Спорю с судьбой

ГЛАВА XI

Идея создать и возглавить первую в Эстонии женскую тракторную бригаду появилась у меня в Москве на Всесоюзной конференции сторонников мира.

Конференция открылась 27 ноября. Ровно в 18 часов вошла я в Колонный зал Дома союзов. Белые торжественные колонны, сверкающие хрустальные люстры ошеломили меня. Но еще больше я была удивлена, когда посмотрела в зал, на людей. Все, о ком я раньше только читала, кого видела в кино, на фотографиях в газетах, — казалось, собрались здесь.

Мое внимание привлекла крупная, с короткой стрижкой женщина. Движения у нее были решительные и удивительно знакомое лицо. От радости чуть не вскрикнула: так это же Паша Ангелина! Та самая Паша, которая еще в мои детские годы была для меня как бы путеводной звездой. Это ее имя, ее пример зародили во мне мечту стать трактористкой. Ее книги, простые и искренние, давали мне силы драться за эту мечту. С восхищением я разглядывала звезду Героя на лацкане ее жакета, лауреатский значок. Лихая мысль вдруг пришла мне в голову: а я смогу стать Героем Труда? Но тут же я себя остановила: не заносись. «А почему же нет? — вступило в разговор мое второе «я». — Ты смогла стать трактористкой, комбайнером, сможешь стать и Героем».

Еле дождалась перерыва, так не терпелось поговорить с Пашей Ангелиной. А когда увидела ее в фойе, такую уверенную в себе, веселую, заробела. Ну, кто я для нее? Обыкновенная девчонка из эстонской деревни. Но здесь опять вылезло мое упрямое второе «я», которое не хотело считаться с моими сомнениями и страхами. И оно заставило меня сделать несколько шагов в ее сторону.

Подошла, встала, а что сказать — не знаю. Она заметила меня, прервала разговор, посмотрела с интересом и выжидающе. Так и не услышав от меня ни одного слова, сама начала беседу.

— Здравствуй, — сказала. — Ты откуда приехала?

— Из Эстонии. Из Вильяндиской МТС.

— Значит, коллеги. Не очень-то ты похожа на механизатора, больно маленькая. Давай знакомиться, — и протянула мне свою большую руку.

Это крепкое рукопожатие мне как бы прибавило силы. Я почувствовала себя вдруг легко и раскованно. Рассказала о своей работе на тракторе, комбайне.

Паша Ангелина слушала очень внимательно, не перебивала, только иногда задавала наводящие и уточняющие вопросы.

Перерыв кончился. Прозвенел звонок. Люди потянулись в зал.

— Напиши свой адрес, быстро, — сказала Ангелина. — Я тебе пришлю книгу о своей работе.

Когда возвращалась домой с конференции, перебирала в памяти события московских дней. Вспоминала выступления делегатов. Все они говорили о горячей любви к Родине, о своей ненависти к поджигателям войны.

За окном мелькал зимний пейзаж: снежные поля, припорошенные снегом деревья, спокойные мирные деревни с голубыми хвостами дыма над крышами. И только торчащие кое-где из снега черные обгорелые пни да одетые в строительные леса дома напоминали, что еще сравнительно недавно здесь был враг и земля стонала под артобстрелом. «Нет ничего страшнее войны, — думала я. — Мы никогда не должны забывать о том страшном зле, которое она причиняет».

Все, о чем думала, что пережила на заседаниях конференции, я рассказала своим товарищам по МТС, на других предприятиях города. И везде, где бы я ни выступала, видела перед собой внимательные глаза, сосредоточенные лица. И тогда впервые поняла, что это совсем не страшно — выступать перед людьми, когда ты знаешь, о чем рассказать. Если то, о чем говоришь, волнует тебя, заденет за живое и твоих слушателей.

К концу января укомплектовали бригаду. Надо сказать, руководство, партком и даже райком горячо меня поддержали.

