Конечно, поспать мне почти не удалось, хотя Крысин ребёнок за стеной не плакал. Я притащилась в каморку и рухнула на тощий матрац, набитый сеном. Первый луч солнца поднял меня, и я с ужасом уставилась на свои голые ноги. Мало того что они были грязны, так ещё и синяками усыпаны! Я достала из сундучка осколок зеркала и ахнула. Как и обещал Смеян, лицо опухло, а правый глаз заплыл. В волосах торчали травинки, мох, засохшие куски глины.
Что толку плакать, размазывая слёзы по лицу? Я тихонько спустилась и снова побежала по тропинке к озеру. Надо было найти платье и рубашку. Ведь другой одежды у меня не было. Не в гвардейском же плаще мне ходить?
Платье нашлось сразу. Оно лежало, не тронутым. А рубашка была так изгваздана, что я не сразу поняла, коряга ли это или копна сухих листьев. Отстирать её было непросто, я старалась, но потом скомкала и швырнула в озеро. Искупалась в ещё тёплой воде, без удовольствия, постанывая от боли. Лицо горело, и холодная вода пошла ему на пользу. Надев на мокрое тело платье, я поспешила в таверну.
Старуха Серпента уже сидела на колоде и зычно орала:
– А кому пироги да кренделя! Заезжайте на огонёк!
Я прошмыгнула мимо, забежала за угол и юркнула в калитку, которая вела в подсобный двор, подслеповатая крикунья меня и не заметила. На пороге кухни я столкнулась с Миной.
– Эльфийская праматерь, кто тебя так отделал?
– Жирко, – всхлипнула я, – мрак ночи, да?
– Не то слово! На глаза Матушке Скрыне лучше не показываться, хотя ей не до тебя.
Мина вылила помои хрюшкам и вернулась в кухню. Я спустилась в ледник, зачерпнула в горсть колотого льда и приложила к лицу. Вряд ли поможет, но попробовать стоило. Постояла у окошка, переводя дух. Мелкие ледышки остро впивались в кожу. «Все-таки я неженка, – взгрустнулось мне, – кожа слишком тонкая. Каждая жилка видна. Вот из-за этого все беды. Укусит комар или блоха – сразу кровавый синяк. От простой пощёчины выгляжу теперь как после пыточной в Сером Патруле. Не с такой кожей в служанках быть… Эх, папаша, папаша! Кабы не твоё пристрастие картам и костям, не сидела бы я сейчас у гоблинки в подвале, и не рассматривала свои синяки».
Я услышала, как загремели противни, зажурчала вода. Было пора возвращаться к работе. Вспомнив о мази, я взбежала в свою комнату, вытащила из сундука склянку. Мазь я варила сама, на козьем жиру. Ромашка, мать-и-мачеха, золотой ус. Я покупала его у заезжего травника, отдала полсеребряной монеты. Вот и проверим, как работает средство. Немного мази я наквацала на самый кровавый синяк на бедре. А целую щепоть размазала по лицу. Блестит, пахнет! Теперь все мухи округи мои.
За стеной было необычайно тихо. Что же Крысин ребёнок? Неужели худое случилось? Предчувствуя недоброе, я выскочила из своей каморки, и толкнула дверь к Крысе. Там было пусто, повсюду валялись грязные тряпки, сиротливая колыбелька покачивалась в углу, точно ее только что толкнули. Я кубарем слетела вниз и застала Крысю, садившейся на повозку.
– Крыся, голубушка! Куда ты собралась? – запричитала я, глядя в заплаканное опухшее лицо девушки.
– Что у тебя с рожей? – хрипло засмеялась Крыся,– Матушка отоварила?
– Да ерунда, с постояльцем подралась. Снасильничать хотел.
– Ты отбилась, а я нет, – лицо Крыси скривилось, и она кивнула на свёрток.
В одеяле спал гоблин-полукровка, его ушки смешно подрагивали.
– Не признаёт внучка Матушка Скрыня. Сказала мне убираться подобру-поздорову. Не нужен ей ублюдок.
– Погоди-погоди, она так и сказала? А что господин Воржик? Может, ему написать письмецо? Куда ты теперь? – зачастила я, оглядываясь на возницу, который заканчивал приготовления к поездке, укладывая какие-то мешки на телегу.
– Нужна я ему… Побаловался и будет. Решила я в Челноки податься. Заплатила вон купцу, он меня и довезёт. Там найду комнатку, буду на мост ходить, юбками трусить. Проживу как-нибудь.
Возница хитро смотрел на Крысю. Бедная дурочка, что теперь с ней будет.
