Среди горных братьев Мексики

XI. Древний город Куернавака

Первые лучи восходящего солнца окрашивали снежный шпиль Попо в красный, голубой и золотой оттенок, когда маленький отряд из четырех человек медленно выехал из Иаутенека по дороге в Куернаваку.

Путь в Куернаваку через многие долины, горы и холмы очень труден.

В долине еще царила мгла, и едва можно было рассмотреть узкую тропинку; когда же путники начали взбираться на гору, они быстро выбрались из тропических джунглей, окутывавших низины реки Иаутенек, и выехали из сумрачного леса на дневной свет.

В течение нескольких часов надо было беспрерывно подниматься в гору, и к середине дня и люди и лошади страшно устали и нуждались в отдыхе; наконец, имея перед глазами Иаутенек, откуда они выехали, и Куернаваку, куда направлялись, они расположились лагерем и отдыхали в течение всей жаркой части дня.

Когда отряд снова пустился в путь, тропинка повела их вниз, в глубокую равнину, затем быстрый горный поток и снова вверх по склону. Нередко бывало так, что, обогнув скалу, отряд останавливался у самого края пропасти, где тропинка как будто обрывалась. Но опытный глаз Пино легко находил ее продолжение. Нередко случалось так, что маленькие холмики вдруг превращались при приближении в высокие и крутые горы, а темные линии зелени между ними оказывались большими участками леса, среди которых неслись бурные потоки, бравшие начало в вечных снегах Попо.

По мере того как путники приближались к Куернаваке, окружавшие их виды стали быстро меняться, и вскоре по обеим сторонам дороги появились чащи, переплетшихся между собою тропических деревьев, украшенных яркими орхидеями и паразитными мхами. Здесь было неисчислимое множество роскошных цветов: белые и розовые олеандры, цветы магнолии, доходящие до фута в диаметре, кремовые лунные цветы и розы всевозможных цветов и оттенков.

Кое-где можно было заметить хорошо возделанные поля, однако нигде не было видно ни одного работающего человека; все население, как оказалось, отдыхало после окончания полевых работ в своих небольших хижинах из тростника и глины, и оттуда слышались громкие и радушные приветствия, когда путники проезжали мимо них.

Штат Морелас существенно отличается от всех других мексиканских штатов. Здесь имеется всего несколько больших гациенд, а поэтому мало и пеонов. Большая часть земли занята свободными хозяевами-туземцами, небольшие земельные участки которых в течение нескольких столетий переходили от отца к сыну.

Путники были ошеломлены разнообразием видов, менявшихся каждую минуту, и даже не заметили, что Пипо ведет их не прямым путем.

Однако, свернув немного с дороги, Пипо преследовал определенную цель: он хотел показать в первый раз посещавшим Мексику "гринго" памятники старины этого штата. Полуразрушенная часовня, почерневшие стены которой поддерживались каменными подпорками, внезапно показалась с левой стороны; впереди, обозначая поворот дороги, виднелся старый каменный памятник, украшенный высеченной из камня статуей; справа против часовни были расположены древние испанские ворота. Это был въезд в загородный домик испанских правителей, который был теперь почти совсем раз рушен, а от конюшен, окружавших его, остались одни стены.

Все эти немые полуразрушенные памятники говорили об испанском владычестве, по Роберту и Ларри, достаточно знакомым с Мексикой по книге Прескота, невольно вспомнилась другая, следующая страница ее истории. Перед ними встала мощная суровая фигура старого вояки-индейца Джуареца, единственною целью жизни которого было освобождение его родины от ига жестоких пришельцев-европейцев.

Юноши, поглощенные одними и теми же воспоминаниями, перекинулись краткими фразами и снова умолкли. Только голоса Пипо и Томсона, предлагавших продолжать путь, вернули их к действительности.

Маленький отряд снова двинулся в дорогу.

Чем дальше он продвигался, тем чаще стали встречаться ранчо и плантации; кактусы, дикие цветы и пальмы уступили место апельсинным и кофейным рощам; огромные манговые деревья окаймляли тропинку, скоро тропинка стала шире и превратилась в дорогу. Старые манговые деревья опирались на каменные стены.

Промчавшись вниз по склону, переехав через мост и взобравшись на небольшой крутой холмик, путешественники очутились на круглой площади, на окраине древнего города.

Площадь окружали развесистые индийские лавры, в густой тени которых шла широкая дорога, вымощенная каменными плитами и уставленная по бокам непрерывным рядом железных скамеек.

Живописные индейцы, пеоны, вакеро, ранчеро, продавцы, паломники, направлявшиеся на празднества в Чалько, вереницы нагруженных ослов и мулов, хозяйки и их служанки — все это двигалось по направлению к рынку, быстро мелькало мимо юношей, но движение это совершилось так бесшумно, что самым резким звуком, прерывавшим молчание, было пение птиц.

Было что-то фантастическое в этом отсутствии шума, в вымощенном камнем городе с двадцатью тысячами жителей, в ’самом сердце которого господствовала почти монастырская тишина. Жители говорили на музыкальном языке, они улыбались при встречах и беседах, но нигде не было слышно громкого смеха. Обутые в сандалии ноги и маленькие подкованные копыта бесшумно скользили по сглаженной мостовой из лавы. Не было заметно ни суеты, ни толкотни, — все двигались с врожденной грацией, свойственной только мексиканцам.

Путники, выбравшись с рыночной площади, поехали по главной улице мимо открытых ворот домов, в которые видны были чарующие внутренние дворы домов и сады, прекрасные, как в сказке. Они выехали на площадь Антигуа с ее своеобразными каменными скамьями, свернули влево и поскакали по извивавшейся улице, обсаженной с двух сторон цветущими колючими кустами. Эта улица привела их на другой рынок, представлявший новую яркую картину кипу чей, по бесшумной туземной жизни.

Там стояли десятки мулов и ослов, нагруженных дровами; в особых загородках лежали целые кучи арбузов, ананасов, бананов, апельсинов, гранатов; в другой части рынка продавались какаовые бобы, кофейные зерна, индиго, перец и разные душистые пряные травы; все это лежало прямо на земле, в больших бурдюках и мешках.