В те годы первым секретарем райкома партии был у нас Порфирий Игнатьевич Мичуров. Большую роль сыграл этот человек в моей судьбе. Как-то незаметно беседы с ним, его советы стали для меня незаменимыми. Чуть что у меня не ладилось, шла к нему. Жил он в гостинице, что находилась рядом с моим домом. Из кухни я видела его окна. Посмотрю вечером, если свет горит, бегу со своими заботами. Никогда не слышала от него слова: «Занят». Всегда встречала внимательный взгляд, чувствовала горячую заинтересованность. В свое время он, пожалуй, был единственным человеком, кто знал о моей любви к Александру, о моих сомнениях, связывать ли свою судьбу с его или нет.

Помню, когда меня выдвигали в депутаты Верховного Совета Эстонской ССР и надо было встретиться с избирателями, Мичуров посмотрел на меня и неожиданно сказал:

— Вот что, дорогая. Придется тебе новый гардероб приобрести. В таком виде ты не можешь перед людьми показаться.

Я посмотрела на него удивленно. Меня вполне устраивало и мое пальто, и шапка. Они были старые, но теплые.

— Не делай большие глаза. Должна помнить, что ты будешь представлять Советскую власть. Люди не только по твоим делам, но и по твоему внешнему виду будут судить о ней. Не мне тебе объяснять, что еще не все в Эстонии относятся к переменам доброжелательно. Твое выступление на встрече — это политическое дело. Поэтому ты прежде всего должна сама выглядеть уверенной в своих силах, красивой, должна говорить так, чтобы люди тебе поверили, что ты сможешь представлять их интересы, интересы трудящихся.

Выдал он мне 1 000 рублей и сам пошел со мной в магазин. Купили мы новую каракулевую шапку-папаху, новое пальто. Выступление со мной Мичуров готовил несколько вечеров.

Когда я решила организовать женскую тракторную бригаду, тоже, конечно, сразу же побежала к Мичурову.

— Молодец, Эльмина, молодец. Хорошо придумала, — он так обрадовался, что даже встал из-за стола и большими шагами, из угла в угол, стал мерять кабинет. — Ты понимаешь, как это важно сегодня — показать, что женщина может научиться управлять техникой и работать наравне с мужчиной? Какой был удел женщины в буржуазной Эстонии? В лучшем случае окончить кружки домоводства, рукоделия. Их учили только быть хорошей хозяйкой в доме, уметь готовить, шить, вязать… Это хорошо, но ведь не самое главное. Женщина может и должна участвовать в социалистическом строительстве. Настоящее освобождение женщины, учил Владимир Ильич Ленин, настоящий коммунизм начнется только там и тогда, где и когда начнется массовая борьба против этого мелкого домашнего хозяйства. Ваша первая женская бригада в республике будет тем маленьким ростком нового, что поможет переломить сложившиеся традиции.

Действительно, нашей бригадой заинтересовалась вся республика. В начале марта пятьдесят второго года пригласили меня в Таллин на совещание председателей колхозов и передовиков сельского хозяйства. Я сидела в президиуме рядом с министром и секретарями ЦК КПЭ. Не только руководители, но и незнакомые люди подходили ко мне и спрашивали: «Ну, как дела у вас в бригаде? Готовитесь к севу?»

От этих вопросов у меня сердце сжималось. Еще и работать не начинали, а уже все ждут от нас хороших результатов. Не один раз вспоминала слова Мичурова, что создание нашей женской бригады — политическое дело, маленький росток нового.

Весна в тот год была поздняя. Снег медленно сходил с полей. Всей бригадой заранее перебрались в колхоз «Сыпрус». Из МТС выезжали целой колонной — все четыре трактора. Нас вышли провожать почти все работники МТС.

Разместились вместе, в одном доме. Хорошие, славные девушки. Майму Мястс, Майму Виидебаум, Сельма Отс, Хельми Янес, Аста Каннес, Май Хуубель, Хилья Пиир. Это была их первая посевная, и они очень волновались. Я старалась их успокоить, рассказывала, как впервые села на трактор, как работали во время войны, тоже в женской бригаде. Уверяла, что мы справимся, и не только справимся, но и перевыполним задание.

Их успокаивала, а у самой на душе было тревожно. Но разве могла я обнаружить перед девушками свои сомнения? Для девушек я была старшим товарищем, опытной трактористкой.

