Статьи и проповеди. Часть 2 (2019 г.)

Новый светоч Оптиной пустыни. Житие схиигумена Гавриила (Виноградова)

СПЖ продолжает серию рассказов о праведниках XX-XXI вв. Сегодня речь пойдет о насельнике Оптиной пустыни, схиигумене Гаврииле (Виноградове) (1958-2005).

Когда умирала мама схиигумена Гавриила, ей было видение. Она увидела своего сына распятым на кресте. С этим, запечатленным в душе образом, она предала свой дух Богу. Уже с неба она видела своего сына в больничной палате: полупрозрачный от изнеможения, с огромными опухшими ногами, сгнившим легким, задыхающимся от кашля и гноя. После восьми химиотерапий с диагнозами – туберкулез, пневмония, рак крови – он смиренно нес на своих плечах Крест Христов.

«Теперь я понимаю слова преп. Иоанна Лествичника о том, что болезненность – это отраднейшее подвижничество», – говорил, приближаясь к концу своей земной жизни, отец Гавриил.

«В его состоянии он должен был бы кричать от боли двадцать четыре часа с сутки», – говорили врачи. А батюшка только стонал и благодарил за все Бога.

Родился будущий страдалец 31 мая 1958 года в большой семье инженера-атомщика. Работавший на гособорону, отец детей крестить не разрешал. И вообще в семье о вере говорить было не принято. Только бабушка, заботясь о внуках, втайне молилась о них и пекла на Пасху вкусные, душистые куличи.

Когда Сереже (так нарекли родители будущего подвижника) было девять месяцев, он тяжело заболел. Поднялась высокая температура, младенец стал задыхаться, врачи ничем помочь не могли. Подошедшая к маме в больнице набожная нянечка посоветовала поить Сережу молоком с содой. Всю ночь мама давала сыну это снадобье и, на удивление врачей, его дыхание стало выравниваться, и он заснул.

Тяжелая болезнь, перенесенная в раннем детстве, давала о себе знать всю жизнь. Сергей рос слабым и болезненным ребенком. Но это не мешало ему заниматься спортом, отлично учиться и прекрасно сдать экзамены в Ленинградский инженерный институт авиационного приборостроения, куда поступить было очень непросто.

Во время учебы Сергей показал себя настолько способным студентом, что его оставили работать на кафедре и готовили к учебе в аспирантуре. Перед ним открывалась замечательная перспектива карьерного роста в оборонпроме с высокой зарплатой и хорошим гособеспечением. Но чего-то Сергею все время не хватало. Сначала он увлекался чтением классической русской литературы, потом обратился к самиздату и стал зачитываться трудами различных философов и, в конце концов, после службы в армии нашел то, чего искало его сердце – веру в Бога. В институт после армии Сергей уже не вернулся.

Очень сильно на него повлияла смерть родного брата Виктора. Этот добрый, чистой души человек в 33 года погиб на стройке, не будучи крещенным. Незадолго до смерти Виктор где-то приобрел Библию и стал ее читать. Но смерть оборвала его путь к Богу. «Где сейчас его душа?» – часто думал Сергей.

После смерти брата в марте 1988 года Сергей принимает крещение и становится постоянным прихожанином. Он неукоснительно выполняет все положенные по уставу молитвенные правила, внимательно и вдумчиво читает Священное Писание.

Однажды с ним произошла встреча, которая навсегда изменила его жизнь. После богослужения в храме к нему подошел человек, представившийся иеродиаконом, и попросился переночевать. Сергей почувствовал к нему какое-то особое расположение. Всю ночь до самого рассвета они провели в беседе, после которой Сергей принял решение стать монахом. «Кто ко мне тогда приходил? Да и человек ли это был?» – вспоминал потом схиигумен Гавриил. Чувство того, что незнакомец был не из земного мира, осталось в его сердце навсегда.

В начале девяностых стали отстраивать многие заброшенные монастыри. Постепенно из руин стала восстанавливаться и Оптинская обитель, в стенах которой Сергею было суждено проходить искус на монашеское послушание и обучаться умному деланию. Перед уходом в монастырь Сергей раздал все свое небольшое имущество, сжег диплом вуза, и в марте 1990 года, взяв у матери благословение, ушел навсегда в Оптину пустынь.

Самый краткий путь ко спасению – послушание. Это правило Сергей усвоил с самого начала своего монастырского трудничества.

20 декабря 1990 года Сергея постригают в рясофор с именем Мина. Несмотря на слабое здоровье, он нес все тяготы длинных монашеских служб и тяжелой монастырской работы. Вскоре выяснилось, что у него туберкулез. Несмотря на диагноз, молодой монах не уменьшил своих трудов. Мина по-прежнему работал наравне со всеми несмотря на то, что температура у него нередко поднималась до сорока и он задыхался.

С тех пор монастырские труды инока стали чередоваться с постоянными пребываниями в больницах. Рассказывали, что однажды его соседом по палате оказался пьющий мужчина. Этот человек даже в больнице бывал настолько нетрезвым, что падал прямо на пороге палаты. Отец Мина с температурой, больной, собрав последние силы, как нянька подымал его, укладывал на постель и умывал. И все это без ропота, молча, как само собой разумеющееся.

В марте 1991 года инока Мину рукополагают в диаконы, а в сентябре того же года постригают в монахи с именем Павел и рукополагают в пресвитеры.

На богослужебную стажировку и прохождение сорокоуста иеромонаха Павла прикрепляют к отцу Василю (Рослякову), с которым отец Павел будет потом дружить до самой его мученической кончины. В мае 1992 года отца Павла вместе с отцом Василием направляют на послушание в Москву.

Строгость жизни, следование духу святых отцов постепенно сформировали в этих оптинских подвижниках опытных духовников. Все больше людей тянулось к этим двум новым светочам Оптиной пустыни. Росло количество их духовных чад, формировалась своя паства. Но судьбы их сложились по-разному. Отец Василий принял мученическую кончину от руки сатаниста, а отец Павел прожил мученическую жизнь.

После своей гибели отец Василий не раз являлся в тонком сне отцу Павлу, как бы предлагая следовать за собой. «Где уж мне угнаться за тобой, нет у меня никаких подвигов, я все больше по больницам», – смирял себя отец Павел. Но однажды сложилась ситуация, когда отец Павел и в самом деле мог бы последовать путем своего друга.

Когда он служил на московском подворье монастыря, к нему подошел странной наружности человек и приставил пистолет к груди, намереваясь выстрелить. Отец Павел, посмотрев внимательно на пистолет, а потом в лицо своего потенциального убийцы, на короткое время задумался, а потом спокойно сказал: «Нет, не сейчас, еще рано», – и отодвинул от себя пистолет. Преступник не ожидал такого поворота событий, почему-то запаниковал и бросился бежать.

Отец Павел себя не щадил ни в чем. Став помощником благочинного, он взял на свои плечи огромное количество забот по благоустройству монастыря. Кроме того, у него было послушание духовника мирян, и постепенно он становится наставником сотен людей. Он приводит в порядок монастырскую библиотеку, духовно окормляет женский монастырь, в который ему приходилось ездить за несколько сотен километров.

Отец Павел не только духовно окормлял инокинь, он работал в их монастыре каменщиком, плотником, печником, экономом. А в это время его болезнь прогрессировала. Все чаще ему приходилось лежать в больнице, все тяжелее становилось дышать, частый кашель сопровождался обильными кровоизлияниями и истечением гноя.

У отца Павла было удивительное сочетание кротости и смирения с силой духа и крепости в вере. Ко всем он относился просто, одинаково, но был весьма требовательным к своим пасомым. Он, как добрый и мудрый врач, твердо искоренял из душ своих духовных чад любой греховный мусор. К этому времени становятся известными случаи чудесной Божией помощи, которую получали люди по молитвам отца Павла.

Батюшка имел глубокую духовную чуткость и интуицию. Прочитав книгу диакона Андрея Кураева «О нашем поражении», он вынес ее в коридор и положил «на вынос», сделав пометку «плохая книга». Ему претили рационализм, иронические насмешки автора этой книги над доброй обеспокоенностью простых людей.

Знаки приближающегося конца света отец Павел как бы уже предвидел своим духовным взором. Не раз он напоминал своим духовным чадам, что интернет – это паутина, а паутина плетется для того, чтобы ловить тех, кто в нее попадает. Отец Павел не был ретроградом, но он трезво оценивал те тенденции, которые стали доминировать в современном мире.

