Стася из таверны «Три дороги»

Глава 10

По дороге я узнала, что карлики направляются в Солнечные Холмы. Они тоже ехали на свадьбу господина Вильда. У меня сложилось впечатление, что весь мир собирался поглазеть, как высокородный упырь будет жениться на самой красивой девушке королевства.

– История Баси Лучик так трагична… – всхлипнул карлик, – Я мечтаю сложить балладу. Только я пока не придумал финала. Хотелось бы, конечно, чтобы Бася погибла. Это вызывает в душах слушателей самый яркий отклик

– Э, нет! – запротестовала я, – Самый лучший финал – это когда герои жили долго и счастливо.

– Сразу видно, что ты ничего не понимаешь в искусстве..– вздохнул карлик и крикнул, – Мы будем завтракать, Клара?

– Будем, – отозвался женский голос, – но на ходу, мы и так очень задержались. Поройся в корзинке и ешь, что понравится!

– Моя Карла так строга…– улыбнулся карлик.

Я удивлялась недолго, потому что Карл, быстро набивая рот варёными яйцами, засохшими кусками хлеба и мочёными огурцами, которые они с Кларой прихватили в таверне, начал рассказывать их историю. Они были мужем и женой, но Клара носила мужское платье. Несколько раз с ней жестоко обошлись, и теперь они с Карлом представлялись как два несчастных брата-бродяги. Карл сунул мне варёное яйцо и пару яблок, и потащил корзинку к облучку, чтобы покормить Клару. Повозку шатало и трясло на кочках, но я уже была рада тому, что еду, а не бегу. Не представляю, что было бы со мной, если бы меня не подобрали эти два несчастных калеки.

Я жевала яблоко и думала, что же ещё ждёт меня на пути? Разбойники, паломники, стражники, карлики… Не многовато ли препятствий для встреч с сестрой?

– Как же я появлюсь на свадьбе в таких лохмотьях? – спросила я Карла, когда он вернулся с корзинкой обратно.

– У нас много костюмов для выступлений. И хотя ты повыше ростом моей жены, что-то мы обязательно тебе подберём, – Карл показал толстым коротким пальчиком на тюки и тряпки, – а если ты умеешь петь и плясать, то никто и не посмотрит на твой бедный наряд.

– Ничегошеньки я не умею…– вздохнула я.

– И какая ты после этого ведьма? – засмеялся карлик, – Самозванка, да и только.

Так мило болтая, мы ехали и ехали по Срединному Торговому Тракту. Я выглядывала из повозки и видела паломников, шедших попутно. Навстречу ехали кареты. Мимо нас один раз пронеслись несколько всадников-гвардейцев, и я от страха забилась под тюки. Потом поразмыслила и решила, что они явно ищут не меня, а едут по своим надобностям. С чего им интересоваться какой-то повозкой с карликами-артистами? Карл сменил Клару, и она прилегла рядом со мной на тюки. Она оказалась такой милой собеседницей. Без устали Карла рассказывала о путешествиях, дворцах и замках, в которых доводилось выступать.

– Скоро во всём королевстве останутся только владения короля Хенрика и его друга Амброзия Вильда. Один по праву трона, а другой по праву силы захватили все, куда их руки дотянулись. Тяжёлые времена нас ждут, девочка.

– А что делать? Власть короля незыблема, – прошептала я.

– И кто тебе это сказал? – засмеялась Клара.

– Ну, до Хенрика был его отец Властимил. А до него был его отец, король Збышек.

– А до Збышека? – пытливо посмотрела на меня Клара.

– А до него было Безвластие, – уверенно произнесла я.

– А до него были эльфы.

Я замолчала, погрузившись в раздумья. В папашкиной библиотеке были книги по истории, но я не особенно ими интересовалась. Больше всего мне нравились книги о рыцарях и их прекрасных леди, стихи о любви и баллады о подвигах. Впрочем, я не была уверена, что в папашкиных книгах было что-то об эльфах. Насколько я помнила, уже при Властемиле любое упоминание об эльфах вымарывалось отовсюду. И даже в песнях они упоминались исключительно как глупые, жадные и похотливые существа. Нам всем внушалась мысль о том, что до короля Збышека, носившего прозвище Миротворец, было полное безвластие. Орды гоблинов и людей беспорядочно шатались по стране, убивая друг друга в междоусбоицах. И тогда Збышек навёл порядок мирной, но твёрдой рукой.

– Чьи это слова? – спросила я, словно Клара могла меня слышать.

– Какие? – сонно осведомилась она.

– Про орды гоблинов и людей, про короля Збышека.

– Его же слова, короля Збышека. Всякая утка себе даёт уступку. Дай поспать, мне скоро Карла сменить будет нужно.

