Среди горных братьев Мексики

XII. Благодарность Педро

Надо было проехать около полумили, чтобы пробиться через эту бьющую ключом жизнь и погрузиться в пустыню, тянущуюся за городской стеной.

Маленький отряд бодро и неутомимо продвигался вперед и сделал только краткую остановку на полуденный обед; уже к вечеру он подъехал к широкому ущелью, по которому быстро бежала небольшая река.

Прежде чем спуститься в это ущелье, Роберт остановился полюбоваться закатом солнца. Существует ли где-нибудь на свете страна, более чарующая, думал он, более прозрачные синие небеса или живописные горы, более роскошные или величественные виды, разнообразные пейзажи, мягкие и многотонные переливы удивительных окрасок?

Каждое мгновение приносило изменения в окраске земли и неба, открывало все новые и новые великолепные картины. По мере того как исчезало солнце и меркнул свет, горы превращались в выделявшиеся на широком горизонте огромные темные силуэты, и над ними, будто касаясь звезд, высился Попо.

В ущельи было уже совершенно темно, и вскоре путников окутала черная ночь. Вдруг совершенно неожиданно раздались громкие раскаты грома, и не успели они закутаться в свои плащи, как дождь полил потоками. Это было первое знакомство юношей с тропической грозой.

Пипо убеждал остальных продолжать путь, уверяя, что они скоро доберутся до хижины индейца, где найдут себе убежище. Путники наконец достигли этой хижины, но она была занята целым отрядом вооруженных людей. Старая, с седыми растрепанными волосами индиянка сидела на корточках перед камнем, на котором растирала кукурузные зерна для лепешек. Возле нее сидел, мастеря какую-то западню для птиц, ее сын, красивый и крепкий индеец; его жена возилась с тремя голыми ребятишками.

Молодой индеец оказался хозяином, все же остальные мужчины были горными братьями, искавшими у него в хижине защиты от бури и непогоды.

— Это отряд горных братьев, — шепнул Томсон своим спутникам. — Нехорошо, что мы встретились с ним здесь, в горах, но раз мы уже сюда попали, делать нечего. Нам придется остаться здесь до утра, а потом уйти незаметно и тихо.

Гостеприимный индеец принес путешественникам несколько тростниковых матов, и они вытянулись на них, а под головы положили на всякий случаи револьверы.

Горцы, казалось, совсем не думали о сне. Их песни становились все шумнее и задорнее, хохот все громче и возбужденнее. Затем вдруг послышались громкие восклицания, потом опять затянули песню, но ее почти все время заглушали несколько громких, очевидно, спорящих голосов.

Роберт и Ларри ничего не поняли, так как спорившие говорили поиспански, но Томсон, очевидно, смекнул, в чем дело, и шепнул друзьям, что спор может привести.

Не успел он это сказать, как вдруг раздались громкие крики, окончательно заглушившие веселые песни. Горцы умолкли и вскочили на ноги.

Юноши рассмотрели в полумраке хижины две фигуры, яростно боровшиеся, а затем внезапно упавшие прямо в тлеющий огонь костра. Сверкнула сталь, какой-то человек бросился в дверь, и вслед за ним раздались крики поиспански: "Держи, держи его!" За ним бросилось несколько человек, но вскоре они вернулись, не поймав беглеца.

Между тем человек, которого ранил бежавший, продолжал лежать на пепле погасшего костра и слабо стонал. Его товарищи до того растерялись, что молча стояли вокруг и смотрели на него.

Томсон, все время следивший за тем, что происходило между горцами, оказался теперь единственным человеком в хижине, не потерявшим голову. Он бросился вперед и вытащил раненого из костра.

— Воды, болваны вы эдакие! — проревел он.

Старая индианка принесла ему воды. Томсон отлил немного в свою походную кружку и поднес ее к губам раненого. Затем Томсон осмотрел его рану, обмыл ее и велел проснувшемуся Пипо подать седельный мешок и извлечь медицинские принадлежности. Томсон зашил порез в боку незнакомца, и тщательно забинтовал его. Движения его были грубы и резки и доказывали несомненную опытность.

Глаза горного брата все время внимательно следили за движениями старого рудокопа. Когда все было окончено, он спросил по-испански.

— А как ты думаешь — я буду жить?

— Ну, конечно. Ведь не умирать же оттого, что тебя слегка пырнул ножом твой же приятель…

— Это совсем не мой приятель, — сурово ответил горец, — это изменник. Он изменил горным братьям. Он захватил, когда мы пили, деньги нашего отряда и хотел было бежать с ними, но мы во-время заметили это… Жаль, что не удалось поймать его!

— Ну, ты особенно не горячись, — спокойно заметил ему Томсон. — А вот я тебе оставлю мазь, при помощи которой твоя рана скоро заживет, и тогда ты будешь думать о расправе с негодяем.