Только 17 апреля мы вышли в поле. Первые борозды — первые технические неполадки. У «ХТЗ» стало масло вытекать. Пришлось остановить трактор. Только успели привести его в порядок, другая трактористка прибежала — у нее двигатель не работает. Спешим вместе на ее поле. Отыскиваем причину неполадок.

Так целый день, день за днем. К ночи приду, от усталости даже есть не хочется. Но девчата не отстанут, пока не поем. Они бы рады сами с машинами справиться, но опыта у них не хватает, и я для них не только бригадир, но и учитель, мастер.

Ночью, когда вытягивалась на узкой кровати, казалось, на соседней койке слышно, как гудят мои ноги и раскалывается голова от бесконечного потока мыслей: на какое поле какой трактор послать, какой трактор еще раз посмотреть, чтоб предупредить возможные поломки.

Майские праздники провели в поле. Посевная затягивалась. И не только по техническим причинам — погода была против нас. Два дня лил такой сильный дождь, что наша маленькая речка Кирина вышла из берегов. Земля и без того вязкая, а тут совсем не проедешь и не пройдешь.

Говорят, одна беда пришла — жди другую. Сломался КД-35. Наехал на камень. Здесь уж собственными силами не обойтись. Позвонила в МТС. Говорят, ждите, вал привезем. Ждем, но сколько же ждать? Я звоню Мичурову, Тот сразу откликнулся на мою просьбу, «Привезти-то он привезет, — подумала я. Только как им добраться до трактора? На машине не проедешь. Грязь по колено, лошадь и та увязает».

Сидим с Сельмой Отс у трактора. Тишина окружает нас. Слышно, как жаворонки поют в вышине да ветер прогуливается по верхушкам деревьев. Уже середина мая, а тепла все нет, зябнем, как глубокой осенью. На одном месте сидеть совсем холодно, а подвигаться нельзя, кругом грязь — увязнешь. Я виду не подаю, что нервничаю, Сельма тоже, но время от времени ругает себя, мол, подвела всю бригаду.

— Не получится из меня трактористка, — и еле сдерживает слезы.

Успокаиваю ее, как могу.

— С каждым может случиться! — на ходу придумываю историю: — В прошлом году я во-о какой большой камень не заметила, — широко развожу руками, — от удара чуть не слетела с сиденья.

— Надо же, — удивляется Сельма. — А потом что?

— Погоди! Кажется, едут. Послушай. Слышишь шум мотора?

Мы обе прислушиваемся. Действительно, где-то далеко-далеко еле слышно фырчит мотор.

— Может, это трактор? — неуверенно спрашивает Сельма.

Я понимала ее. Ей так хотелось, чтобы это была машина из МТС, но она боялась надеяться.

— Трактор в той стороне не может быть. Слушай, это машина, и к нам. Раз Мичуров обещал, он слово свое сдержит.

Я была права. Мичуров привез вал. И пришлось ему его через все поле тащить вместе с шофером на себе — машина не могла проехать по этой грязи.

Он оставался с нами и пока мы меняли сломанный вал, пока не убедился, что трактор снова на ходу.

…Участок нашей бригаде достался приозерный. Как мы ни старались, все равно не успели уложиться в сроки посевной, вязли тракторы. На помощь нам Алекс прислал из своей бригады мощный «НАТИ». И не только техникой, но и советом помогал мне муж. К концу месяца надо было составить отчет и отвезти в МТС, а я не знала, как это делается. Всю ночь просидел он рядом со мной, помогал складывать, делить цифры, словом, подготовить отчет. Но цифры, увы, получились невидными.

Утром перед отъездом Алекс хотел меня поцеловать, а я ему нагрубила, уехала, даже не попрощавшись. Потом по дороге ругала себя, что так обошлась с ним. Но что я могу с собой поделать, такой уж у меня характер, чертовски плохой. Когда с работой не ладится, не мил мне весь свет.

Прошло время, и на полях взошли дружные зеленые ровные всходы. Настроение сразу поднялось. Мысленно похвалила своих девочек. Хорошо, с душой работали. Будут из них настоящие трактористки.