Тем временем его болезнь вступала в свою завершающую фазу. В 2003 году, на праздник Святой Троицы, он попросил, чтобы его освободили от службы в связи с плохим самочувствием. Но благочинный дал ему понять, что это может вызвать сложности, и отец Павел, смиряясь, по послушанию, идет на богослужение. Во время службы температура у отца Павла превысила отметку сорок и он потерял сознание.

Дополнительное обследование выявило у отца Павла злокачественное заболевание крови. 21 ноября 2003 года в праздник Архистратига Михаила батюшку постригают в схиму с именем Гавриил в честь архангела небесных бесплотных сил.

Возможно, если бы маленький Сережа умер в младенчестве, то он своей чистой душой пополнил бы лик ангельский. Но промыслом Божьим ему было дано пройти через горнило страданий, преобразить свою душу, уподобив ее высшим архангельским чинам.

Пока еще оставались силы, схимонах Гавриил отдавал все свое время молитве и заботе о своих духовных чадах, которых он не оставлял до самой смерти. Местом его мученического подвига стала больничная палата Москвы. Отец Гавриил очень скучал за монастырем, за службой, за пением братского хора.

Так получилось, что на Пасху 2005-го года все были заняты на службах и не смогли его причастить в Пасхальную ночь. Схимонах Гавриил попытался пропеть Пасхальный канон, но задохнулся от кашля. Зато Бог подарил ему пасхальное утешение. В духе, без тела, отец Гавриил оказался в Казанском храме Оптиной пустыни, услышал, как хор поет Пасхальный канон, увидел всю братию монастыря.

В начале мая его состояние заметно ухудшилось. Температура выше сорока держалась почти два месяца. Приходилось принимать очень сильные жаропонижающие. Каждые два часа и днем, и ночью нужно было менять одежду и постельное белье. Подушки были почти насквозь мокрые. Когда действие лекарства заканчивалось, температура снова подымалась и боль становилась нестерпимой. Отца Гавриила сильно мучил кашель, который продолжался по часу и более. Дышать становилась очень тяжело. Чтобы хоть как-то вдохнуть воздух, отцу Гавриилу нужно было ложиться на бок, чтобы гной, скапливающийся в разлагающемся легком, смог стекать через трахею. Его набиралось после каждого приступа до половины полулитровой банки. И это нужно было делать по пять-шесть раз в сутки. Помимо того, гной от разлагающегося легкого стал расплавлять хрящи гортани.

Все это усугублялось раком крови, который увеличил все лимфоузлы его тела до размера куриного яйца. Казалось, что невыносимая боль, как тягучая кипящая смола, страшным огнем силилась растопить и его душу. Самая тяжелая брань была с отчаянием, которым бесы пытались побороть душу подвижника. «Что нас ожидает впереди, здесь, в этой земной жизни? Это надо четко себе представлять и не обольщаться – Голгофа. А перед Голгофой – Гефсимания», – говорил схиигумен Гавриил своим духовным чадам.

Смотреть на страдания отца Гавриила было невыносимо, и врачи решились на то, чтобы сделать ему операцию, хотя шансов на то, что она ему как-то поможет, были один из ста. Болезнь – великий учитель. Она учит нас ценить и благодарить даже за малое и незначительное. За солнечный луч света на занавеске, за воробья, севшего на форточку окна. Батюшка благодарил всех, кто за ним ухаживал, кто его лечил. Если не мог сделать это словом, то старался хотя бы кивком головы выразить свою признательность.

Единственным его утешением была молитва. Батюшка не выпускал из рук четок. Во время приступов он пытался упорядочить ритм прерывающегося дыхания Иисусовой молитвой.

Перед операцией отец Гавриил был похож на полупрозрачный осенний лист, но за этой оболочкой уже явно проступало сияние вечной жизни. Особенно выразительными были его глаза – по-детски лучистые и ясные. Операция показала, что гангрена полностью поразила легкое. Когда его вынимали, оно разорвалось и гной вытек в грудную полость. После операции отец Гавриил еще несколько раз приходил в себя, пока наконец в девятом часу 4 августа 2005 года не обрел вечный покой.

Стояла неимоверная жара. Пока тело отца Гавриила везли из Москвы в Оптину приходилось стоять в многочасовых пробках. Но на удивление от тела страдальца не исходило ни малейшего запаха тления. А его светлый лик, казалось, источал архангельский покой Царства Божьего. Возле гроба страдальца хотелось одного – молчать и вкушать тишину великого покоя, который светлым облаком покрывал все окружающее пространство.