерзают.

По сути, вскрытие кошелька — последнее оружие возмездия, обоюдоострый меч, который вручил ей Кан Гванджин. Хотел ли он, чтобы она воспользовалась кошельком и паролем от него, чтобы вытащить мужчину из тюрьмы? Очень маловероятно. Он прекрасно осознавал все возможные риски и угрозы, поэтому и вел аскетичную и скромную жизнь, ожидая, пока уляжется пыль, а он сам не сможет ускользнуть из Южной Кореи, не вызывая подозрений со стороны потенциальных преследователей.

Кан Гванджин дал ей меч, который гарантированно убьет не только его, но и всех возможных врагов. Дал ей последний шанс отомстить, еще не зная, что Пак Сумин в положении. Уже тогда он понимал, насколько опасна ее родня, как беззащитна перед произволом родного деда Пак Сумин.

Самым простым способом встретиться с Пак Бо Гомом, было заявиться к нему в офис, что Пак Сумин и сделала следующим вечером.

Когда девушка появилась на пороге кабинета вице-президента конгломерата, Пак Бо Гом только удивленно поднял бровь.

— Оставь нас, — кивнул он своему секретарю, передавая тому подписанные документы.

Молодой мужчина молча склонился над столом начальства, захлопнул крышку ноутбука и выскочил из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Пак Сумин все так же стояла на пороге, в демонстративно расстегнутом жакете. Под белой блузкой уже чуть-чуть угадывались очертания растущего живота, который посторонний человек мог принять просто за любовь чебольки плотно поесть.

— Если ты здесь, чтобы говорить об этом, — кивнул Пак Бо Гом на живот племянницы, — то только зря тратишь мое время.

— Рада, что ты общаешься с дедушкой, дядя, — улыбаясь, ответила Пак Сумин.

Не дождавшись приглашения, девушка прошла через кабинет и уселась в неудобном офисном кресле для посетителей, поставив на колени небольшой клатч и прикрыв прямоугольником из черной кожи свой живот.

В целом, кабинет Пак Бо Гома разительно отличался от кабинета его отца. Никакого дерева, никаких ковров или чайных столиков. Западный офисный стиль, документы, справочники, папки с бумагами. Тут хранились записи еще со времен, когда самым большим переносным носителем информации были дискеты, которые Пак Сумин не застала. Она знала, что дядя ничего не выбрасывал — тут были решения, акты и копии документов, которые он подписывал, работая еще линейным специалистом финансового департамента.

Пак Бо Гом внимательно посмотрел на девушку, пытаясь понять, что она задумала.

— Слышала, Пак Хи Шунь уехал из страны, — продолжила выводить из себя родственника Пак Сумин.

— В том числе и твоими стараниями, — ответил Пак Бо Гом.

— Я ни в чем не виновата, дядя. Ты же сам понимаешь, что братец Хи Шунь ослушался приказа деда и поплатился за это.

— Рад, что ты понимаешь, что перечить Пак Ки Хуну не стоит, — поддел племянницу мужчина. — Зачем ты пришла?

— Я бы хотела обсудить сроки аборта, — начала Пак Сумин.

— Вот как?

— Да. Ведь планируется мой перевод из InterConnect в головной офис. И я бы хотела извлечь хоть что-нибудь из сложившейся ситуации… — Пак Сумин отвела взгляд.

— Почему я вообще должен с тобой это обсуждать? — удивился мужчина. — Дед тебе все сказал. Избавляйся от того, что нагуляла, взрослей, становись частью семьи. И тогда Пак Ки Хун тебя простит.

— Дядя, я бы хотела, чтобы ты повлиял на некоторые решения дедушки, — с улыбкой продолжила Пак Сумин.

— Вот как? И на какие?

Мужчина заинтересованно постукивал пальцем по столешнице, копируя этот жест у собственного отца. Пак Сумин всегда раздражала эта привычка Пак Ки Хуна, так что она старалась ее игнорировать. Но в исполнении Пак Бо Гома это выглядело карикатурно.

— Чем дольше я тяну с абортом, тем выше шанс последующего бесплодия, — начала Пак Сумин. — Вообще, врач сказал, что самым лучшим решением на таком сроке было бы все же выносить и родить, тогда риски минимальны…

— Исключено! — хлопнул ладонью по столу Пак Бо Гом. — Я понимаю, почему ты пришла ко мне, Сумин-ян, но я целиком и полностью поддерживаю решение твоего деда. Избавляйся от плода!

— Не называй так ребенка, — фыркнула Пак Сумин.

— Это плод, — жестко повторил Пак Бо Гом. — И будет плодом, пока не появится на свет. Естественным путем или через кесарево сечение, не важно. Так написано в законе этой страны, так говорит медицина. Не привязывайся к этому сгустку крови и хрящей, наделяя свойствами, которых у него нет!

Пак Сумин внимательно посмотрела на родного дядю. Интересно, в каких отношениях они были с ее покойным отцом? Папа неоднозначно отзывался о Пак Ки Хуне, про Пак Бо Гома же говорил еще менее охотно. Будто бы они что-то когда-то не поделили, хотя Пак Бо Гом был старшим. Какие у них могли быть конфликты? Отец всегда стремился жить самостоятельно, об этом говорит и его наследство, полученное после его гибели девушкой.

— Я думаю, я все же буду рожать, — улыбнулась Пак Сумин. — И ты, дядя, убедишь в этом деда, когда придет время.

Она не знает, выполнит ли свою часть сделки Гю Чон. Так что придется играть сразу на два фронта. Готовиться к тому, что ей придется остаться в Корее. Даже матерью-одиночкой, если вытащить Кан Гванджина из тюрьмы не удастся.

От ее слов Пак Бо Гом искренне расхохотался. Мужчина смеялся долго и от души, время от времени поглядывая на серьезную племянницу перед ним. Когда же он наконец-то успокоился, то задал вполне резонный с его точки зрения вопрос:

— С чего я должен помогать той, кто позорит нашу семью? — спросил старший наследник чеболя. — Или ты сейчас будешь бросаться ко мне в ноги точно так же, как и к своему деду? Результат будет тот же, девчонка. Ты просто получишь то, что заслужила.

Пак Сумин холодно улыбнулась, глядя на эту высокомерную свинью. Почему она вообще родилась в этом семействе? Была бы она счастливее, если бы у нее была обычная семья, обычные родители? Как у той же Джин Су, которая выучилась в СеулТехе, пошла на работу, начала встречаться с мужчиной. Офисный сисадмин был человеком эксцентричным, но у него был идеальный послужной список, да и Ким Бон-Со отзывался о нем, как о человеке надежном и ответственном. Так почему же ей приходится иметь дело с психопатами, наподобие деда и дяди?

— Я знаю, — односложно ответила Пак Сумин.

— Знаешь, что получишь? — уточнил Пак Бо Гом. — Тогда я совершенно не представляю, зачем ты тратишь мое время.

— Я знаю, — повторила Пак Сумин, едва ли не по слогам. — Знаю, что случилось два года назад, дядюшка. Знаю, сколько и как компания потеряла денег.

Пак Бо Гом, который до этого откровенно веселился, резко поменялся в лице.

— Что ты сказала⁈ — прошипел мужчина.

— Я сказала, что знаю о событиях двухлетней давности, — повторила Пак Сумин, внимательно наблюдая за реакцией Пак Бо Гома.

Ее ситуация значительно упростилась. По реакции дяди было видно, что он тоже в курсе кибератаки, которая обчистила счета многих южнокорейских фирм. И он тоже в курсе, что это тайна за семью печатями, которую знает только самый узкий круг доверенных лиц. Десятка три человек на всю страну, не больше. И в этом крайне узком кругу была и она, Пак Сумин.

— Откуда ты узнала про Инчхон⁈ — взвился Пак Бо Гом.

— Неужели это важно? — с легкостью бросила Пак Сумин, откидываясь на неудобную узкую спинку стула. — Важно то, что есть в итоге. Я знаю, что наш конгломерат потерял около ста пятидесяти миллионов долларов США, а в целом ущерб по всем южнокорейским компаниям составил… Если прикинуть, то сколько получится? Около миллиарда, так ведь, дядя?

Пак Бо Гом не выдержал и вскочил на ноги, сбрасывая со стола документы и письменные принадлежности. Стоял бы там ноутбук — он бы тоже полетел на пол. Руки мужчины сами собой сжались в кулаки, ноздри раздулись, а сам первый наследник чеболя стал похож на разъяренного быка.

— Только попробуй ко мне прикоснуться, и вечером уже будешь в наручниках, а эта история — во всех заголовках, — не моргнув глазом, стала блефовать Пак Сумин.

— И с каких пор ты такая умная стала? — прошипел Пак Бо Гом, едва сдерживаясь.

Пак Сумин только усмехнулась, покачав головой.

— Человек не собака, хотя откуда псу об этом знать, — выплюнула чеболька. — Если человека без конца бить и пытаться сломать, он только ожесточается, но не всегда ломается.

— Ты безвольная тупая девка, которая без конца позорит нашу семью! — воскликнул мужчина. — Еще и смеешь угрожать мне⁈

— Позорю семью⁈ — вспыхнула Пак Сумин, тоже вскакивая на ноги и ставя клатч на стол, чтобы освободить руки. — Ты семьей называешь эту стаю шакалов⁈ Напомнить, что сделали твои щенки, дядюшка⁈ Или ты не знаешь, через что я прошла, когда меня похитили китайцы⁈ Рассказать⁈

С каждым словом девушка делала маленький шажок по направлению к мужчине, медленно огибая стол, пока не подошла в упор к родственнику. Пак Бо Гом был выше ее почти на голову, что не мешало Пак Сумин дерзко смотреть в глаза мужчине.

— Вы сослали меня на другой конец мира, без родных, друзей и поддержки! Держали там почти восемь лет, а теперь думаете, что я буду благодарна⁈ И с каких это пор я тупая, дядюшка? Или ты забыл, где я училась, где успела побывать? Это только ты видел этот сраный Сеул и пару городов в округе. Я успела повидать мир, и поверь, из нас двоих именно ты сидишь в выгребной яме! И всегда сидел!

— Не пытайся набить себе цену! — ответил мужчина, делая шаг назад.

— А я и не набиваю. Я открываю тебе глаза, — прищурившись, оскалилась Пак Сумин. — Ты сделаешь, как я тебе говорю. Если надо — бросайся в ноги к Пак Ки Хуну, своему папаше, умоляй, заступайся за меня, иначе…

— Иначе что? — с вызовом спросил Пак Бо Гом. — Что ты можешь? Бесполезная, грязная, распутная девка!

— Эта грязная девка сделает тебя нищим, — ответила девушка. — Все твое хваленое наследство, весь твой чеболь, твое будущее, твоя свобода и жизнь твоих сыновей у меня вот здесь!

Девушка вскинула перед собой сжатый до белых костяшек кулак, потрясая им перед носом у родственника.

— Вот где вся твоя жизнь! В руках распутной девки! — добавила Пак Сумин. — Тронешь меня — и тут будет контрразведка, полиция, пресса! Все тут будут! Каждому ты рот не заткнешь, даже если вывернешь свои карманы. Тебя заклеймят мусором, который обвалил экономику страны! Я устрою хаос, который ты себе представить даже не можешь, я тебе это обещаю, дядюшка!

Пак Бо Гом не выдержал и, сделав шаг вперед, схватил племянницу за горло, с силой смыкая пальцы на ее шее.

— Давай, ублюдок, — прохрипела Пак Сумин, рефлекторно цепляясь пальцами за руки мужчины. — Лиши себя своего драгоценного наследства собственными руками. Придуши меня прямо здесь, и проверим, чего стоят мои слова.

Ее глаза блестели чистым безумием, а улыбка была настолько широкой и искренней, что Пак Бо Гом дрогнул. Разжал пальцы и сделал несколько шагов назад. Пак Сумин же едва не рухнула на пол, хватилась за горло, закашлялась. Но продолжала смотреть на Пак Бо Гома с плохо скрываемым превосходством и презрением.

— И чего ты хочешь⁈ — воскликнул Пак Бо Гом. — Совет никогда не примет женщину на высшем посту, тебе не унаследовать компанию, даже не думай об этом!

— Ты такой ограниченный, дядя… — тихо сказала Пак Сумин, выпрямляясь и гордо расправляя плечи. — Или ты считаешь, что твоя мечта единственно возможная и правильная? Что каждый член этой семьи хочет занять место Пак Ки Хуна так же, как хочешь этого ты?

Пак Бо Гом ничего не ответил, только с презрением и отвращением смотрел на племянницу. Она на самом деле прижала его к стенке. Когда он выяснил масштабы катастрофы, когда узнал, что именно обсуждалось в Инчхоне, то на мгновение даже пожалел, что в итоге докопался до правды. Исправить было ничего нельзя, а до обладания этим знанием жилось ему намного легче, да и спалось — крепче. И он прекрасно понимал, почему Пак Ки Хун не говорил об этой истории даже ему. Знали только старик, Чхве Кан-Ми и еще несколько доверенных бухгалтеров и сотрудников, которые обнаружили атаку. Всё. На весь огромный конгломерат наберется меньше десяти человек, учитывая Пак Бо Гома. И, как оказалось, знала и его племянница, Пак Сумин. Вот только откуда? Кто проболтался? В голове мужчины крутилось только одно-единственное имя, но он до последнего не мог поверить в то, что его двоюродная сестра предала Пак Ки Хуна, предала оказанное ей доверие.

— Тогда чего ты хочешь? — спросил мужчина.

— Перестать быть частью этой семьи, очевидно же, — улыбнулась Пак Сумин. — Помоги мне убраться из Кореи так далеко, как это только возможно. С ребенком и его отцом и поверь, ноги моей больше не будет не только в Корее, но даже в Азии.

— И я должен поверить слову такой… — Пак Бо Гом запнулся, выбирая слово. — Такой, как ты?

— А у тебя есть выбор, дядюшка? — улыбнулась Пак Сумин, делая шаг назад и подхватывая со стола свой клатч. — Или ты хочешь рассказать контрразведке и полиции о том, что происходило в Инчхоне? И объяснять всей стране, почему чеболи утаили крупнейшее ограбление в послевоенной истории Кореи? Может, проще все же поверить мне на слово?

Было видно, что мужчина сомневается. Надо его дожимать, Пак Сумин это понимала.

— Я выйду из совета предприятия и отдам тебе контроль над производством в Пусане, — продолжила Пак Сумин. — Публично. Это усилит твои позиции в совете, покажет, что в отличие от Пак Ки Хуна, который пытался силой добиться от меня покорности, ты умеешь договариваться намного лучше, чем дед. Они сами выберут тебя следующим главой, занесут на руках. Ведь все в компании в курсе наших разборок, такое не спрятать.

У чеболей вместо сердца стоит кассовый аппарат. Едва Пак Сумин заикнулась об активах на миллионы долларов, которые были лакомым кусочком для дяди и которыми он пытался завладеть для того, чтобы укрепить свой авторитет, мужчина все же дрогнул. То, что она уже дербанила собственное наследство на части и запустила процесс вывода ключевых специалистов и вывоз оборудования за границу Пак Сумин умолчала. Все равно в Корее останется не меньше семьдесяти процентов от ее бизнеса. А это — значительная часть.

— Ты так просто расстанешься с тем, за что дралась с моими сыновьями? — ухмыльнулся Пак Бо Гом.

— Я оставлю себе четверть и буду жить на дивиденды, — легко ответила Пак Сумин. — Реинвестирую в пару зарубежных площадок, плюс у меня останется трастовый фонд и кое-какая недвижимость. Нуждаться я точно не буду. У меня уже денег больше, чем может потратить здравомыслящий человек и за десять жизней.

Она всего этого лишится, так или иначе. Если Пак Сумин решила покинуть Корею, то семья все равно отожмет ее имущество и бизнес, как не крути. Лучше сдать невыгодные позиции и отступить на укрепленные рубежи. Это война на истощение и сейчас Пак Сумин совершала ключевой тактический маневр. Занимала высоту, которую Пак Бо Гом взять не сможет.

Она, словно с бешеной собакой, сначала больно ударила дядю палкой, а потом предложила ему кусок сочного мяса. И как любая псина, выстроить четкую причинно-следственную связь он был не способен. Точнее, вице-президент конгломерата Пак умом понимал, что сейчас делала его племянница, но противиться взращенной десятилетиями воспитания Пак Ки Хуна жадности он сейчас не мог. Это было вдвойне выгодное предложение. А если учесть, что он избавиться от «позора семьи» — то и втройне. Главное было правильно начать переговоры, и Пак Сумин с этой задачей справилась.