— А куда ты отправляешься со своими — спутниками? — вдруг спросил горец Томсона, по тут же, видимо, о чем-то вспомнив, добавил: — Впрочем, если не хочешь, не говори этого. Только скажу тебе: в горах много наших отрядов, и путешественникам с такою кладью, как у вас, небезопасно пробираться по глухим горным тропам. Но ты помог мне, может быть, даже спас мне жизнь, и я должен отблагодарить тебя. Я — Педро, предводитель главного отряда горных братьев. Вот тебе моя резная ружейная пуля. Все горцы знают ее, и никто не тронет вас в пути, если ты ее покажешь.

Педро был утомлен длинным разговором и, пожав руку Томсону, устало закрыл глаза.

Уже брезжил рассвет, и, когда Пипо подал мустангов, искатели сокровища Чико отправились в дальнейший путь, осыпаемые благодарностями и благословениями горных братьев.

— Теперь нам нечего бояться встречи с горными братьями, — заметил Томсон, когда они отъехали на достаточное расстояние от хижины индейца. — Весть о случившемся быстро разнесется в горах. У этих людей существует своя особая честность и свои законы. Я уверен, что эта пуля, на которой вырезаны какие-то непонятные знаки, окажется всесильной даже там, где золото и бриллианты не имели бы никакого действия. Принимая во внимание все, что может с нами случиться, я не продал бы вот этой простой свинцовой пули ни за один из старых испанских золотых рудников.

Взобравшись далеко за облака по отвратительной дороге, — худшей дороги путешественникам не приходилось видеть, — с трудом добрались они до каких-то странных ступеней, по которым они поднялись не менее чем на сотню футов. Эти ступени проложили в твердой скале ноги тысяч вьючных животных, проносивших здесь товары во времена древней Мексики. Там, где в давно минувшие дни ежедневно проходили сотни людей, теперь в течение многих месяцев ни один человеческий звук не прерывает молчания ущелья, верного убежища для преследуемого оленя и бурого горного льва.

Путники взобрались на ступени и достигли другой вершины, и там увидели, что им предстоит пересечь еще одну долину, лежавшую на много сотен футов ниже.

— Мне кажется, — заметил Ларри, что все эти мексиканские дороги нарочно лезут на самые высокие горные уступы и спускаются в самые глубокие ущелья, не обращая ни малейшего внимания на удобства людей, которым приходится проходить по ним!

— Я только что хотел сказать то же самое, — засмеялся Роберт.

Они поехали вниз по склону горы. Над их головами нависла угрюмая скалистая стена, а внизу, под ногами, раскрывалась глубокая пропасть. Пипо бесстрашно ехал на вьючной лошади, совершенно не думая об опасности, хотя одного неверного шага лошади было достаточно, чтобы сбросить его в пропасть с высоты тысячи футов.

Остальные же, хотя и сильно устали от нервного напряжения предыдущей бессонной ночи, все же шли пешком по узкой тропинке, подгоняя перед собою своих мустангов.

Эту ночь путешественники провели под открытым звездным небом. Местом их лагеря было дикое горное ущелье со скалами, почти отвесно поднимавшимися по обе ею стороны и сплошь покрытыми ползучими растениями.

Кое-где громадные, достигавшие пятидесяти футов высоты, кактусы поднимались ввысь и казались гигантскими пальцами, указывающими в небо.

Журчащий ручей быстро несся по скалистому ложу, и на берегу его Томсон выбрал для стоянки открытое, поросшее травою местечко под высоким мадроньо.

Томсон был прекрасным поваром, и его товарищи оказали должную честь его стряпне. Подкрепившись, все улеглись у лагерного костра, тепло завернувшись в одеяла и плащи; по сон их часто прерывался, и их беспокоили странные звуки ночи. Над их головами, в ветвях мадроньо угукала сова; на утесах глухо лаял горный волк, сбрасывая лапами через край ущелья валуны; нередко через поросль доносился топот каких-то крупных животных, — вероятно, это были олени, привлеченные мерцающим огнем лагерного костра.

Затем последовал короткий период жуткой тишины, и вдруг тишину эту прервал низкий басистый рев. Рев то повышался, то понижался и, наконец, обратился в резкий визг. Рев этот напугал юношей и заставил их схватиться за оружие. Они тщетно пытались рассмотреть что-либо среди непроницаемого мрака.

Странный звук вдруг перешел в тихий жалобный стон и замер среди горных вершин.

— Томсон, — проговорил прерывающимся голосом Ларри, — вставайте же! Если это животное придет сюда, нужно быть наготове…

Томсон перевернулся на другой бок, сбросил одеяло и плащ и разразился громким хохотом.

— Это?.. Вот это?.. Ах, Ларри, да ведь это только мартышка-ревун, поющая свою ночную серенаду!..