«Человек должен идти вперед. Но, по-моему, быть простым рабочим всю жизнь, это не значит стоять на месте. И здесь есть тоже движение вперед, к мастерству. Считаю, что лучше быть хорошим комбайнером, чем посредственным, ну, скажем, бригадиром, если нет у тебя для этого нужных качеств. Я не могу учить людей словами, мне кажется, лучше делом доказывать людям свою правоту…
Когда перечитываю эту запись, снова и снова возвращаюсь к мысли: права ли я, когда оправдываю свой жизненный путь, то, что я так и осталась простым комбайнером, не стала ни инженером, ни ученым.
Ведь нет-нет, да и шевельнется в душе темный червячок зависти, когда вижу красивых женщин, с уверенностью рассуждающих об искусстве, литературе, читающих легко и свободно лекции перед большой аудиторией. «А ты бы так смогла?» — спрашиваю себя. И тогда вторая Эльмина, которая присутствует во мне, та, которая не дала мне свернуть с выбранного пути, берет слово. «У каждой свой путь, — говорит она. — Каждый покоряет свои вершины». А какие вершины были у меня?
Вот события последних лет: Третий съезд колхозников… Переписка с главным конструктором Красноярского комбайнового завода… Вручение мне именного комбайна «Нива»…
Казалось бы, освоила комбайн достаточно хорошо, а уже меня мучило желание поработать на самом новом, наиболее пригодном для наших условий. Внимательно следила за новинками сельскохозяйственной техники. Когда бывала в Москве, заходила на ВДНХ. Интересовалась, что нового в современном комбайностроении.
Еще в 1960 году обратила внимание на одно приспособление к комбайну для уборки семенного клевера. С его помощью семена совсем чистыми падали в бункер. Как только вернулась домой, сразу же написала письмо механизатору Хрычеву, который сконструировал это приспособление. Очень волновалась, ответит или нет. Ответил. А через некоторое время приехал сам товарищ Хрычев. Привез это приспособление и помог даже поставить его на комбайн.
Прочитала в газете «Труд», что на «Ростсельмаше» сконструирован новый комбайн, который назвали «Нива». Само название мне очень понравилось. Я мысленно произносила: «Нива» — и перед глазами вставали просторы полей, голубое небо, золотистая рожь. Как-то даже во сне приснился новый комбайн. Высокий, с закрытой кабиной, большим бункером.
Удастся ли мне на нем поработать? Думала-думала, а потом решила, что под лежачий камень вода не течет. Нечего ждать, пока нам в колхоз пришлют эту машину, самой надо действовать. Вспомнила, как быстро откликнулся на мое письмо Хрычев. А что если мне и на этот раз самой написать на завод? Я все-таки не новичок в деле. Опыт работы у меня большой. Возможно, и прислушаются к моей просьбе.
Набралась храбрости, написала письмо. В нем рассказала о себе, о наших условиях труда, о том, как трудно здесь работать на комбайне СК-4. Он плохо перерабатывает хлебную массу, когда урожайность достигает сорока центнеров с гектара. В конце письма обратилась с просьбой прислать в наш колхоз красавицу «Ниву».
Ответа ждала с тревогой. А вдруг высмеют мою просьбу и напишут, что частных просьб завод не выполняет? И когда вдруг вынула из почтового ящика утреннюю почту и увидела среди писем конверт со штемпелем «Ростсельмаш», от волнения сердце у меня на какое-то мгновение сжалось. Что там? Радость или разочарование?
Ответил мне заместитель главного конструктора товарищ Блохин. Написал коротко. Сообщил, что, действительно, на заводе создана новая конструкция комбайна, но она еще только проходит испытания. Назвать точно сроки серийного выпуска новой машины пока невозможно. В конце письма товарищ Блохин заверил, что я буду одной из первых работать на «Ниве».
Как я жалела, что в эту минуту не было со мной Алекса. Мне так необходимо было разделить с ним свою радость!..
Позже с высокой трибуны Третьего Всесоюзного съезда колхозников я снова обратилась со своей просьбой к конструкторам комбайнов. Третий съезд колхозников проходил 25–27 ноября 1969 года в Кремлевском Дворце съездов. Для меня участие в нем было очень интересно — близкий сердцу, наш, колхозный, съезд. Для меня он был особенно памятен и тем, что мне предоставили на нем слово для выступления.