Карл и его жёнушка собирались ехать без долгих остановок, сменяя друг друга на козлах. И только когда наступила ночь, они свернули с тракта на поляну. Надо было напоить ослика и дать ему отдыха. Поляна показалась мне знакомой, я не удивилась, найдя на ней кострище под старыми липами. Неподалёку журчал ручей.

Мне не хотелось тут ночевать до дрожи. Все поджилки тряслись. Именно тут Верейка схватил меня, и началась череда злоключений. Но я понимала, что ослику нужен отдых, да и люди устали. Надвигающаяся ночь пугала меня. Если в прошлый раз вокруг была толпа паломников, и никто не дёрнулся спасти меня от опасности, то на что я могла рассчитывать в компании двух слабых артистов? Конечно, предположить, что Верейка снова поджидает меня у ручья, я не могла. Вряд ли он теперь вообще думал обо мне, потому что был уверен, что стражники увезли меня в тюрьму Челноков. Но от подступившего к самому горлу комка страха я не могла избавиться.

Карл отвёл ослика к ручью, а Клара развела костёр. Я натаскала сучьев, хотя идти за ними тоже пришлось неблизко, вся округа была вылизана подчистую. Но всё-таки я нашла пару сухих веток, и вскоре вода в котелке закипела. Клара принесла мешочек с сухими травами. Бросила их в котелок и стала помешивать. Я уловила аромат мелиссы, смородинового листа, сушёной малины.

– Ты врачуешь? – спросила я Клару.

– Да, – просто ответила мне она, – люди сторонятся нас. Уродство отталкивает. И потому к лекарю попасть непростая задача. Вот и приходится всё делать самим. И травы изучать, и коренья сушить, и мази смешивать. Не боясь, что кто-то обвинит в колдовстве. Главное – людям не помогать, тогда и не выдаст никто.

– Как же это страшно звучит: людям не помогать, – прошептала я.

– А много хорошего ты от людей видала, девочка? – спросила Клара, и я вздохнула в ответ.

После ужина мы легли спать в повозке. Карл вызвался сторожить первым. Мы слышали, что неподалёку тоже остановилась какая-то повозка, были слышны голоса и плач младенца. Это меня немного успокоило. Вряд ли разбойники возят с собой грудное дитя.

Несмотря на то что я была взбудоражена, я старалась не ворочаться. Клара спала, тихо посапывая, и я не хотела тревожить её сон. Я видела в отверстии полога высокие деревья, слившиеся в одну стену, мне казалось, что они тоже защищают меня от людей. Сонный ослик шлёпал губами. Карл шевелил веткой в костре, не давая огню затухнуть. Я лежала и думала о Лансолете. Жаль, что я недослушала баллады о его любви к Гвинее. А вдруг там поэт сочинил, как Гвинея подарила ему свой жаркий поцелуй, а потом она изменила своему мужу и тайно родила ребёнка от рыцаря Лансолета… Как спрятала младенца в лесу, поручив феям заботу о нём. Если бы я была поэтом, то обязательно придумала бы такую историю. А Лансолет бы вызвал короля Бисау на бой, и отрубил бы его кудрявую голову. И сел бы на трон с Гвинеей…

«Она была прекрасна, она была стройна,

Как сладкий яд опасна эльфийская жена.

Но не простит измены эльфийский злой народ,

Убийство сюзерена, попрание свобод.

Смириться не готовы светлейшие мужи

Готовятся оковы и точатся ножи.

И не помогут латы, и не поможет меч,

Что может от расплаты влюблённых уберечь…»

Я проснулась от приятного запаха поджаренного хлеба. Милая Клара хлопотала с завтраком, а под моим боком лежал Карл. Мы спали почти в обнимку, как брат и сестра. Клара подошла ко мне и шутливо пощекотала травинкой мой нос.

– Вставайте, лежебоки, скоро в путь!

– Найди мне платье, Клара! – хихикнула я, вскочила и сразу побежала к ручью. Место, которое так пугало меня вчера, сегодня не казалось опасным. Я с удовольствием подбежала к месту, где когда-то поила свою Каурку. «Подлая животинка, – подумала я, – Верейка избавится от тебя при удобном случае. Продаст на скотобойню, когда ты состаришься. Или убьют тебя в разбойничьей схватке. Уж я-то буду рада».

Я скинула рубашку и штаны и с удовольствием шагнула в ручей. Неглубокий, бежавший между корней деревьев, он холодил и бодрил. Я вволю наплескалась, вымыла как могла волосы. Я ведь подмела ими за последние два дня весь Торговый тракт, когда Верейка тащил меня в сторону Солнечных холмов, а стражники тащили обратно. Посвежевшая и немного продрогшая, я вернулась к костру. Клара протянула мне какое-то пёстрое тряпьё, и я спряталась в повозке, чтобы переодеться.