И в Вильянди нас ждали неожиданно хорошие вести. По итогам посевной бригада заняла второе место. Для первого года работы да при наших-то неполадках это был, конечно, хороший результат.

Перешли на вспашку пара. Девушки работали уже значительно увереннее. Я могла их теперь на какое-то время оставлять одних. Была уверена — не подведут. На несколько дней уезжала даже в Москву — на пленум ЦК профсоюза, где обсуждался очень важный для нас, механизаторов, вопрос — о подготовке к уборочной. Обратно, для экономии времени, возвращалась на самолете. Первая мысль — как там мои девушки, вторая Алекс, а потом — мой комбайн. Уборочная страда не за горами, я же еще не подготовила машину.

Июнь пролетел незаметно. Самый красивый месяц в году, с белыми ночами, длинными солнечными днями. Двадцать второго июня всей бригадой ходили в старинный парк на районный праздник песни. Хорошая у нас в Эстонии эта традиция — проводить раз в пять лет певческие праздники по всей республике, в каждом районе, городе. А потом все коллективы собираются в Таллине, на Певческом поле, на заключительный праздник песни.

Эта традиция зародилась более чем сто лет назад. Тогда народ, задавленный гнетом царского самодержавия, немецких баронов, в стремлении сохранить свое искусство, свою культуру впервые проводил такие праздники. Тысячи мужчин и женщин начинали задолго готовиться к ним, ходили на спевки, шили национальные костюмы, отделывали их шитьем, вышивками, кружевами. Собирались все вместе и пели эстонские старинные и современные песни. И слушатели, и исполнители испытывали одинаковую радость, ощущали себя единым целым.

Особенно остро ощущаешь силу народа, его искусства, корнями уходящего в далекое прошлое, на огромном Певческом поле в Таллине, которое расположено на самой высокой точке парка Кадриорг. С высоты видно голубое Балтийское море, а рядом с трибуной — людское море. Оно переливается яркими красками под солнцем. И над ним, сильнее, чем морской прибой в самый сильный шторм, гремит тысячеголосый хор.

Конечно, в Вильяндиском парке праздник проходил скромнее, но все равно это был настоящий праздник. И он всегда приносит много радости, потому что ты разделяешь его со своими близкими, друзьями.

Перед уборкой выдалось несколько свободных дней. Решили съездить на родину Алекса. С нами поехали и мама с папой, Вельтан, сестра Алекса Лейли.

Хутор, где родился и вырос Алекс, совсем маленький. Дом почти в землю врос. Ему уже больше ста лет. Здесь жила еще бабушка Алекса. От большой дороги хутор отгорожен леском. Перед домом — небольшой сад. Рядом с вековыми липами молодые, еще совсем тоненькие стволы яблонь. Их Алекс посадил 9 мая 1945 года в честь Победы.

Вокруг хутора маленькие, всего в несколько шагов, поля, отвоеванные у болота. Кругом отводные канавы.

Родители остались дома, а мы с Алексом вышли на улицу. Ему не терпелось показать мне места, где провел он свое детство. Здесь каждая тропинка знакома, каждое деревце, каждый кустик… Обошли все поля, и мне показалось, что я тоже вернулась в детство. Нарвала васильков, сплела венок. Так с этим венком на голове и вернулась в город. Долго хранила его как память о том счастливом дне.

А в Вильянди все заботы навалились на меня с новой силой. Сюда, в город, мне приходилось ездить часто: то совещание комбайнеров — нельзя не поехать, то пленум райкома — на последней партийной конференции меня избрали членом райкома. А до города от нашей деревни двадцать два километра. Хорошо, велосипед сокращал расстояние.

Из города обычно спешу скорей в бригаду. Во время сенокосов мы помогали колхозникам возить сено. Получали от них немало благодарностей. Девчата мои были довольны. А ведь поначалу ворчали, мол, не наше это дело.

— Как не наше? — возмущалась я тогда. — Всем, чем можем помочь, должны помогать. Общее у нас дело.

