Стася из таверны «Три дороги»

Глава 9

По всей видимости, я ударилась головой о железный обод и отключилась, потому что очнулась я уже под вечер. Я видела качающуюся спину кучера в сером мундире, слышала конский топот. Мои плечи ломило, а запястья жгло. Я долго возилась, пытаясь ослабить верёвки, но мне это не удалось. Наконец, я неловко села, пытаясь понять, что происходит. В полотне, накрывавшим обода повозки было много дыр, в одну из них я выглянула и обомлела: «Эльфийская праматерь! Знакомая развилка, знакомый лесок. Да ведь это же «Три дороги» Матушки Скрыни!» Откуда начала я свой путь три дня назад, туда и приехала. Долго же я была в забытьи? Почти целый день.

Повозка свернула вправо, и мы поехали прямиком к таверне. Неужели стражники настолько проголодались, что решили закусить по дороге в Челноки? Я слышала удалые песни гостей, шум голосов, пьяный хохот девах. Из глаз покатились крупные слёзы. Всё то, что вызывало у меня раздражение и злость теперь представлялось милым, уютным и домашним. На душе потеплело. Из всех моих мучителей Матушка Скрыня была самая предсказуемая. Повозка остановилась перед таверной. В дырку я увидела, что стражники спешились, привязали коней к коновязи, а усатый вытащил из седельной сумки свёрнутую грамоту. Несмотря на то что мне было страшно, червячок любопытства точил меня. Что приготовила мне судьба?

– Возьмём ведьму с собой, как бы не сбежала. К своему поясу её привяжи и достань пищаль. Да заряди пулей. Поди всё расстрелял?

– Есть ещё пули, не боись. Дура пищаль, грохоту много, толку мало.

– Дак целиться надо.

Стражники заржали.

Пищаль! Вот что так грохнуло, когда стражники гнались за разбойником! Я только слышала об этом грозном оружии, но не представляла себе, каково оно. Оказывается, и тут умение нужно, как с саблей. А заезжие говорили, будто эта пищаль сама убивает, с любого расстояния, и грохот от неё, и дым стоит коромыслом. Ну и враки!

Толстый стражник подошёл к повозке и отогнул полог.

– Вылазь, да не балуй тут, – скомандовал он, и я покорно выполнила приказание.

Когда я вылезла, стражник не привязал меня к себе, как ему указал старший, а толкнул в спину, и я пошла к знакомой двери. Вокруг таверны горели яркие факелы, освещавшие дворик, из обеденной залы звучали дудки. Видно, сегодня постояльцев было много, и затевали танцы. Мы вошли в тёплый и душный зал. Ничего тут не изменилось за несколько дней. Также сновали Мина и Жанетка, поднося блюда гостям. Также хохотали полуодетые девахи, сидя на коленях у каких-то купцов. Дымил очаг, хлопали двери. Два карлика играли на дудках. Они посмотрели на нас и смолкли, опустив свои музыкальные инструменты. Когда музыка стихла, на нас обернулись все. Мне было стыдно, и я спряталась за спину одного из стражников патруля.

Усач достал грамоту и зычно спросил.

– Кто тут госпожа Скрыня?

Матушка Скрыня отвлеклась от чинной беседы с огромным гоблином, вытерла руки о фартук и двинулась к стражнику.

– Вот она я.

– Ваш сын господин Воржик Скрыня, задолжал господину Вильду три тысячи золотых. Суд Короны вынес справедливое решение о передаче таверны «Три дороги» в собственность вышеозначенного господина в счёт погашения долга.

– Ознакомьтесь с текстом, – буркнул стражник, за спину которого я пряталась.

Матушка Скрыня глупо улыбалась и озиралась по сторонам. Мне было её бесконечно жаль. Конечно, я была очень удивлена, но в целом я так и представляла себе конец приключений её непутёвого сыночка.

– В счёт долга? Мой сын? – бормотала она, – Это какая-то ошибка!

Стражник скучающе вздохнул и развернул гербовую бумагу.

– Сим удостоверяю, что таверна «Три дороги» вместе с земельным участком, обнесённым оградой, включая грядки, хозяйственный двор и саму ограду, передаётся в вечную собственность господина Амброзия Вильда, из рода Вильдов из Солнечных Холмов, до его конечного распоряжения. Подпись: Судья Короны Его Величества Хенрика Вениамин Жухло. Гербовая печать.