Платье, что дала мне Клара, доходило мне до середины лодыжек. В остальном оно было вполне сносное. Старенькое, в нескольких местах заштопанное, но зато с огромными цветами из прозрачной ткани, пришитыми поверх юбки. Алые, оранжевые и голубые цветы делали платье похожим на ожившую оранжерею. Смеясь, я вышла к костру, и Карл, переставший жевать жареный хлеб, захлопал в ладоши.

– Это костюм Феи Весны из спектакля, который мы когда-то играли при дворе короля Хенрика, помнишь, любимая?

Клара закивала.

Я села рядом и поблагодарила новых друзей за всё, что они сделали для меня. Клара со смехом протянула мне прутик, на котором были нанизаны кусочки хлеба, помидоров и яблок.

– Корзинка почти пуста, но к вечеру мы приедем в имение господина Вильда. Так что с голоду не умрём. Карл прогулялся по роще, тут на сливах ни одного плода.

– Все слопали ретивые паломники, – засмеялась я, вспоминая мой ужин в компании Братства Священных Кубов.

После завтрака мы двинулись в путь. Теперь дорога к Солнечным Холмам стала многолюдной.

– Чьи это прекрасные поля? – спрашивали проезжающие, и косари кричали им: «Господина Вильда!»

– Чьи это тучные стада? – восхищались путешественники и слышали в ответ: «Господина Вильда!»

Нам встречались целые процессии, состоящие из нескольких карет. Я сидела тихо, выглядывая из-под полога, Клара болтала без умолку. Она испытывала странное возбуждение от того, что она увидит богатую свадьбу, и что им с Карлом могут позволить выступить перед гостями.

– Может быть, мы станем петь и не перед самой изысканной публикой, но дворяне приезжают со слугами. А тем тоже нужно немного красоты и искусства. Небольшое подаяние – вот и всё, что нам нужно с Карлом, – убеждала она то ли меня, то ли себя, – если ты умеешь читать, то возьми сборник баллад. Пока мы едем, ты выучишь пару недлинных и будешь их декламировать. Это не сложно, я покажу тебе, как.

Конечно, я удивилась тому, что у артистов были книги. Теперь у меня уже язык не поворачивался назвать моих друзей карликами. Я согласилась выучить балладу, во-первых, чтобы развеять волнение от дороги, а во-вторых, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания Клары. Я ведь до сих пор не призналась им, что Бася – моя сестра. Клара вытащила из одного тюка завёрнутую в тряпицу книгу, и я прочла заглавие «Избранная лирика для омовения души слезами и кровью. Написано досточтимым Есением, придворным поэтом короля Властимила». Омовение души – это то, что сейчас мне бы не помешало. Клара принялась расчёсывать мои волосы, приговаривая, что они ужасно спутались, и мне непременно надо заплести их в косы. Я удобно положила голову на её колени и развернула книгу.

Тонкие листы пожелтели от времени, но рисунки не утратили своих свежих красок. Я стала листать и любоваться силуэтами придворных дам в высоких остроконечных шляпах, усыпанных цветами, фонтанами вина и мёда, диковинными зверями с витыми рогами на лбу и крыльями на ногах. Жуткие оскаленные пасти несуществующих чудищ, которых поборол знаменитый рыцарь Томаш Бесстрашный, я рассматривала особенно тщательно. И чем они помешали Томашу? Ведь чудище было можно усмирить, в конце концов, посадить в клетку? Мне нравились сюжеты с признаниями в любви, где дева прижимает к губам кружевную розу, а рыцарь стоит на одном колене перед ней, а в ладонях держит пылающее сердце.

Наконец, я нашла короткую балладу про Реолею, и поняла, что могу её быстро выучить. Клара шлёпнула меня по затылку гребешком, и я выпрямилась и села удобнее, чтобы она смогла заплести мне косы. Рассматривая картинку к балладе, где была изображена русалка с гребнем в руках и золотыми кудрями, прямо как у меня, я принялась учить стихи:

«Негаданно, необоримо

Наполнило душу тоской.

Ах, годы, летящие мимо,

И старость с корявой клюкой…

Но снятся мне вешние воды

И юности радостный пыл,

Я даже сквозь беды-невзгоды

Мгновенья любви не забыл.

Волнами вскипает Нелея,

Там высится острый утёс.

Там девушка кудри лелеет,

Там золото льётся с волос.

И гребень волшебный у девы,

И песня её непроста…

Чудеснее сказки напевы,

И слаще нектара уста…

Не слушай тех песен, не надо.

И прочь от утёса спеши,

Ведь то, что для глаза отрада,

То яд для несчастной души.

