Средство от Алкивиада

ГЛАВА IX

Алкивиаду мы вчетвером устроили засаду на углу, недалеко от школы, намереваясь согласно рекомендациям БАБа предпринять пару дезориентирующих поступков.

Было холодно, но благо не было дождя. Мы помнили, что в случае с Алкивиадом критический показатель барометра — 720 мм. К сожалению, никто из нас не представлял, какое было в тот день давление. Ни у кого из нас не было барометра. Правда, утром мы прослушали сводку погоды, но сводка эта явно относилась к разряду невразумительных: «В северных районах страны переменная облачность… после полудня в Варшаве возможны осадки…»

Точного давления никто не сообщал. Вопрос, таким образом, оставался открытым, но мы на всякий случай решили соблюдать осторожность. Ведь Алкивиад все-таки мог сегодня вызвать к доске.

На часах у Засемпы было без десяти восемь, когда из-за угла показалась сутулая фигура Алкивиада в старой шляпе с обвисшими полями. Свой, как всегда, битком набитый портфель он нес под мышкой. В руке держал газету.

Мы, как по команде, мгновенно сняли шапки, но Алкивиад нас не заметил. Мы поклонились ему вторично, но, к сожалению, и на этот раз безрезультатно..Алкивиад прошел мимо нас, погруженный в собственные мысли.

Засемпа сделал отчаянный знак, и мы быстро догнали рассеянного учителя. Засемпа уцепился за портфель, Слабый — за газету.

— Мы понесем, пан учитель. Алкивиад, пораженный, остановился.

— Что это вы вытворяете? Зачем ты вырвал мой портфель? — спросил он у Засемпы.

— Мы понесем, пан учитель…

— Зачем?

— Порт… портфель тяжелый… Мне так показалось. Мы вас, пан учитель, проводим.

Алкивиад вытаращил глаза:

— Что ты сказал?

— Мы хотим проводить вас, пан учитель… — заикаясь, выдавил из себя Засемпа, подавая отчаянные знаки мне и Пендзелькевичу.

Мы подскочили и ухватили Алкивиада под руки — я под левую, а Пендзелькевич под правую руку… может быть, слишком резко, но это от волнения.

— Что все это значит, ребята? — спросил перепуганный Алкивиад.

— Ничего, мы только вас проводим, пан учитель. Первую минуту мы думали, что он нас попросту прогонит. Но наши несчастные лица должны были пробудить в нем сочувствие, потому что он перестал сопротивляться и только озадаченно на нас поглядел.

Так прошли мы несколько шагов красные от стыда. Мы отлично представляли, как смешно это должно выглядеть… Впереди шел Засемпа с портфелем, потом мы, держа под руки Алкивиада, а сзади Слабый с газетой в руке… Однако я никак не мог предположить, что для Блефа нужно столько труда.

Ребята по дороге в школу приостанавливались и смотрели на нас с изумлением. Я глянул на школьные окна. Мне казалось, что из всех окон на нас уставились издевательски ухмыляющиеся рожи. Но нет. Только в одном окне мы заметили знакомое лицо Шекспира… Он спокойно приглядывался к нам, как будто все шло, как надо.

Это прибавило нам бодрость. Мы несколько ослабили нашу судорожную хватку. Засемпа откашлялся и уже было подготовился к следующему номеру нашей программы, то есть к забрасыванию Морского Змея, как вдруг слова замерли у него на устах. К нашему ужасу, у самой школы мы заметили Жвачека. Он стоял, выпрямившись во весь рост и с изумлением к нам приглядывался.

Мы торопливо поклонились ему.

— Добрый день, дорогой коллега, — произнес он, протягивая руку Алкивиаду. — Вы что, заболели? — встревожено спросил он.

Алкивиад смутился:

— Нет, благодарю вас…

— А с чего это они так на вас повисли? — подозрительно допытывался Жвачек. — Пустите-ка пана учителя.

Освобожденный от нашей хватки Алкивиад пожал руку полониста. Затем он взял у Засемпы портфель, а у Слабого газету и, все еще встревоженный, двинулся вместе с полонистом. В дверях школы Жвачек еще раз обернулся в нашу сторону. Нам показалось, что он обо всем догадался, и нас охватил ужас.

На уроке мы все время боялись, как бы он не припомнил сцену перед школой и не потребовал объяснений, однако Жвачек ни о чем не спрашивал, ограничившись только тем, что внимательно наблюдал за нами весь урок.