– Ты прости меня, что я тебя побила. Ты не сглазила моего парнишку. Я-то думала, что моя кровь сильнее гоблинской. Он родился, такой славный был, беленький. Теперь темнеть стал, ушки вытянулись. Ой, за что мне беда такая…
Она завыла, закусив кончики платка, наброшенного на плечи. Красивого, расписного платка. Такие не дарят заезжие гости девахам.
– Погоди, Крыся, у меня есть кое-что для тебя.
Я метнулась во двор, к своей грядке. Порылась там, достала мешочек с заветными серебряными монетами. Десять штук. Недолго думая, оставила себе две, остальные в кулаке зажала. Мешочек землёй присыпала, бросилась к повозке со всех ног. Возница уже отъезжал, стегнув лошадёнку.
– Возьми, Крысенька, тебе нужнее.
Изумлённая дурочка смотрела на меня, покачивая головой в разные стороны. Никто никогда в её жизни не делал ей добра, и потому не знала она, что такое благодарность. Сунула подарок за пазуху и ладонью мне помахала. Я тоже помахала ей, проследив, как скроется повозка за ветками ёлок.
– Благородно, но невероятно глупо, – услышала я знакомый бархатный голос и обернулась.
Гвардеец неодобрительно смотрел на меня.
– Деньги мои, какое ваше дело? – дерзко ответила я и покраснела, потому что представила себе, как выгляжу в этот момент. Синяк на пол-лица, платье драное.
– Ты могла бы купить себе новый наряд, туфли, ленты. Всё то, чего хотят девчонки. Странная ты. Всех проституток не спасёшь. Да и надолго ли ей хватит твоих медяков?
– Серебряных.
– Тем более, невероятно глупо.
Гвардеец развернулся и пошёл к своей лошади, стал поправлять седло. Я почувствовала странную печаль. Неужели он вот так и уедет теперь? Хотя, что ему тут делать? И так задержался.
– Я вам даже спасибо не сказала, господин Смеян. Простите меня, я действительно благодарна вам за то, что вы меня от Жирко спасли.
– Как не поблагодарила? – удивился Смеян, – Я битых полчаса наблюдал прекрасную картину под названием «Купающаяся фея». Правда, из кустов обзор был так себе, но ближе подойти я не решился. А зря. Если бы меня заметил Жирко, то побоялся бы напасть. И ты бы не ходила сейчас с таким лицом…
Я вспыхнула от стыда и хотела убежать, но Смеян схватил меня за подол платья, и я чуть не шлёпнулась. Пришлось остановиться и обернуться.
– Мне довелось проверить карманы незадачливого любовника, и я кое-что обнаружил.
– Что же?
– Письмо. Оно адресовано тебе. Удивлён, что простая кухарка умеет читать.
Я чуть не задохнулась от удивления и испуга. Письмо! Кто мог написать мне? Отец? Неужели там всё так худо? Или Агнешка в беде?
Смеян протянул конверт, он его даже не вскрыл. Я выхватила письмо и поклонилась. Конверт был из дорогой бумаги, с золочёными вензелями. На сургуче отпечатан герб господина Вильда.
«Уважаемая госпожа Стася Лучик. Сообщаем Вам о том, что бракосочетание госпожи Баси Новицкой и господина Амброзия Вильда состоится в будущую субботу, девятого числа месяца цветения лип в замке Вильдов. Будем безмерно рады лицезреть вас в числе ближайших гостей со стороны невесты. Госпожа Бася Лучик посылает вам в дорогу три золотых и платье, чтобы вы могли прибыть в подобающем виде».
– Вот гад! – сказала я, и Смеян захохотал.
– Вам в любви признались не теми словами?
Пришлось объяснить, что к чему. Смеян снова захохотал.
– А я-то думал, зачем этому дурню бархатное красное платье? Ну, думаю, у него и причуды. В деваху переодевается на досуге А тут целый сюжет.
– Скрыть он хотел, негодяй эдакий, письмецо. А платье бы в ближайшей роще выкинул.
– Или продал бы, что вернее.
Я посмотрела на Смеяна с прищуром, хоть правое веко и болело.
– А откуда вы про платье знаете?
– После того как Жирко сбежал, бросив свои вещи, я в них порылся. Ведь с Матушкой Скрыней он не расплатился. Пришлось отдать красное платье. Денег в сумках Жирко не оказалось.
Я решительно двинулась спасать подаренное мне сестрой бархатное платье. Надо же? Моя сестра не только вспомнила обо мне, но и пригласила на свадьбу, да ещё и позаботилась о том, чтобы я чучелом не выглядела! Милая моя Басенька. Как же тебе одиноко, если ты вспомнила обо мне!