– Гербовая печать… Судья Жухло… – подхватили нестройные голоса.

Поскольку я не была привязана к стражнику, то попятилась и оглянулась в надежде воспользоваться всеобщим смущением и смыться. Сзади, загораживая вход, в дверь стоял наш кучер. Его ухмылка была шире городских ворот, и я подумала, что такая рожа вполне бы подошла королевскому кату. Возможно, кучер, им и был. Он ткнул меня в спину кнутовищем, и я чуть не упала.

– Это всё неправда, всё брехня! – завопила Матушка Скрыня, опомнившись от первого потрясения, – Мой сын – уважаемый человек! Он студент Торговой Академии Его Величества.

Гоблины нестройно заржали, видимо, они знали побольше Матушки Скрыни о её недостойном сыночке, а может, просто злорадствовали чужой беде. Люди переглядывались.

Матушка Скрыня кинулась к усатому стражнику, требуя снова показать бумагу. Что она собиралась с ней сделать?

– Я буду жаловаться! Я вам покажу! – вопила она, тряся кулаками, пока стражник не вытащил пищаль и не наставил её на Матушку Скрыню. В таверне мгновенно стало тихо.

– Закрывай свой бордель, тётка! – скомандовал стражник, – Теперь новые времена. Сроку тебе до завтрашнего утра. А с утра приедет поверенный от господина Вильда.

Задвигались и зашумели посетители, завыли девахи, стучали скамейки и столы. Купцы и гости кидали на стол медяки и серебряные, расплачиваясь за ужин, который не успели съесть. Как ни нравилась им скаредная Матушка Скрыня, господин Вильд им нравился ещё меньше. Вряд ли тут были его друзья.

Матушка Скрыня, широко расставив ноги, выла, как будто на стол положили покойника.

– Сыночка мой непутёвый, говорила я тебе, говорила… Не играй в кости, не играй в карты. Не садись с богатыми за один стол. Наше дело гоблинское, отдельное. Не мешайся с господами.

Кучер подтолкнул меня к освободившейся лавке и сел рядом. Он без стеснения стал брать руками куски мяса, которые не успели забрать с собой посетители таверны, и отправлять их в свой огромный рот.

Он жрал сочно, похрюкивал и постанывал. Зыркал по сторонам, явно наслаждаясь тем, как люди-купцы и гоблины-каменщики собирали свои узлы, заворачивали в капустные листья купленную еду, чтобы поужинать в ночной дороге. Несмотря на то что стражников было трое, а посетителей я насчитала больше двадцати, никто не собирался перечить власти. Все очень хорошо помнили, как был подавлен мятеж против короля Хенрика. А ведь тогда ещё и пищалей-то не было.

Да и кто такая была для этих купцов и заезжих плутов Матушка Скрыня? Владелица таверны, пройдоха и сводня. Стоило ли ради неё связываться с Судом Короны и его представителями?

Некоторые шли мимо и бросали на меня брезгливые взгляды. На их лицах читалось: «Ведьма, арестантка…»

Матушка Скрыня продолжала выть, пока Мина не увела её в кухню. Два карлика с дудками, надеявшиеся на бесплатную кормёжку за свою игру, со вздохами двинулись к выходу, но их остановил усатый стражник. Он бросил им серебряную монету и скомандовал:

– Играйте и жрите.

– А можно сначала пожрать? – осведомился один из дударей.

Стражник милостиво разрешил, и дудари сели за свободный стол, уставленный тарелками с объедками. Кучер тоже кинул мне кусок уже остывшего мяса, и я без всякого чувства благодарности принялась его жевать. Девахи попрятались на втором этаже, хотя понимали, что этой ночью очередь дойдёт и до них. Я украдкой оглядывалась по сторонам. Таверна опустела довольно быстро, дудари подбирали объедки, трещали поленья в очаге. Чадили факелы.