— У страха глаза велики, — рассмеялся Засемпа после урока. — Жвачек ни о чем не мог догадаться. Он просто был поражен.

— Пусть привыкает, — сказал я. — Во всяком случае, сегодня мы продолжим нашу программу.

— Правильно, — заметил Засемпа. — Как только Алкивиад войдет в класс, мы сразу же пускаем в ход Морского Змея.

— О случае на маслозаводе или о трении?

— Пожалуй, начнем с трения.

К сожалению, нам снова не повезло. В тот день урок по истории у нас был после большой перемены. Однако, несмотря на то что прошло уже несколько минут после звонка, обычно столь пунктуальный, Алкивиад все еще не появлялся. Зато на школьном дворе слышались чьи-то громкие голоса. Мы выглянули в окно.

По двору носились ребята из десятого класса. В руках они держали какие-то большие пакеты. Среди них в расстегнутом пальто суетился Алкивиад, пытаясь, по-видимому, построить их в шеренгу. Однако как только ему удавалось навести кое-какой порядок в одном конце шеренги, как в противоположном начинался галдеж. Шалопаи выталкивали друг друга из рядов и швырялись пакетами.

Один из пакетов лопнул, и из него высыпались какие-то книги. Я высунулся в окно и крикнул одному из десятиклассников:

— Эй ты, Здоровый, иди-ка сюда! Дылда неохотно подошел:

— Чего тебе?

— Куда плывете? — На Беляны.

— А Алкивиад?

— Едет с нами. Директор поручил ему конвой. Мы переглянулись. Неужели урок срывается?

— А зачем на Беляны? — спросили мы.

— В Дом молодежи.

— А по какому поводу?

— На празднование юбилея Дома. Двадцатипятилетие или что-то в этом роде. Будет торжественное собрание, а после собрания — большой концерт. Мы там должны сыграть нашу пьесу.

— Так ведь она еще не готова.

— Ничего, доварится в пути, — рассмеялся он и, убежал.

На поле боя появился Шекспир, с минуту он осматривался вокруг, а потом подбежал к нашему окну.

— Негры, на площадку! — крикнул он.

— Зачем?

— Едем ставить пьесу.

— А нам никто ничего не сказал.

— Тогда отпроситесь у Жвачека.

Мы побежали в канцелярию. Жвачек, сидя за столом, пил чай. По обе стороны стола высились стопки тетрадей.

— Что, вы еще не выехали? — спросил он.

— Мы не знали. Нам никто не говорил.

— Я ведь велел Лепкому сказать вам.

Ни о чем больше не спрашивая, мы быстро оделись в раздевалке и выбежали на площадку. Здесь мы застали картину, достойную сожаления: от шеренги не осталось и следа, ребята метались по площадке, а книги в беспорядке валялись на земле. Алкивиад с двумя кипами книг в руках выкрикивал охрипшим голосом:

— Ребята… ребята… пора выходить… постройтесь… ребята… ребята…

Но голос его тонул в общем гаме и смехе. Никто не обращал на него внимания. Со странным чувством грусти смотрели мы на это зрелище. Оно наглядно показывало нам, почему средство от Алкивиада стоило так недорого. Я подумал, что сам Алкивиад тоже не знает средства и оно бы ему очень пригодилось. Неужели он никогда не задумывался над тем, как бы его заполучить? И почему он его не приобрел? Не мог или не хотел?

От этих размышлений отвлек меня голос Засемпы.

— Послушай-ка, Шекспир, — говорил он Лепному, — ты говорил, что к Алкивиаду нужен особый подход, моральная поддержка… Хороша же эта поддержка.

— Тут ничего не поделаешь, — вздохнул Шекспир. — Они ведь не делают этого намеренно или на зло Алкивиаду. Они вообще сейчас не думают об Алкивиаде. Ребята просто развлекаются.

— Но ведь выходит одно и то же.

— Вы еще плохо разбираетесь в таких вещах, — сказал Шекспир. — Это слишком для вас сложно.

— Может, и слишком сложно. Но ты-то мог бы по крайней мере их успокоить и заставить хотя бы подобрать книги.

Шекспир усмехнулся:

— Конечно. И в другом случае я именно так и поступил бы.

— А почему не сейчас?

— Потому что я хочу облегчить вам проведение Большого Блефа.

— Не понимаю, — брякнул я.

— Но ведь это яснее ясного. Вам предоставлена возможность подобрать эти книги.

Мы растерялись. Шекспир с интересом глядел на нас. Нам и в самом деле следовало бы подобрать эти пакеты и стать в шеренгу. Это наверняка относилось бы к средству. С другой стороны, мы боялись попасть в смешное положение. Старшеклассники не поймут, что это относится к Большому Блефу, и могут подумать, что мы или боимся Алкивиада, или же, что еще хуже, просто подлизываемся к нему.

Я поглядел на Засемпу. Он посмотрел на меня.

— Ничего не поделаешь, Чамча, — пробормотал он, — продолжаем Блеф, как думаешь?

— Продолжаем, — сказал я.

— Ну, тогда давай.

Засемпа подбежал к Алкивиаду, взял у него из рук пакет, а мы подобрали остальные книги с земли.

— Готово, пан профессор, можно выступать. Незачем дожидаться этих шалопаев. Они сами построятся.

Алкивиад посмотрел на нас так, как будто хотел сказать что-то, но ничего не сказал и поспешно двинулся за нами.

Я оглянулся. Десятиклассники сразу же кончили забавляться. Мы, конечно, испортили им всю игру. Раздалось несколько свистков. Я поглядел на Шекспира. Он с одобрением кивнул.

В некотором смысле я был страшно зол на него. Пакеты весили, пожалуй, не менее десяти килограммов каждый. Шекспир мог бы и десятиклассников заставить помочь нам. А он хоть бы хны! Я просто не знал, что о нем и думать. То ли он и в самом деле хотел помочь нам в нашем БАБе или просто боялся ссориться со Здоровыми. И тут у меня мелькнула мысль, а не разыгрывает ли нас Шекспир вообще и не является ли весь наш Большой Блеф обычным маленьким блефом Шекспира. А может, это месть?

Однако отступать уже было поздно. Еле живые от усталости, дотащились мы до трамвайной остановки на улице Мицкевича. Вслед за нами маршировали десятиклассники… Они хохотали и обменивались шуточками. Я был уверен, что они проезжались на наш счет.

На остановке они держались от нас в сторонке. А как только трамвай подошел, оттеснили нас и вошли. Мы с нашими пакетами не успели сесть. Алкивиад пытался было вмешаться, но безуспешно. Ведь строгости у него было всего на полдракона. Господи, и от такого преподавателя мы купили средство! Мы чувствовали себя униженными. Только этому и можно приписать тот факт, что мы сразу же совершили ложный шаг. А именно, когда Алкивиад озабоченно улыбнулся нам и спросил: «Вы, как мне кажется, из восьмого?» — мы не ответили ни слова. А ведь обращение к нам Алкивиада указывало на то, что он вышел из состояния философских раздумий и научился распознавать нас.

В Доме молодежи произошел еще один случай.

Следующим же номером после торжественных, посвященных празднику речей должна была идти наша пьеса. Шекспир велел нам идти в умывалку и там перекраситься в негров. Сам он пошел взглянуть на декорации. Мы торопливо загримировались и хотели выйти в коридор. И тут — неприятный сюрприз. Оказалось, что кто то запер нас снаружи на ключ… Это несомненно была проделка Здоровых. Одновременно с этим до нас донеслись пронзительные крики из соседних умывалок. Дерганье за ручку не дало никаких результатов. К счастью, оказалось, что в окне открыта форточка. Через эту форточку мы, помогая друг другу, вылезли во двор и тут же попали в руки Алкивиада. В сопровождении воспитателя из Дома молодежи — солидного дяди с брюшком и добрым взглядом — он как раз приближался к нам. При виде нас оба остановились в изумлении.

— Как вы себя ведете?! — простонал Алкивиад. — В чужом месте и такие фокусы!

Мы почувствовали себя очень неловко. С таким трудом и с таким самопожертвованием начатый Блеф был погребен заживо. В первую минуту я хотел было сказать, что нас закрыли десятиклассники, но сдержался. Ведь с Алкивиадом был еще и местный воспитатель. А мы не хотели бросать тень на доброе имя нашей школы. Лучше уж свалить все на технические недочеты в самом Доме.

— Никак не могли открыть дверь, — смущенно оправдывались мы. — Замок испорчен.