Волновалась перед выступлением так, что даже аппетит потеряла и сон. Выступление у меня было подготовлено заранее. Пока сидела в зале, слушала других делегатов, забывалась, и волнение несколько отступало, но как только называли фамилию нового оратора, представляла, как и я пойду по залу, поднимусь на трибуну, окажусь лицом к лицу с огромным залом… Я была единственной, кто должен был говорить от имени эстонских колхозников, высказать все, что волнует меня и всех колхозников нашей маленькой республики, и когда думала об этом, чувствовала, как мурашки бегут по спине.
Невольно вспомнила свое первое выступление перед «аудиторией», когда я, секретарь партийной организации, держала речь перед несколькими коммунистами. До сих пор чувствовала свои онемевшие губы, отяжелевший язык. Но там моя беспомощность была только моим позором. А здесь? Вдруг выступлю плохо? Краснеть будет вся республика. Правда, за прошедшие годы много раз выступала перед самыми разными коллективами. Чувствовала, что умею установить контакт с аудиторией. Люди слушали меня, им было интересно. Но это все были свои односельчане, которые знают тебя хорошо, и если ты что и не так скажешь, простят тебя. И рассказывала им о том, что сама хорошо знаю, чувствую, мои чувства были понятны и созвучны их чувствам. А здесь, в Кремлевском Дворце, где сидят представители всех национальностей нашей огромной страны, где находятся руководители партии и правительства, какие найти слова, чтоб они дошли до сердца каждого?
Выступать я должна была на третий, заключительный день съезда. В перерыве ко мне подошел распорядитель и попросил пересесть в первый ряд. Заодно предупредил, что мое выступление, рассчитанное на 15 минут, нужно сократить.
Сидела я в первом ряду ни жива, ни мертва. Там, сзади, среди своих делегатов, немного легче было. Все-таки свои. Сидела, ждала, пока назовут мою фамилию, ощущала сзади себя дыхание огромного зала и чувствовала себя совсем маленькой и беспомощной.
На трибуну поднялась буквально не чуя под собой ног. Начала говорить, а губы не слушаются. Пересохли, как земля в засуху. Отпила глоток воды, посмотрела в зал. Увидела доброжелательные, ободряющие, внимательные глаза и вдруг неожиданно успокоилась и сказала все, что хотела сказать. Закончила свою речь тем, что есть у меня мечта поработать на новом комбайне.
Не ожидала я, что мои слова столько аплодисментов вызовут. А в перерыве ко мне подходили знакомые и незнакомые люди, поздравляли с хорошим выступлением.
Анна Чеботарь из Молдавии вихрем налетела на меня:
— Ой, Эльминочка, как хорошо ты выступила, — обняла и в обе щеки расцеловала.
Поздравил меня, сказал теплые слова и первый секретарь ЦК КПЗ товарищ И. Кэбин.
27 ноября я высказала пожелание о том, что хотела бы поработать на новом комбайне, а 6 марта получила письмо от главного конструктора Красноярского комбайнового завода товарища В. Гаврилова. В конверте, кроме письма, лежали снимки нового комбайна «Сибиряк-СКД».
На фотографии машина выглядела прекрасной. Большая, стройная, со стеклянной кабиной. Неужели я буду на ней работать?
Понимала, что трудно будет привыкнуть к новой машине. Прежний комбайн, хоть и старый, я как близкого друга знала. Каждый винтик не один раз руками перебирала.
Хоть и жалко было с ним расставаться, но сердце тянулось к новому. Тем более что в своем письме товарищ Гаврилов предлагал мне не просто работать, а быть как бы испытателем новой машины. Он писал, что, прежде чем машина пойдет в серийное производство, она должна пройти практические испытания на настоящих полях, в реальных условиях. Он просил меня сообщить, согласна ли я принять участие в испытаниях. Если да, то смогу ли сообщать на завод о всех недостатках машины и ее достоинствах.