Мина и Жанетка принесли подносы со снедью и молча расставили их перед двумя стражниками. Толстый и усач разместились вольготно, они громко переговаривались, вспоминая какого-то Пушку и его развратную жену. Хохотали и кашляли, постукивая друг друга по спинам. Я смотрела на Мину, точно хотела просверлить её взглядом. Та не обращала на меня никакого внимания. Она терпеливо выслушала, какие блюда еще пожелают уважаемые стражники патруля и направилась к кухне. Даже сюда долетал вой гоблинки. Сил у неё было много, слёз накопилось предостаточно. Теперь она причитала по поводу внучка, которого она выгнала. «Это мне за жестокость мою расплата! Внучок мой единственный! Огурчик мой солёный! Яблочко наливное! Где ты, жабёныш мой!» Несмотря на трагичность момента, я прыснула и получила тычок в бок от кучера.

– На твоём месте я бы не ржал, – сказал он спокойно, вперив в меня взгляд колючих глаз, – знаешь, что такое воронка щедрой воды?

Я помотала головой, и кучер неожиданно сально захихикал.

– После этой водички совсем не хочется пить. Никогда, уж поверь мне.

Я сжалась под его пристальным взглядом. Кучер продолжил жевать мясо, яростно отрывая его от костей. Обглоданные рёбра он бросал прямо под ноги. Он молчал, только похрюкивал от натуги, а в моих ушах звучало его недавнее тонкое хихиканье.

Мина принесла пирожков с ревенём и яблоками и стала расставлять глиняные кружки с пивом. Она подошла ко мне почти вплотную и шепнула: «Стася, что я могу для тебя сделать?»

Моё сердце забилось от радости, как бабочка в ладонях глупого мальчишки, собирающегося оторвать ей крылья.

– В сундучке серый мешочек, в нём сонный порошок, – только и успела шепнуть я.

Мина, не подавая виду, расставила снедь, вытерпела шлепок по заднице и удалилась. Я верила, что в следующую порцию пива она насыплет моего заветного снадобья.

Стражники пили и ели, не обращая внимания на меня и кучера. Они вели себя так, словно чурались этого человека. Они не делились с ним принесёнными с кухни блюдами, не предлагали пива. А он даже не смотрел в их сторону. Кучер догрыз последнее свиное ребро, достал из голенища ножик, обстругал палочку и начал ковырять ею в зубах, хитро посматривая в мою сторону.

– А ещё у нас есть ослик. Сядешь на него верхом, и он тебя покатает. На своей острой спинке, – сказал кучер и подмигнул, – женщинам очень нравится. Но недолго, потом они начинают кричать, гро-о-о-омко кричать. Спинка ослика им впивается, знаешь куда…

Я опустила голову, пытаясь отогнать страшное видение.

– Пива! – рыкнул усатый стражник и ударил глиняной кружкой о стол.

Из кухни вышла Жанетка и, вихляя задом, принесла поднос с тремя кружками.

– Ого! – сказал кучер и схватил одну, пока её не отобрали.

– Пены много! – возмутился толстобокий стражник и сдул пену прямо на стол.

Они стали хлебать пойло Матушки Скрыни, чокаясь и славя короля Хенрика и его справедливый Суд Короны. Даже кучер был удостоен чести произнести тост. Он высоко поднял кружку, и я увидела, что он немного захмелел.

– Выпьем за орудия правды! За железный сапог, воронку щедрой воды и деревянного осла. Благодаря им ни одна ведьма не ушла от возмездия!

Стражники заржали и поддержали выкриками кровожадный тост. Они осушили кружки и потребовали ещё пива, а дударям приказали играть.

Карлик вышел вперёд и нараспев спросил:

– Угодно ли высоким господам послушать балладу о несчастной любви пастушки и королевского сына? Или героическую песнь о рыцаре, сложившем голову за трон короля Властимила Хромого? А, может, высоким господам придутся по сердцу куплеты о Рыцаре Лансолете, обрюхатевшем жену короля эльфов Гвинею Бисау?

– Про Гвинею! – выкрикнул усач, и остальные двое поддержали его.

Второй карлик с завидным проворством метнулся в угол таверны и вытащил из своих пожитков прекрасную лютню. Даже в свете чадящих факелов я увидела, что это тонкая работа знаменитого мастера Златокудрого Косоручки, о котором говорили все в королевстве. Ему было под силу создать хоть скрипку, хоть лютню такого чистого звучания, что невольно появлялись мысли о колдовстве. Появлялись и тут же пропадали, потому что Златокудрый Косоручка был побочным сыном покойного отца короля Хенрика и имел много привилегий.

