Ставка на смерть

10

Эмброуз стоял под холодным дождем на блестящем мокром тротуаре. Движение на Ламбет-Пэлас-роуд у южного входа в больницу Сент-Томас было весьма оживленным. Эмброуз ждал инспектора Росса Сазерленда. Он опаздывал уже на десять минут, и Конгрив, который последние четыре часа просидел у постели миссис Первис, находящейся в коме, был не в лучшем настроении. Он уже собирался сойти с тротуара и поймать такси, когда из-за угла на большой скорости выскочил темно-зеленый мини-купер и остановился в футе от поребрика.

Сазерленд по выходным принимал участие в гонках, и на машине все еще красовалась большая цифра восемь. Эмброуз никогда в жизни не думал о собственном автомобиле, но в этот самый момент ему вдруг захотелось приобрести какой-нибудь шикарный автомобиль. Темно-синий «бентли салун» довоенного выпуска, с подносами для пикника из орехового дерева, ну, такими, которые складываются сзади. Да. Такая машина здорово бы смотрелась на посыпанной гравием подъездной дорожке у «Душевного покоя». Он мог бы выезжать по субботам в Санингдейл на парную игру в гольф или по воскресеньям в Хенли, собрав корзинку для пикников, охлажденную бутылку хорошего…

Пассажирская дверь с номером распахнулась, и Конгрив так согнул свое крупных пропорций тело, что оно чудесным образом уместилось в коробчонку на колесах.

Росс пробормотал нечто, отдаленно напоминающее извинения, включил первую передачу, сорвался с места и помчался на невероятной скорости, пока не втиснул свой проклятый агрегат в невидимую дырочку в потоке транспорта.

— Ну, — сказал Сазерленд, переключая скорость, — как дела у нашей дорогой миссис Первис, сэр?

— Она поправится, слава Господу Богу.

— А что говорят врачи, сэр?

— Пуля задела сердце.

— Боже праведный!

— Левый желудочек. Ей сильно повезло. Если бы пуля прошла на сантиметр дальше к северо-востоку, ей светили бы посмертные почести.

— Мне так жаль, старший инспектор. Я знаю, как вы к ней относитесь. Кто бы это ни сделал…

— Они подонки.

— Они?

— Возможно, я ошибаюсь.

Сазерленд прекрасно знал, что не стоит и пытаться хоть как-то ответить на это замечание. Конгрив редко ошибался, но то, что он никогда не сомневался, это уж точно. Через десять минут передвижения в черепашьем темпе по забитому машинами юго-востоку Лондона они набрали приличную скорость и покатили на юг. Облака поднялись вверх и образовали пурпурно-серую линию, под которой лежала оранжевая полоска неба. Солнце спряталось за горизонтом, и Темза купалась в красном сиянии. Длинная черная баржа медленно тащилась вниз по течению в направлении Гринвича. Наконец Конгрив сказал:

— Следующий поворот. Да, вот здесь.

Через несколько минут они остановились перед домом номер двенадцать по Милк-стрит, в котором до недавнего времени обитал Генри Буллинг. На тротуаре было полно луж. Ливень прекратился, перейдя в моросящий холодный дождик.

— У тебя есть ключ? — спросил Эмброуз, когда они поднялись по ступенькам на крыльцо. У входной двери лежало несколько влажных газет — «Таймс» и «Дейли Миррор». Конгрив отметил про себя, что самый свежий номер в этой куче был пятидневной давности. Кто сказал разносчику, чтобы он больше не обслуживал этот дом?

— Да, сэр, вот, — сказал Сазерленд и выудил из кармана конверт для хранения улик с ключом от входной двери. Если бы не приятный шотландский выговор, Сазерленд мог бы легко сойти за американца. На самом же деле Росс служил летчиком в Королевском флоте ее величества и воевал в паре с Хоком во время первой войны в Заливе. Несмотря на почти полное отсутствие предпосылок, из Росса вышел прекрасный полицейский, и они с Эмброузом вместе успешно распутали несколько дел. Совсем недавно они вычислили убийцу невесты Алекса Хока Виктории Свит. Жуткое убийство — нелепый акт мести — произошло в тот самый момент, когда прекрасная невеста выплыла из церкви и остановилась на залитом солнечными лучами крыльце. Это воспоминание все еще не стерлось в памяти, оно все еще приносило боль и страдание.

Да, это дело раскрыли Эмброуз и Росс, но именно Росс Сазерленд вместе со Стокли Джонсом привели приговор в исполнение на далеком острове у берегов Флориды.

Конгрив и его коллега сохранили за собой должности в Скотланд-Ярде, но при этом они еще числились в службе, к которой принадлежал Алекс Хок, и выполняли работу по мере необходимости. Конгриву казалось, что он нужен Хоку постоянно, потому что этот мальчишка не успевал выбраться из одной переделки, как тут же влезал в следующую.

Эмброуз вместе с семейным поверенным Хоков Пел-хэмом Гренвиллом буквально сам растил и воспитывал Алекса с тех пор, как его родителей убили пираты, занимающиеся торговлей наркотиками на Карибах. Конгрив никогда бы не признался даже самому себе, но его чувства по отношению к юному Хоку, возникшие при первой же их встрече, вполне можно было назвать отеческими.

Росс вставил ключ в замочную скважину и толкнул видавшую виды дубовую дверь внутрь. Он остановился и оглянулся через плечо, перед тем как шагнуть за порог. По тихой улочке протянулись длинные тени, на город спустились пурпурные сумерки. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было щебетание птиц.

— Ты ведь не выписывал этот ключ? — спросил Конгрив Росса, зажег свой мощный фонарик, качнул им в темноту холла и ступил внутрь.

— Не беспокойтесь, шеф. Я просто одолжил его на время из хранилища улик.

— Хороший мальчик, — одобрительно пробормотал Эмброуз, всегда предпочитавший в таких делах держать Скотланд-Ярд на расстоянии.

Конгрив сделал шаг вперед, его ноздри раздулись, пропуская через себя мириады витавших в квартире запахов. Больше всего пахло табаком (Генри дымил, как паровоз), а еще старым ковром, который выбивали крайне редко. Запах пыльной мебели и занавесок, вареной говядины, брюссельской и белокочанной капусты из задней части дома, где, наверное, была кухня. Когда-то здесь держали кошку или даже нескольких кошек и, возможно, канарейку, насколько можно было судить по затхлому запаху зерен из птичьего корма.

В принципе ничего из ряда вон выходящего. Медный аромат крови в квартире явно отсутствовал. Равно как и запах газа и ядохимикатов.

Но кое-что все-таки было. Аромат, который Эмброуз уловил своими превосходно устроенными органами обоняния, сильно его удивил. В воздухе витал едва уловимый запах дорогих духов. К Генри приходила женщина? Странно, но факт. Женщина утонченная и достаточно обеспеченная, чтобы позволить себе духи от Шанель. Это новый аромат от Шанель, подумал Эмброуз. Не тот, который он любил — № 5. Нет. Это «Алюр». Очарование. Да, точно. Значит, женщина была скорее всего молодая, модная и хорошо упакованная. И эта женщина пришла к Генри? Наверное, ошиблась домом.

Сазерленд зажег фонарик и посветил на узкую лестницу. Эмброуз смотрел, как луч света от фонарика медленно поднимается к темному пространству площадки вверху лестницы. Ковровая дорожка в цветочек была потертой и грязной, от нее неприятно пахло затхлостью и пылью.

Все четыре стены крошечной прихожей были обиты массивными дубовыми панелями и украшены отвратительными бра викторианского стиля. Он пощелкал тремя латунными кнопками выключателя. Никакого результата. Электричество было отключено. Наверное, и газ тоже, подумал Эмброуз. По всей вероятности, владелец квартиры решил отключить их, когда агент военной разведки, расследующий исчезновение Буллинга, сообщил, что его жилец, по всей видимости, не собирается возвращаться в обозримом будущем.

— Милая гостиная, — сказал Конгрив, поведя фонариком вправо. Судя по его бодрому тону, туман наконец начал рассеиваться. Кажется, старый бладхаунд уже взял след. — Почему бы тебе не начать отсюда, Росс? А я осмотрю кухню. Потом мы поднимемся наверх и прочешем будуар ensemble[10]. Счастливой охоты. Bonne chanced [11]— сказал он, повернулся и скрылся из виду.

Инспектор Сазерленд улыбнулся тому, с каким оттенком иронии Конгрив употреблял французские слова. Уже начали расползаться слухи. Что-то нечисто с этими проклятыми лягушатниками. Он начал осмотр гостиной, прекрасно сознавая, что спецслужбы много раз побывали здесь до него. Что они собрали, уложили в пакеты и унесли каждую микроскопическую частичку. Обшарили стены и мебель при помощи инфракрасных лучей и люминола в поисках пятен крови. И вообще носом землю рыли, сделав все, что в человеческих силах. Именно на этом этапе, подумал Конгрив, к работе обычно и подключается Эмброуз Конгрив. Он был нечеловечески одарен.

Теперь дело времени, подумал Росс. И почти тут же услышал знакомое красноречивое восклицание, донесшееся из кухни.

— Ага! — послышался торжествующий возглас Конгрива.

Сазерленд продолжал поиски, переворачивая подушки и ощупывая их пальцами. Осторожно пинцетом поднял с кровати ниточку и положил ее в конверт, давая Конгриву время посмаковать и обдумать свое открытие, к чему бы оно ни относилось. У них были свои давно сложившиеся привычки и манера поведения; они достаточно долго проработали бок о бок.

Через десять минут он услышал призыв из кухни:

— Э-э, Сазерленд, ты не мог бы подойти ко мне?

Когда Сазерленд вошел, шеф сидел за кухонным столом. На столе перед ним стояли две чашки чая и лежал запечатанный маленький конвертик из серебристой пленки. Эмброуз пальцами правой руки барабанил по конверту и невидящим взглядом смотрел на холодильник горчичного цвета, стоящий у стены под высокими окнами, разукрашенными дождевыми подтеками. На его лице застыло выражение благостной задумчивости.

Сазерленд сел на. стул напротив и поднес чашку к губам. Чай уже подостыл, но Росс с удовольствием его выпил. Поставив чашку на стол, он взглянул на Конгрива и увидел, что тот не отрываясь смотрит на кухонный прибор, которому было не меньше полувека.

— Что у вас, сэр? — спросил он. Конгрив повернулся и посмотрел на него ярко-голубыми, как у ребенка, глазами.

— Головоломка, — сказал Конгрив, перекатывая пальцами кончики усов.

— А, просто головоломка.

— Не просто обычная головоломка. Я размышляю о той нацистской шифровальной машине, которую ваши парни из Королевского морского флота нашли на борту тонущей подводной лодки за несколько секунд до того, как она пошла ко дну. — О той машинке, которая спасла Англию. Знаешь, как они ее раскусили? Как смогли прочитать нацистские шифровки, которыми была напичкана эта чертова машина?

— Их разгадали гении кроссвордов, сэр? Экстрасенсы? Телепаты? Или кто-то вроде. Насколько я помню, они все собрались в Блечли-Парк, пытаясь разгадать этот код. Мы тоже пытались.

— Это был не код. Сазерленд. В кодах заменяются целые слова. «Головоломка» заменяла отдельные буквы. Это была шифровальная машина.

— Извините, сэр.

— И ее расшифровали не британские специалисты по дешифровке, вопреки мнению отдельных дешевых писак. «Головоломку» разгадали польские математики, Саэерленд. В Польше в двадцатые годы начали перехватывать шифровки, сделанные на «Головоломке». Поляки обнаружили, что найти ключ к шифру этой машины можно при помощи математических построений. Они ухватились за ошибку нацистов: те повторяли ключ к шифру каждый раз, перед тем как посылать шифровку, они…

— Это все, конечно, очень интересно, сэр, но…

— Я просто подумал, одной из причин, почему я могу помогать Алексу Хоку, является то, что наши способности прекрасно дополняют друг друга. Например, я ненавижу математику. Мне нравится логика, но цифры… нет уж, увольте. А Алекс хорошо разбирается в цифрах. Наверное, нужно уметь это делать, чтобы управлять самолетом так, как он. Астрономическая навигация и тому подобное.

— Шеф…

— Живые, горячие тайны, вот что меня интересует, Сазерленд. Человеческие тайны. Вроде вон той на полу, возле холодильника. Лужа воды. Холодильник начал размораживаться рано утром. Значит, до этого электричество было включено. Его отключили только сегодня утром. Вот почему ваши парни из разведуправления не нашли этот маленький серебряный конвертик. Кто-то дернул рубильник, э-э, шесть с половиной часов назад. Кто? И зачем?