Все чаще думала я о комбайне. Он уже стоял в колхозе и дожидался меня. Какой-то будет третья наша с ним уборочная? Рожь стояла высокая, уже тронула ее золотая спелость.

Уборка же началась трудно. Длинная солома наматывалась на мотовило, шнек, забивала наклонный транспортер, а иногда молотильный барабан. Приходилось останавливать комбайн, очищать его от соломы. От этого работа не шла быстрее.

И погода испортилась. Дожди шли день за днем, не переставая. Настроение упало. И сердце за дело болело, и голова, а изменить ничего не могла. Мы с папой, он у меня опять был помощником, и сестрой Алекса, она работала весовщицей, перешли на поля нашей бригады. Сколько труда было вложено, как старались девушки, а что толку? Ветер с дождем трепал во все стороны высокую рожь. Она вся спуталась, полегла. Ее давно пора было убрать, а я со своей современной, сильной машиной бессильна что-либо сделать. Урывали буквально часы, когда можно было выехать в поле. Стоял конец сентября, а мы сумели убрать только двести сорок гектаров и намолотить триста семьдесят четыре тонны зерна. Каково же было мое удивление, когда узнала, что я снова заняла первое место в республике. Просто в таких трудных условиях уборки немногие сумели оказаться на высоте.

Приехала кинохроника, снимали, как заместитель начальника политотдела МТС вручал мне переходящий вымпел «Лучший комбайнер республики». Не скрою, приятно мне это было — и признание, и поздравления, но на сердце все равно не было спокойно: сколько хлебов в поле осталось неубрано.

Утром проснешься — все кругом бело. Ночные заморозки. А днем все равно льют дожди. Поля раскисшие. Комбайн то и дело застревает. Однажды целых три километра тащил нас трактор, пока на дорогу не выбрались. А вечером опять застряли. Да так крепко, что всю ночь в грязи просидели.

Потом погода вдруг несколько улучшилась, выглянуло солнышко, но время все равно было упущено. В поле даже конные косилки вязли. Только чуть больше трехсот гектаров смогли мы убрать в таких условиях.

В последнюю ночь пребывания в колхозе дул такой сильный ветер, что, казалось, снесет наш дом вместе с нами. Мы остались вдвоем с Вайке. Разожгли печку. Хоть и стены кругом, но такое впечатление, что на улице сидим. Один бок согреем у огня, другой замерзает. Попробовали читать вслух, чтобы отвлечься, но вой ветра заглушал слова. Непогода за окном не давала ни на чем сосредоточиться. Да и мысли у меня были в то время невеселые: и уборка не задалась, и моего Алекса забирали служить в армию. Понимала, что это необходимая разлука. Понимала, а с чувствами никак не могла справиться. Так не хотелось расставаться! Целых три года разлуки, а мы так мало были вместе.

На ноябрьские праздники у нас в МТС было торжественное собрание. Награждали победителей социалистического соревнования. Наша женская бригада завоевала первое место по МТС. Мы, все восемь человек, вышли на сцену под аплодисменты зала.

— Посмотрите, какие красавицы, — сказал Мичуров, обращаясь к залу. — Одна лучше другой. Будь я свободен, не знал бы, какую выбрать.

Девушки смущались, а мужчины в зале хохотали.

— Но не это самое главное, — продолжал Мичуров, переходя на серьезный тон. — Главное, что эти красавицы настоящую революцию совершили. Доказали, что женщина способна работать наравне с мужчиной, а я бы еще добавил — и лучше их. Давайте пожелаем им дальнейшего успеха!

Я радовалась за своих девушек. Вспоминала, какие они были неуверенные в начале года. Некоторые из них даже хотели бросить бригаду. А сейчас стоят такие гордые и, действительно, очень красивые.

Когда после торжественной части и концерта начались танцы, девушки не знали отбоя от кавалеров. Танцевали без отдыха. Я же не отходила от Александра. Мы и с вечера ушли раньше других, хотелось побыть одним. Через несколько дней он должен был уехать.

…Последние дни пролетели, как миг. И вот я снова одна. Со своим дневником, в котором Алекс сделал такую запись: