На следующее утро, в понедельник, хозяин гостиницы рано разбудил наших путешественников. Выпив по стакану кофе с хлебом и сыром, они уплатили по счету и поспешили на вокзал, боясь опоздать на иаутенекский поезд.
Вскоре они уже сидели в вагоне, а к завтраку остановились на целый час в Попокатепельте. Затем поезд пошел вверх, к высокому конусу горы, покрытому вечными снегами и сверкавшему под лучами солнца, точно огромный бриллиант; холодная тень его, казалось, замораживала лежащий внизу проход, по которому с трудом полз поезд.
У линии вечных снегов поезд снова остановило и ожидал, пока закутанные в теплые плащи и одеяла пассажиры и бригада обедали и отдыхали. Затем, после отчаянных усилий, он наконец добрался до вершины прохода, и перед пассажирами внезапно раскрылся южный вид. Горы и долины, серебристые реки, извивавшиеся между берегами, одетыми в роскошную зелень лесов; местами виднелись маленькие хуторки с домиками из выбеленной глины; дальше шли кущи гигантских кактусов и чащи безобразных колючих кустов; далеко к юго-западу, у самой черты синего горизонта, выделялась тонкая, похожая на ниточку, полоса более яркой синевы, это были воды Тихого океана.
В паровоз перестали подкладывать уголь, и благодаря только своей тяжести маленький поезд скатился вниз по длинным подковообразным изгибам, по направлению к долине Морелос. Платки и одеяла были сброшены, и поезд вскоре снова очутился в зоне сахарного тростника, где после холодного горного прохода теплый воздух пахнул навстречу путникам, точно из печки.
В пять часов пополудни пассажиры, покрытые пылью и потом, прибыли в Иаутенек — конечную станцию дороги, лежавшую на несколько миль ниже места их дневного отдыха.
Было уже слишком поздно приниматься за какое-либо дело, поэтому юноши и Томсон поужинали и затем отправились посидеть до наступления ночи на каменных скамейках, стоявших на площади.
Солнце спустилось за горы, и мгновенно настала тьма. Не было и намека на сумерки; казалось, что в одну секунду звезды засверкали над головой и почти у горизонта ярко загорелся Южный Крест. Через пять минут стало так темно, что юноши едва могли отыскать дорогу к маленькой гостинице, где они взяли себе комнату, и вскоре все улеглись спать.
Утром быстро разнеслась весть, что в гостинице остановились три "гринго", желающие купить лошадей. Не успело наше трио окончить свой ранний завтрак, как у дверей собралась целая толпа продавцов, из которых каждый уверял, что он продает свои товар дешевле всех остальных.
— Поговорите с ними вы, Томсон, — попросил Роберт. — Выберите непременно самых лучших лошадей и не позволяйте им обмануть нас.
— Ты, по-видимому, забываешь, что и я умею отличить лошадь от осла, — шутливо заявил Ларри.
Вместе с Томсоном он начал осматривать приведенных животных, и оба очень быстро решили, что ни одна из них не подходит к их требованиям.
Тогда они разыскали синьора Даниила Лара, своего радушного хозяина, при помощи которого и удалось купить четырех мустангов, молодых и здоровых, заплатив только немного дороже настоящей стоимости.
Когда сделка была заключена, юношам сообщили, что они должны посетить нотариуса и получить у него запродажную запись. Без этой, установленной законом церемонии им предстояла бы опасность быть арестованными за лишение государства его законной пошлины. Таким образом, надо было купить гербовую бумагу и написать на ней запродажную запись. Затем покупатели уплатили нотариусу за работу, внесли плату за регистрацию городскому писцу и налог за официальное клеймение лошадей, — и перед юно-шами открылась ясная картина того, каким образом собирают пошлины в Мексике.
Весь день наши путешественники помнили о необходимости добыть подходящего проводника и слугу, но только далеко после полудня им наконец удалось найти человека, который нм понравился.
Это был небольшого роста мускулистый молодой индеец, круглолицый, улыбающийся маленький человечек с большими руками, сверкающими глазами и ослепительно белыми зубами, квадратным подбородком и сильной, плотной шеей, говорившей о здоровья и выносливости. Окажется ли он честным, конечно, сказать было трудно. Он был одним из слуг продавца лошадей и, по общим отзывам, ни разу не заслужил ни колодок, ни ударов палки.
Он уже путешествовал в Акапулко и обратно, а индеец никогда не забывает раз пройденной дороги; таким образом было несомненно, что он сумеет проводить их до Чилпанчинго. Продавец предложил отпустить индейца, если путники заплатят его долг.
— А сколько он вам должен? — спросил Томсон.
— Он должен мне сто семьдесят долларов.
— Скажите торговцу, что мы дадим ему двадцать пять, — посоветовал Ларри.
Томсон так и сделал; после долгого торга сделка была заключена, и продавец лошадей расстался со своим пеоном за сорок серебряных долларов. Снова прибегли к содействию нотариуса; понадобилась и гербовая бумага и клерк-регистратор.
Таким образом Пипо-индеец был передан Роберту и Ларри законным порядком с обязательством служить им, пока он не выплатит всего своего долга. Пипо выразил по этому поводу свой великий восторг, хотя и ожидал бесконечную службу и новое рабство; но, очевидно, жизнь у торговца была для него слишком тяжелой.
Окончив свои дела, путники вернулись в гостиницу, разделили на равные части все свои вещи, наполнив ими седельные мешки, и проверили, не был ли оставшийся багаж слишком тяжел, чтобы можно было устроить на спине вьючной лошади место и для Пипо. Затем все отправились обедать.
Собираясь уже сесть за стол, они вдруг испытали какое-то странное ощущение. Ими овладело головокружение. Лампы, висевшие у них над головами, казалось, качались взад и вперед. Затем они увидели, что чашки и блюдца, стаканы и тарелки и остальные обеденные принадлежности поползли и запрыгали по скатерти. Жена хозяина прибежала из кухни с громким истерическим криком.
— Землетрясение! Землетрясение! — визжала она, бросаясь к наружной двери.
Тарелки и блюдца посыпались на пол, свободные стулья заскользили по комнате. Увидя, что невозможно устоять на ногах и добраться до дверей, юноши уцепились за столбы, на которых покоилась крыша.
По мере того как сотрясение ослабевало, их головокружение увеличивалось, и они почувствовали приступы морской болезни. Все, на что они смотрели, точно плыло перед их глазами. Через несколько мгновений они умудрились добраться до узкой улицы, на которую выходила гостиница; здесь они нашли синьора Лара с его женой, стоявших на коленях и ломавших себе руки. Через всю улицу шла широкая трещина, и тротуар из красного кирпича у дома был покрыт бурыми черепицами, сброшенными землетрясением с крыши.