— Это невозможно… Должно быть, вас заперли наши ребята. Они иногда бывают способны на подобные глупости, — сказал воспитатель из Дома молодежи.

— Нет, скорее это не они… — ответили мы. Алкивиад странно посмотрел на нас. Он, видно,

подозревал, что мы что-то затеяли.

— А где остальные? — спросил он. — Мы их везде разыскиваем.

— Они были во второй умывалке.

Вместе с Алкивиадом и воспитателем из Дома молодежи мы прошли в умывалку. Она была пустая. Всюду валялась разбросанная в беспорядке одежда. На стенках виднелись подтеки черной краски.

— Они, наверное, тоже загримировались, — сказал я. — Вы подождите здесь, а мы их разыщем.

Оставив встревоженных преподавателей, мы отправились в зал. В коридоре мы встретили двух запыхавшихся ребят — Шекспира и Вонтлуша.

— Вы видали актеров? — спросили мы.

— Нет, мы сами их разыскиваем.

— В зале их нет?

— Нет!

— Так что же с ними случилось?

— Вот именно — что могло с ними случиться? Они попросту исчезли.

В этот момент мимо нас прошмыгнули два негритенка в гимнастических трусиках.

— Это они! — крикнул Шекспир.

— Эй, ребята! — заорал я.

Но к нашему искреннейшему изумлению, чернокожие при виде нас испуганно завопили и бросились бежать.

— Стойте! — крикнули мы и бросились за ними.

Негры с криком пробежали мимо умывалки… Оттуда высунулись головы Алкивиада и воспитателя. Воспитатель вопросительно посмотрел на Алкивиада.

— Что с ними случилось? — удивленно спросил он.

— Ничего, это репетиция перед выступлением. — Сконфуженный Алкивиад пытался как-то оправдать поведение своих актеров.

— А почему они так кричат?

— Это пьеса с довольно сильными акустическими эффектами, — ответил Алкивиад.

— Но они как-то странно кричат… В этом крике чувствуется страх.

В это мгновение прибежал еще один негр. Заметив нас, он приостановился, с минуту озирался по сторонам и наконец в отчаянии бросился к перилам и съехал по ним вниз.

— А это тоже относится к репетиции? — спросил остолбеневший воспитатель.

Алкивиад попытался усмехнуться:

— Видите, мальчики эти довольно подвижные.

— Действительно подвижные. — И воспитатель теперь уже с испугом глянул на Алкивиада.

В коридоре появилась взволнованная директриса Дома.

— Коллеги, как обстоят дела с представлением? Все ждут.

Алкивиад вытер платком лысину:

— Минуточку терпения, мы как раз готовимся…

— До нас донеслись какие-то крики. В зале царит беспокойство. Что-нибудь случилось?

— Ничего… ничего не случилось, это просто репетиция, — сказал Алкивиад. — Пока пускай попоет хор.

— Хор должен был выступить после.

— Пускай поет теперь, — с мукой в голосе произнес Алкивиад.

— А что им петь?

— Самое громкое из всего, что у них есть.

— Может быть «Хело» из репертуара «Шленска»?

— Пусть будет «Хело».

И пока по залу разносилось пение, мы продолжали отчаянные поиски актеров. В какой-то момент мы заметили, что Шекспир подает нам тайные знаки. Мы тихо подкрались. Шекспир указал на умывалку в другом конце коридора, откуда доносился плеск воды.

— Они наверняка там, — прошептал он.

Мы заглянули в замочную скважину. И действительно, увидели два намыленных черных тела.

— Моются? — растерянно переглянулись мы.

— Кто это? Ты узнаешь их? — спросил Вонтлуш у Шекспира.

— Я не могу их хорошенько разглядеть. Один как будто смахивает на Кицкого, а второй на маленького Бабася.

Вонтлуш ворвался в умывалку:

— Вы что это вытворяете?! Зачем смываете грим? Увидев нас, негр, похожий на Бабася, бросился в окно, а тот, второй… пожалуй, Кицкий… прижал пальцем кран и пустил струю нам прямо в глаза, а потом, воспользовавшись нашим замешательством, выскочил в коридор.

— Кицусь, стой! — кричал ему вслед Шекспир. — Что ты вытворяешь?!

— Они, наверно, посходили с ума, — заметил я.

— С ними действительно происходит что-то странное, — пробормотал Засемпа.