Как всегда, прежде чем ответить и принять решение, я посоветовалась с Алексом.
— Конечно, соглашайся, — сказал он после того, как прочитал письмо и рассмотрел фотографию.
— А ты мне поможешь? — спросила я, хотя понимала, что этот вопрос можно было и не задавать. Я всегда могу рассчитывать на помощь мужа.
Комбайн прибыл в конце лета, как раз к началу уборочной. Вместе с ним приехали и представители завода. Со сборкой машины хлопот было много. Все торопились. Хотелось начать уборку на новом комбайне. А как известно, чем больше торопишься, тем хуже получается. Мы с Алексом помогали, как могли, заводчанам, но помощь от нас была пока слабая. Машина-то совсем новая, многие узлы и детали неизвестные.
Но тем не менее мы успели собрать комбайн, и я наконец вывела его в поле.
В закрытой со всех сторон кабине я чувствовала себя очень уютно. Теперь мне не страшен ни дождь, ни холод, и от пыли я защищена. Обидно только, что в этом году урожай не выдался.
Новый комбайн заинтересовал механизаторов республики. Дня не было, чтобы кто-нибудь не приехал посмотреть. Особенно я была рада учителям из Хельмеской школы, где я училась, а также инженерам из районного отделения «Сельхозтехники». Мне понятен был их интерес. Ведь в нашем районе пока эта машина новая, а вот будет ли их больше, подойдут ли они для наших каменистых полей, определять мне. Поэтому я не просто показывала специалистам новую машину, а вместе с ними проверяла ее на пригодность.
Пока была сухая погода, комбайн работал прекрасно, лучшего и желать нельзя. Но как только мы переехали на поля засоренные, да еще и дождем намоченные, тут все и застопорилось. Зеленая масса забивалась в обе деки, соломотряс короткий, и поэтому много зерна уносилось вместе с соломой. Были и другие неполадки. Вышла очень быстро из строя муфта сцепления, у мотора сломался вал коромысла. Оказалось, что и жатка новой конструкции для наших условий не подходит. У нее режущий аппарат устроен с наклоном к земле, поэтому он на жатку все камни и пни втаскивал.
Обо всем этом я написала Гаврилову. Очень скоро пришел ответ:
«Ваше письмо своей объективностью нам понравилось. Подробно составьте перечень по всем требуемым деталям.
Я выполнила его просьбу, очень обстоятельно перечислила все недостатки. Написала и о том, что мы сами установили щиты, чтобы солома не наматывалась на нижний вал плавающего транспортера.
Со всеми моими замечаниями и предложениями конструкторы согласились и даже просили выслать эскиз чертежей нашего приспособления. Все письмо заводчан приводить здесь не интересно, но тем не менее хочется показать, с каким вниманием отнеслись они ко всем предложениям:
«…Выгрузное устройство предстоит доработать. Вам мы дошлем серийный выгрузной шнек…
Ваше предложение по установке на нижнем решете планки просим подробнее описать и приложить схему или эскиз…
Забивание сердцевины радиатора, действительно, как вы говорите, связано с крупными отверстиями сетки. Сейчас эта сетка выпускается с более мелкими отверстиями…
С вашими замечаниями о низком качестве и плохой конструкции рабочего инструмента и приспособлений согласны. В этом отношении мы наметили кое-что сделать…
Приносим свои извинения за имевшиеся недостатки по комбайну в части сборки, комплектации и т. д. Нам очень хотелось, чтобы комбайн успел к уборке, а времени было мало. Что же касается конструктивных недостатков, то Вы, надеюсь, понимаете, что обо всем и нам было не известно, как и в каких условиях себя поведет комбайн. Будем вместе улучшать конструкцию».
Как много значит доброе слово и уважение к тому, что ты делаешь! Действительно, много пришлось повозиться с «Сибиряком» в ту осень. Приходилось вставать чуть свет и в серых утренних сумерках под мелким моросящим дождем доводить машину до рабочего состояния. До 1 сентября, пока не пошел в школу, мне помогал сынок. Хороший он у меня помощник, передалась ему родительская любовь к технике. Сколько раз выходил со мной летом работать на комбайне. Иногда ему даже доверяла вести машину самостоятельно. И как радостно мне было смотреть, когда вел по полю большую машину мой первенец. Каждому его маленькому успеху радовалась больше, чем своим большим победам.
Не всегда мы с Калью могли справиться собственными силами с поломками и тогда звали Алекса. Как бы ни был он занят, всегда приходил на помощь.
Постепенно я привыкла к «Сибиряку». Сколько радости доставляли минуты, когда он хорошо работал! Осень стояла красивая. Бывало, пока идет дождь и нельзя работать, сплету венок из васильков, любуюсь. Ярко-синие васильки красиво сочетались с оранжевой веткой рябины, которую я успевала сорвать, пока проезжала по краю поля. Веточка рябины в кабине, аисты, гордо вышагивающие вслед за комбайном по стерне, убегающие волны золотого моря хлебов давали мне ощущение удивительной слитности с природой и в то же время снимали тяжелый груз усталости.
Уборочную 1971 года закончила хорошо. С двухсот трех гектаров намолотила «Сибиряком» семьсот восемьдесят четыре тонны зерна и семенных трав двадцать шесть тонн с сорока трех гектаров. Эти показатели для меня были рекордными.
Обо всем этом написала в Красноярск. Все подробно изложила. Товарищ Гаврилов поздравил меня с хорошими показателями. Он писал: «Высокая выработка, которой Вы добились в этом году, свидетельствует, что Вы и без помощи заводских конструкторов смогли в условиях Прибалтики получить хорошие результаты.
Хотелось бы иметь отзыв, как работал транспортер без нижнего барабана с открытым валом, было ли наматывание стеблей».
Не подвел меня «Сибиряк» и в 1972 году — я заняла среди комбайнеров республики второе место.
«Молодец, «Сибирячок», — мысленно обращалась к машине. — Хоть и капризный, но сильный. Сколько же хлебушка он уберет, когда конструкторы отладят его и доведут до совершенства? Правда, не очень он подходит для наших дождливых мест, но страна наша большая, климатические условия разные, и везде нужны высокопроизводительные машины».
В декабре получила от товарища Гаврилова еще одно письмо:
«Благодарим за подробный отчет о работе комбайна и его техническом состоянии. Все Ваши замечания по конструктивным недостаткам комбайна при проектировании новой конструкции учитываются и дорабатываются».
Я уже заметила, что чего больше всего ждешь, случается неожиданно. Так и в тот памятный день. Было это 1 марта 1974 года. Первый день весны по календарю. Встала как обычно. Одела свой спортивный теплый костюм, в котором работаю в поле, резиновые сапоги и вышла из дома. Еще кругом зима, но уже во всем чувствуется приближение весны. И воробышки веселей прыгают, прихорашиваются, чистят перышки, приводят свою одежду в порядок, и вороны, неуклюжие, лохматые, и те попроворнее стали. Ветер совсем по-другому дует — не холодом, обжигающим щеки, а мягким морским бризом, который как бы шепчет тебе: «Скоро, совсем скоро придет весна. Жди и надейся». Совсем я размечталась, разнежилась от этих первых весенних весточек, и на душе стало радостно. Не заметила, как до конюшни дошла. Только вывела лошадь, стала запрягать, а мне конюх кричит:
— Отсман, к телефону!
— Кому я еще нужна? — проворчала недовольно.
— Председатель тебя разыскивает, — услужливо протянул мне трубку конюх.
— Эльмина, срочно надо ехать в Тарту, — кричал в трубку председатель.
Я только хотела возмутиться, только собиралась сказать, что мне некогда, когда услышала: «На твое имя прибыл именной комбайн «Нива».
— Сейчас выезжаю! — крикнула я в трубку и выбежала на улицу.
— А с лошадью что делать? — растерянно спросил конюх.
— Распряги. Она мне сегодня не нужна.
Обратный путь к дому я и не заметила, как проделала. Торопилась, будто на пожар. Только пройдя уже половину дороги, вдруг спохватилась: чего это я бегу? Раз комбайн прибыл, обратно его не увезут. Сбавила шаг, но незаметно снова перешла почти на бег. Свекровь, бабушка Марцелла, встретила меня с испугом.
— Случилось что? — спросила с плохо скрытым волнением.
— Случилось. Но хорошее, приятное, — я говорила и чувствовала, что губы мои сами расплываются в улыбку. — Очень хорошее. Комбайн «Ниву» мне прислали ростсельмашевцы, и сейчас я за ним поеду в Тарту.
Свекровь смотрела на меня непонимающе. Наверное, думала про себя, глядя, как я мечусь по дому, торопливо переодеваюсь: «Взрослая женщина, мать троих детей, а ведет себя, как ребенок неразумный». Я и сама понимала, что веду себя неразумно, но ничего не могла с собой поделать. Вся моя выдержка, моя рассудительность, спокойствие исчезли.
До Тарту восемьдесят километров. Не очень далеко, если летом. Но зимой километры кажутся длиннее. Пока ехала, вспоминала свою первую встречу с ростсельмашевцами. Всего несколько месяцев назад, в январе, была я участницей научно-технической конференции, которая проходила под девизом: «Ниве» и «Колосу» — надежность и качество!» Шел очень серьезный разговор, в котором большое место отводилось и нам, комбайнерам.
Еще до начала конференции я обратила внимание на яркие стенды, висевшие в фойе. Они подробно рассказывали о существующей системе управления качеством продукции. О том, как важны для сельскохозяйственных машин высокое качество изготовления, их надежность, я хорошо знала по собственному опыту, по опыту моих товарищей по работе. Сколько стоит труда, причем напрасного, как снижается производительность машин, а значит, теряется и урожай, когда выходят из строя один за другим узлы! Кажется, все делаешь, чтоб машина работала как часы: и профилактический ремонт проводишь вовремя, и даешь ей нужный режим работы, но все равно машина выходит из строя.
Вот почему мне было интересно познакомиться с новой, основанной на опыте передовых заводов, отечественных и зарубежных, разработок научно-исследовательских институтов системой управления качеством, осуществляемой на трех стадиях создания конструкции изделия, серийном производстве и в процессе эксплуатации. Последняя относится непосредственно к нам, комбайнерам.
Более двадцати лет я уже вожу комбайн, но никогда раньше не видела, как он собирается. Какое огромное количество людей участвует в процессе его создания.
Конструктор, используя все достижения современной науки, техники, свой собственный опыт, создает новый образец машины, дает ей путевку в жизнь. Он первый закладывает основы высокого качества изделия. Прежде чем созданная конструкция попадет в серийное производство, она должна быть тщательно отработана, выверена со всех сторон. Испытание каждой детали, отдельных узлов сначала производится в заводских условиях на стендах, где, как правило, создаются условия, близкие к реальным.
После того как машина пройдет через все испытания и будет принята Государственной комиссией, она получает «добро» на серийное производство. Здесь уже от сотен людей — рабочих, инженеров — зависят качество и надежность машины. Сколько раз приходилось сталкиваться, читать — опытный образец работает хорошо, а серийные никуда не годятся. Отчего так получается? Не все, значит, добросовестно работают на своем участке. Поэтому одним из основных принципов системы управления качеством продукции является организация систематического контроля за соблюдением технологической дисциплины путем исполнения графиков, проверки стабильности процессов, подналадки, ремонта и проверки оборудования, технологической оснастки на точность и т. д.
Я не собираюсь в этой книге разбирать подробно существующую систему. Да, в общем-то, это и не нужно делать. Я только специально коротко остановилась на технической стороне дела, чтобы показать, насколько все взаимосвязано. Сколько раз я ворчала, бывало, и проклинала в душе тех, кто создает плохие машины. Ругала конструкторов, заводчан.
Больно было и мне слышать упреки конструкторов в адрес колхозов, комбайнеров, когда речь шла о третьей стадии управления качеством — эксплуатации. Говорилось о том, что в значительной части хозяйств допускаются грубые нарушения технологического обслуживания комбайнов, есть случаи неправильной эксплуатации механизмов.
Эти упреки я примеряла к своему хозяйству. Всегда ли я бываю права, когда упрекаю конструкторов? Не виновата ли в чем-то сама, может, что недосмотрела, недоглядела?
В конце конференции я попросила слова. О «Ниве» я пока ничего не могла сказать, а вот по «Колосу» у меня были критические замечания. В уборочную 1973 года Алекс работал на «Колосе». Он прекрасный механик, и его замечания по конструкции комбайна обоснованы.
Ссылаясь на свою практику, я сказала, что комбайн с двухбарабанной молотилкой и с коротким соломотрясом в наших условиях не улучшает качество уборки. Наоборот, когда при уборке влажных и засоренных хлебов забиваются оба подбарабанья, оттуда зерно поступает на грохот, и значительная его часть уходит в солому. Я рассказала, с каким большим нетерпением мы ждали комбайн «Колос», но я сразу разочаровалась, когда увидела двухбарабанную молотилку. К тому же во время работы оказалось, что машина имеет много заводских дефектов. И еще я сказала о том, что заметила такую закономерность: чем сложнее машина, тем больше оказывается поломок и дефектов.
Как быстро мы привыкаем к хорошему, и наши требования возрастают. Кажется, еще совсем недавно мечтала просто о комбайне, сегодня критикую новые машины. Жду с нетерпением «Ниву». А через некоторое время, наверное, буду опять мечтать о новой машине, которая пока еще находится в чертежах конструкторов. Что ж, стремление к совершенству закономерно, оно заложено в натуре человека.
…Грузовик подъехал к товарной станции, и я еще издали увидела на платформе оранжевый красивый комбайн. По всему бункеру его — надпись: «Герою Социалистического Труда Э. П. Отсман от коллектива завода «Ростсельмаш».
В тот момент я даже не смогла по-настоящему ощутить огромную радость, которая волной окатила меня, когда прочитала эту надпись. Надо было срочно до темноты спустить комбайн с платформы. В дороге, простояв несколько суток на морозе, машина застыла и плохо слушалась. Несколько часов ушло на то, чтобы ее завести. Когда, наконец, с большим трудом спустили комбайн на землю, подошел вечер, и мы вынуждены были возвращаться домой на грузовике, так как на комбайне не было еще фар. Пришлось оставить его в мастерской близлежащего колхоза «Лейе».
Следующего утра едва дождалась. Ночь спала плохо. Чуть забрезжил рассвет, я уже была на ногах. И Алекс тоже. Позавтракали второпях, тихо, чтоб не разбудить бабушку Марцеллу, и снова, уже в колхоз «Лейе», поспешили за комбайном. Сердце от радости сильнее застучало, когда увидела своего красавца. Но завести его двигатель мы так и не смогли: от сильных морозов аккумуляторы вышли из строя.
К десяти часам надо было возвращаться в Вильянди — у Алекса назначено совещание, а тут хоть что делай — новая машина, как спящая царевна. Все бросив, поехали в город. Пока Алекс был на совещании, я доставала аккумуляторы.
И вот мы снова у машины. Когда, наконец, заработал двигатель и по комбайну пробежала легкая дрожь, она передалась и мне. Не дожидаясь, пока будет установлена кабина, я тронулась в путь. Мороз к вечеру стал крепче, поднялся колючий ветер, но я не замечала непогоды. Радость буквально переполняла меня.
Только дома уже, а было это в десять часов вечера, почувствовала, что голодна — я так и не обедала и ужасно промерзла. Ах, как я была благодарна в этот момент Марцелле, когда она встретила меня горячим обедом.
Дети еще не спали. Они уже знали, что на мое имя пришел комбайн «Нива». Усевшись за стол, настойчиво допытывались подробностей о новой машине.
Прошло немного времени, и наступил торжественный день. У мастерских нашего объединения стояла оранжевая «Нива». Около нее собрались колхозники. Играл колхозный оркестр. И от этого обстановка казалась особенно праздничной.
Музыка смолкла, наступила тишина, и заместитель главного конструктора завода «Ростсельмаш» товарищ Войтов произнес небольшую речь, в которой передал всем женщинам колхоза и мне персонально от коллектива «Ростсельмаша» поздравления по случаю 8 Марта и в качестве подарка — комбайн «Нива». Лучший подарок трудно и придумать…