Один карлик обнял лютню, как любимую девушку и стал нежно пощипывать струны. Второй откашлялся, прочистил горло и затянул немного гнусавым голосом, хотя и приятным.

«О славном Лансолете любой дурак слыхал.

Но эти вот куплеты он сам и написал.

Что в них брехня, что правда, нам сложно разобрать.

Не выдадут нам справку, не тиснут в ней печать.

Родился он у мамы и строго отца,

И те, скажу вам прямо, испортили юнца.

Не знал ни в чём отказа, и был большой шалун,

Не порот был ни разу, был дерзок он и юн.

Ристалищ не боялся, врагов он не щадил,

И в грациозных танцах как ангел был он мил.

Пастушки, хуторянки любили молодца,

И нежные дворянки прощали подлеца.

Его душа молчала, хоть в чреслах жар горел.

Он жён познал немало, и непорочных дев.

И так прошло немало и зим, и знойных дней,

И Лансолет удалый попался в сети к Ней!..»

Песню карлика прервал громкий всхрап. И я, сидевшая до этого момента, раскрыв рот и предвкушая в красках момент встречи Лансолета и Гвинеи-Бисау, вздрогнула. Усач спал, уронив голову на грудь, толстобокий стражник навалился всем корпусом на стол. И только кучер, выпивший меньше всех, то задрёмывал, то просыпался, обводя мутным взглядом залу.

Карлики переглянулись и продолжили:

«Она была прекрасна, она была стройна,

Как сладкий яд опасна эльфийская жена.

Глаза как два тумана, улыбка—полуплач…»

Я привстала с лавки, потому что мне навстречу спешила Мина с огромным кухонным ножом. Она ловко разрезала путы на глазах у двух изумлённых карликов, не прекращавших ни на миг свою песню,

… Душа полна обмана, жестока, как палач…»

При слове «палач» кучер открыл глаза, поднял трясущимися руками потяжелевшую кружку пива, отхлебнул и уронил руки вдоль туловища. Кружка покатилась по полу, а сам кучер захрапел громче своих товарищей. Мина сунула мне в руку несколько медяков, поцеловала в макушку и вытолкала на улицу.

– Беги, девочка, беги со всех ног, – всхлипнула она.

Уговаривать меня не пришлось. Я припустила прочь от таверны так быстро, как только могла.

Ночь и лёгкий дождик распугали всех путников на Срединном Торговом пути. Я бежала долго, переходила на шаг и снова пускалась на бег. Не знаю, откуда взялись силы. Я бежала, сама не зная куда, меня гнал мой страх. Уже не было важно, выходила ли моя сестра замуж за самого мерзкого человека в королевстве, уже не было важно, стоило ли мне переживать за её судьбу. Мои мысли занимала только моя беда и мой ужас. Казалось, если я остановлюсь, то тут же кат, переодетый кучером, схватит меня за плечо и развернет к себе. «Попалась!– тоненько захихикает он, – А примерим-ка железный сапожок!»

Я бежала и не думала, кого обвинят в том, что ведьма скрылась из-под стражи. Будут ли допрашивать служанок и девах таверны, или они не станут дожидаться пробуждения патруля да и попрячутся в окрестном лесочке? Кто знает, может, Мина и Жанетка тоже сейчас бегут по такому же тракту куда глаза глядят?

Через несколько часов начало светать, а мой страх гнал меня вперёд, и я неслась как бешеный заяц. Никогда я столько не бегала и не представляла, что способна на такую прыть. Одежда на мне насквозь промокла, и если бы я шла, то порядком бы продрогла. Мелькали деревья, кусты вдоль дороги. Постепенно они слились в две тёмные полосы, и я не различала их стволов, веток и силуэтов.

Первые лучи солнца разгоняли тучки, и мысль о том, что наступающий день может быть тёплым и радостным, придала мне сил. Я побежала быстрее, но внезапно земля и небо перевернулись, я с удивлением оглянулась и увидела, что дорога кончилась, и я нахожусь среди облаков, и одно – самое тёплое, самое нежное окутывает меня.

Очнулась я в какой-то повозке под грудой тряпья. Села и стукнулась головой о верхний обруч. Потёрла ладонью ушибленное место и увидела перед собой широко улыбающегося уже знакомого карлика.

– Не бойся, ты с друзьями. Меня зовут Карл.