– Матушка Скрыня, – объявила я с порога, – прошу вас, войдите в моё положение. Мне очень, очень нужно бархатное красное платье. Его вёз Жирко для меня. Я на свадьбу к сестре приглашена. Это мой наряд.
Матушка Скрыня рассматривала зарубленного индюка, высоко подняв его за лапу над столом. Бельмы на глазах индюка пялились на необъятную грудь гоблинки.
– Не знаю я никакой свадьбы. Платье я отдам Данутке. Оно ей впору будет, тощие мослы прикрывать. А то выгоды от этой девки никакой. За ночь только двух гостей обслужила, даром кашу хлебает.
– Матушка Скрыня, голубушка, прошу тебя, это моё платье, – заканючила я.
– Вот что, дура, – хозяйка обернулась ко мне и умолкла, а потом громогласно захохотала, не закончив реплики,– с такой-то рожей только на свадьбу заявиться!
Матушка Скрыня шлёпнула индюка в таз, плюхнулась на лавку и стала заливаться таким издевательским хохотом, что из моих глаз брызнули слёзы.
– Говорила я тебе, потрахушки не на сеновале надо устраивать, а в комнатках, на втором этаже. Тогда и прибыля будут, и рожа цела.
Я выбежала из кухни в подвал за картошкой. Там уж я могла поплакать всласть. Ну что за судьба моя такая? Моя старшая сестра за богача замуж выходит, будет пир горой, приличное общество, танцы и музыка, фейерверки…Может даже, король пожалует. Ведь господин Вильд, проклятая душа, его Правая Рука. А я всего этого не увижу. Представляю себе, какой там будет свадебный торт! Весь белый, воздушный, пятиярусный. Слуги вкатят его в залу на хрустальном столике. А на самой верхушке торта будут два лебедя в пене взбитых сливок. Один белый лебедь, а второй чёрный. Стоп! Почему чёрный? С чего это? Я вытерла слёзы и посмотрела на проросшую картошку. Белый и … чёрный! Неотступное видение перед моим взором рисовало именно такую пару. Вот я беру одного лебедя за шейку, отламываю его от воздушного макового бисквита. А из торта льётся кровь. Один ручеёк, второй… Эльфийская праматерь!
Я быстро накидала картошки в два ведра и втащила их в кухню. Шмыгая носом, стараясь не смотреть на хозяйку, взяла ножик и вытерла об подол. Мина косилась на меня из-за кастрюли с супом, а Матушка Скрыня гаркнула:
– Вот что, Стася, бери своё платье да езжай на свадьбу. Что я, не понимаю, что ли? Сестра есть сестра, сверби её драконовым хвостом. Только поскорее ворочайся, тебе сроку неделя, потом пеня пойдёт. А я уж тебя из-под земли достану.
Сказала так и платье мне протянула. Я застыла, хлопая глазами. Что тут произошло, пока я в подвал бегала?
– Спасибо, Матушка Скрыня, а как же вы без меня? Вас на кухне маловато остаётся.
– Справимся как-нибудь. Зато не будешь говорить, что твоя хозяйка злыдня эльфийская, проклинать не будешь. А мне привезёшь со свадьбы каких-нибудь рецептов, чтобы у нас тоже стол был не хуже господского…
– Мина, не забывай поливать мои грядки! – взвизгнула я, не помня себя от счастья. Подбежала к ней и расцеловала в щёки. Потом метнулась к себе в каморку, собрала в узелок скудные пожитки. И застыла как вкопанная. Платье!
Я развернула его. Алый бархат был тонким и прочным. Его ткали феи, не иначе. На груди мастерицы пришили серебряное кружево, и такое же пустили по подолу. Высокий стоячий воротник был расшит мелким жемчугом. Если такое платье сестра передала для меня, то как же хороша будет сама Бася на свадьбе? Я скатилась кубарем по лестнице, снова поцеловала Мину в щеку.
Гвардеец с невозмутимым видом смотрел на меня, скрестив руки на груди. Слышал ли он, что Матушка Скрыня отпустила меня на праздник?
– Платье примерь, – засмеялся он, видя, как я взволнована. Я оглянулась на Мину и Матушку Скрыню, и сонных девах, спустившихся проводить меня. Они смотрели на меня с такими же улыбками, которыми смотрят подружки невесты, точно предстояла моя свадьба. С непонятной дрожью в пальцах я натянула бархатное платье прямо поверх моего драного и заштопанного. Покружилась вокруг себя, ловя восхищённые женские взгляды. Мелькнуло удивлённое лицо Смеяна, деревянный потолок, подвешенные под ним свечные канделябры, разномастные стулья, лавки. Смешались окна и двери, белёный затухший очаг, несвежие скатерти и … пол. Я рухнула, как подкошенная.