— Ничего не поделаешь. Придется нам их как-то переловить, — сказал Шекспир. — Бабась хотел выпрыгнуть в окно. Посмотрите, что с ним. Ведь он так может расшибиться насмерть.

Мы подбежали к окну. Бабась успел по карнизу добраться до соседнего балкона. Когда мы его увидели, он как раз карабкался по перилам балкона.

Мы выбежали в коридор и притаились за дверями соседнего зала… Не прошло и минуты, как дверь приоткрылась, и в щель осторожно выглянуло черное лицо Бабася. Нас он не заметил и выбежал в коридор, застланный длинной ковровой дорожкой. Тогда Засемпа молниеносно дернул за дорожку. Бабась упал. Не успел он вскочить, как на него набросился Вонтлуш. Подбежали и мы. Вдруг Вонтлуш смущенно отпрянул.

— Господи! — выдавил он из себя. — Это не Бабась!

Действительно, вблизи можно было явно убедиться, что захваченная нами личность не имела ничего общего с Бабасем.

— Точно, это не наш человек, — удивленно констатировал Шекспир, внимательно оглядев пленного.

— Это, наверное, туземец! — сказал я.

— Ах ты балда! Что это значит? — крикнул Вонтлуш.

Парнишка молчал. На черном лице блестели два глаза, испуганно уставившиеся на нас. Со страху он не мог произнести ни слова. Его черная, как вакса, кожа блестела от пота.

В этот момент к нам подошли Алкивиад и воспитатель из Дома.

— Пан учитель. Вопрос частично разрешен. Это не наш человек. Это, наверное, туземец, то есть… я хотел сказать, этот парень отсюда.

Алкивиад вздохнул с облегчением, но, как показали события, явно преждевременно.

— Дорогой коллега, — обратился он к воспитателю Дома. Этот черномазый не является моим учеником. Не будете ли вы любезны установить личность этого индивидуума.

Воспитатель внимательнее пригляделся к парнишке и остолбенел:

— Каргулевич? Да как же это ты…

— Это не я… — пробормотал парнишка.

— Не отпирайся! — сказал воспитатель Дома. — Я тебя узнаю.

— Я не говорю, что я — это не я, — промямлил парень, — я только говорю, что это не я себя вымазал…

— А кто же?

— Ребята из Линде.

Алкивиад пошатнулся.

— Не болтай глупостей! — сказал воспитатель.

— Честное слово. Мы только поглядывали, как дни гер… гре… герметизируются…

— Гримируются.

— Ну да, гримируются.

— Вы что, были вместе с ними в умывалке?

— Нет, мы были с другой стороны…

— То есть как это с другой стороны?

— По ту сторону дырки для ключа.

— Ага, значит, вы подглядывали за ними?

— Ну да… нам было интересно, как они герметизируются.

— Гримируются.

— Да, гримируются. И тогда они открыли дверь. Мы хотели удрать, но они говорят: «Идите, идите, не бойтесь, поглядите вблизи». А когда мы подошли, то они схватили нас и вымазали какой-то ваксой.

В этом месте Алкивиад издал громкий стон, что было не очень характерно, поскольку он прославился своим самообладанием и философским стоицизмом, свойственным мудрецам древности.

— Ну хорошо, — сказал воспитатель Дома своему ученику, — теперь все понятно, только почему ты убегал от этих ребят?

— Я боялся, что они опять будут мазаться…

— А это они тебя мазали? — спросил Алкивиад слабым голосом.

Парнишка пристально пригляделся к нам.

— Нет, те были, пожалуй, намного побольше, но издали трудно отличить. И те и другие черные.

— Я просто не знаю, как мне у вас просить прощения… за этот печальный инцидент… — говорил в отчаянии Алкивиад воспитателю Дома.

— Ну, что там, молодежь как молодежь, — вздохнул воспитатель, — особенно такие подвижные ребята.

— Они немедленно понесут суровое наказание, — сказал Алкивиад.

— Коллега, ради бога… Умоляю вас, только не немедленно, — испугался воспитатель. — Прежде всего давайте выполним программу. Вы ведь сами слышите. Хор уже тянет из последних сил, все охрипли. Просим вас побыстрее на сцену.

— Но где же актеры?

— Актеры уже давно дожидаются, — услышали мы голос Бабася.

На этот раз это был наконец действительно Бабась. Мы побежали за кулисы.