Сгубила меня Реолея,

Напрасно меня не жалей,

Ведь волны волшебной Нелеи

Могилою станут твоей».

Песня мне запомнилась быстро, стоило лишь два раза прочесть её. Я задумалась: а откуда поэт знал о том, что рыбак непременно погибнет? Может, он и сам пел эту балладу из пучины вод Нелеи? Клара закончила плести мои косы и уложила их на голове венцом. Она вытащила из матерчатой сумочки несколько шпилек и закрепила причёску.

– Осталось только украсить тебя цветами, до чего же ты хороша! – засмеялась Клара, – впору замуж за короля, если бы он не был таким греховодником!

Я тоже засмеялась, ведь замуж за короля я вовсе не собиралась. А вот появиться на свадьбе сестры теперь было не стыдно. И хотя я не видела причёски, но я пощупала крендель из волос, который заботливо соорудила мне Клара и поняла: сама бы я лучше и не сделала.

– Клара, научи меня декламировать! – попросила я, и она с радостью согласилась. Теперь пришла пора ей садиться на козлы. Усталый Карл поменялся с ней местами, и я перебралась на козлы, там было место для нас двоих. Клара решила, что будет править осликом и учить меня читать стихи нараспев. Карл тут же свалился на тюки и засопел. Я принялась вслед за Кларой, которая знала книгу наизусть, распевать балладу.

Клара показывала премилые жесты, наклоны головы. Она то хмурилась, то вскидывала брови. Я повторяла за ней, срываясь на смех. Она легонько шлёпала меня по руке.

– Это нужно для зрителей. Зрители это любят. Будь серьезнее, больше драматизма.

Я повторяла за своей учительницей, но получалось у меня не так уж хорошо. Сама себе я казалась глупой, точно мои руки были как у тряпичной куклы, а голова – глиняный горшок. И тут я почувствовала, что кто-то смотрит на меня. Я скосила глаза и увидела, что рядом с нами едет карета, лошади сбавили ход, и в окошко на меня смотрит девушка.

Она была необыкновенно хороша изнеженной красотой дворянки, не знавшей ни труда, ни забот. Прозрачная кожа, чистые голубые глаза, ротик вишенкой. В глазах девушки я прочла глубокое презрение ко мне и моей спутнице. Она смотрела на нас так, как люди смотрят на представление уродцев. Её взгляд заставил меня оборвать реплику на полуслове, и я нахмурилась.

– Что вас так заинтересовало, госпожа Миленка? – услышала я знакомый бархатный голос, и сердце моё защемило. Лицо вспыхнуло от нахлынувшего жара, я была готова провалиться сквозь землю.

В окно кареты выглянул не кто иной, как Смеян. Он удивлённо вскинул брови и набрал в грудь воздуха, словно хотел что-то сказать, но промолчал.

Я тоже промолчала и отвернулась.

– Эти особы читают мою любимую балладу придворного поэта Кажулки Сладкоголосого, – томно ответила красавица, – но делают это так… вульгарно.

– Баллада о деве Реолее написана вовсе не Кажулкой, а досточтимым Есением, придворным поэтом короля Властимила, – бесцеремонно вмешалась я в беседу господ, – но, возможно, госпожа Чашка не училась литературе так хорошо, как я и потому ей простительно не знать.

Обескураженная моей наглостью Миленка отпрянула от окна, и Смеян расхохотался и откинулся на сиденье. Отсмеявшись, он снова выглянул в окно.

– Рад видеть вас в добром здравии, госпожа Лучик, – поздоровался он, – я вижу, что вы нашли себе подходящую компанию, да и наряд вам под стать. Несомненно, статус королевы праздника вам обеспечен.

Тут уж засмеялась госпожа Чашка. Я видела, как исказилось её лицо, стало злым и неприятным. Я промолчала, рассматривая потрёпанные цветы, пришитые на старом платье. Конечно, если бы Смеян не украл моего платья… Но как бы я восседала в повозке бродячих артистов, одетая во флоранскую парчу. Клара, вытаращив глаза, не могла опомниться от нахлынувшего на неё удивления, смешанного с благоговейным страхом.

– Госпожа Лучик, – продолжил Смеян, – не соблаговолите ли пересесть в карету госпожи Чашки, где вам и надлежит быть.

– Ошибаетесь, господин гвардеец, – отчеканила я, – в этой жизни каждый занимает то место, что ему подобает.

– И возразить нечего, – кивнул Смеян.

Я не могла больше терпеть его буравящего взгляда, и неграциозно перелезла через бортик, оказавшись в повозке. Теперь, по крайней мере, я могла выдохнуть и постучать кулаками по коленкам в бессильной ярости. Меня скрывал полог повозки от насмешек Смеяна и расспросов Клары.