И что вы думаете? За кулисами нас ожидал весь комплект Здоровых. Они сидели на скамьях со скучающими минами. Не успели мы и слова проронить, как они засыпали нас упреками:

— Куда это вы запропастились! Все вас давно дожидаются. Хор уже охрип, а вас все нет. Вы уж, пан учитель, скажите им пару ласковых словечек! Никакого чувства долга, никакого уважения к пьесе. Стыда из-за вас натерпелись…

У Алкивиада, пораженного подобным лицемерием, опустились руки.

— Господи, почему ты не дал мне силы Геркулеса, изобретательности Одиссея и мужества Ахилла…

Театральное выступление несколько реабилитировало нас и пробудило энтузиазм у воспитанников Дома, включая даже тех черномазых, которые — все еще не домытые толком — присоединились к всеобщим аплодисментам. В качестве актеров мы получили даже цветы. Вручен был также и небольшой букетик роз для нашего Дира.

Однако гогический коллектив Дома с подозрением поглядывал в нашу сторону и, на всякий случай, сразу же после спектакля увел своих подопечных из зала.

Мы тоже поскорее собрали манатки и, не задерживаясь, отступили с территории Дома. Обратный путь протекал спокойно. Все устали. Даже десятиклассники как-то увяли и молча глядели на плиты тротуара, покрытые липкой грязью. Моросил дождь.

Мы украдкой наблюдали за Алкивиадом. За эти три часа он, пожалуй, еще больше постарел. В незастегнутом пальто, сгорбившись больше обычного, он тяжело переставлял ноги. Очки у него запотели, а по морщинистому лицу катились дождевые капли.

— Поблефуем немножко? — спросил Засемпа. Я отрицательно покачал головой.

— Ты так смотрел на него, — пробормотал Засемпа, — вот я и подумал…

Я смутился.

— Нет, это я просто так.

— Он такой печальный, — сказал Засемпа, — нужно было бы немного поблефовать.

— Не вижу возможности, — ответил я.

По возвращении в школу мы застали наш класс в подавленном состоянии. Оказалось, что во время нашего отсутствия Дядя устроил настоящую бойню и поставил шестнадцать колов. Кроме него, свирепствовал Фарфаля, мстя за уничтожение аппарата Киппа. Здоровенная дубина, второгодник Бем, подошел к нам:

— Вы приобрели средство?

— Средство? — Мы удивленно уставились на него.

— Вы же собирались купить средство.

— А ты, Бем, откуда знаешь?

— Вы должны были что-то организовать. Я видел, как вы разговаривали с Кицким.

— Разговаривали, — ответил смущенный Засемпа. — Пока мы ведем только переговоры.

— Трепотня все это… Ничего у него не выйдет. Кто это продаст им средство. Даже Кицкий отказался с ними разговаривать! — вмешался толстый Бабинич. — Говорю тебе, что единственное средство — это зубрить!

Засемпа презрительно посмотрел на него.

— Все обстоит не так уж плохо, — процедил он. — Дела понемногу продвигаются, но надо еще подумать. В школе полно жуликов, которые только и стремятся всучить липовое средство.

— Пока что мы приобрели небольшое средствишко, на пробу, — скромно вмешался я.

— А что это за средство? — спросил Бем.

— СОТА. — Засемпа небрежным щелчком стряхнул пылинку с рукава.

— СОТА? Что это такое?

— Да не стоит говорить… Можно со смеху лопнуть… — как можно небрежнее сказал Засемпа.

— Но все-таки?

— Средство от Алкивиада.

Бем с интересом поглядел на нас.

— Вы что — всерьез купили?

— Да… Завтра начинаем, — произнес Засемпа безразличным тоном. — Можешь поставить класс в известность.

— А в чем оно заключается?

— Да так, пустяки, зайди ко мне после уроков. Поговорим.

— Вот здорово! — воскликнул Бем.

— Нечему здесь радоваться. Ведь это же только от Алкивиада.

— Хотя бы от Алкивиада — это уже кое-что… Все-таки будет полегче… У всех настроение сразу подымется!

Он убежал, сияя. Уверенные, что он тут же растреплется всему классу, мы удовлетворенно поглядели ему вслед.

— Сразу же морально выпрямился, воспрянул духом, — заметил Засемпа. — Может, хорошо, что мы купили это средство.

— Да, для всего класса это будет большой моральной поддержкой, — отозвался я.