— Вы нашли этот конверт в холодильнике?

— Именно так. Нашел в кастрюле с размякшим куском баранины, если быть точным. На дне, под застывшим бульоном. Очень умно со стороны Генри, надо отдать должное паршивцу.

— Прекрасная работа, сэр! Давайте посмотрим.

— Все в свое время. У людей вроде Генри Буллинга три жизни, Сазерленд. И я думаю, таких людей немало.

— Три жизни?

— Да, есть его общественная жизнь, ну, знаешь, личина, которую он надевает каждое утро, перед тем как отправиться в свое унылое пристанище в посольстве. Химера. Потом есть его частная жизнь. О ней можно многое понять, просто глядя на вещи, которыми наполнен дом. Например, эти стулья. В его голове роятся темные готические мысли, не правда ли, инспектор Сазерленд?

— Да, сэр, действительно.

— И еще есть его третья жизнь.

— Да?

— Его тайная жизнь.

— Вы имеете в виду конверт?

— Да. Пожалуйста, открой его.

Сазерленд приподнял конверт, сжимая его большим и указательным пальцем, и открыл его.

— Это DVD диск, сэр. Два диска. Не подписанные.

— Да. На ощупь было похоже на диски. Я полагаю, у тебя в сумке ноутбук?

— Я мигом, сэр.

Эмброуз потягивал чай, размышляя над загадкой Генри Буллинга, сгорая от нетерпения узнать, что же за информация скрыта на дисках. У него было чувство, что это не фотографии лучших сортов георгинов.

— Вот, сэр. Давайте посмотрим, что вы нашли.

Росс вставил первый диск в маленький ноутбук, и Конгрив услышал легкое гудение. Они оба наклонились вперед, когда на экране появилось изображение.

— Похоже на большой нефтеочистительный завод, сэр, — сказал Сазерленд. Он явно был разочарован тем, что на фотографии не было ничего интригующего или компрометирующего.

— Давай следующую, — сказал Эмброуз.

— Тот же самый нефтеочистительный завод, только снимок сделан с другого угла.

— Печально известный французский нефтеочистительный завод, инспектор. Вы можете увеличить вот здесь? Маленький знак над грузовиком?

Сазерленд выделил курсором тот участок, на который показал Конгрив. Потом увеличил его.

— А-га, — сказал Эмброуз, — центр шторма. Наш Генри, похоже, залез куда не надо. Это сочная история. Продолжай листать.

— Я вас не понимаю, сэр.

— Нефть сейчас — очень горячая тема, Сазерленд. Это знаменитый нефтеочистительный завод в Лейне, построенный французами и немцами в Восточной Германии. Управляет этим заводом «Френч Акватайн», самая крупная корпорация во Франции. Она находится в собственности государства. На самом деле эта корпорация является продолжением французского правительства. Несколько лет назад Лейна оказалась в центре очень громкого скандала с участием министра внешней торговли Франции. Печально известного месье Бонапарта.

— Правильно. Какие-то махинации с бюджетом. Да, кажется, я припоминаю — откаты африканским странам, — сказал Сазерленд, и в его голосе послышалось волнение. Он продолжал просматривать диск, который был напичкан фотографиями трубопроводов, танкеров и тому подобных вещей.

— Вот оно что. Пошлый сговор между Бонапартом и его немецким союзником.

— Немецким судостроителем. Они платят африканским политикам наличными за каждый добытый баррель нефти.

— О, да. Наши старые друзья. Французы и немцы.

— Новая Европа, — произнес Сазерленд, подняв глаза на своего начальника.

— Не забывай про иракцев, — сказал Эмброуз. — Миллиардные сделки в обход закона. Обмен нефти на оружие. Французы получили нефть. И, конечно же, наличность. Ирак получил французские истребители «Мираж» и ограниченный доступ к французским ядерным технологиям и атомным электростанциям. Самый большой скандал, в котором была замешана Франция, со времен войны. Как ты думаешь, что наш дорогой Генри собирается сделать, для чего он держит в холодильнике фотографии французских нефтеочистительных заводов?

Сазерленд в очередной раз щелкнул мыщкой и открыл следующую фотографию.

— Боже милосердный!

— В чем дело?

— Посмотрите на эту штуковину, сэр. Чертовски громадный танкер. Я никогда не видел танкер и в половину его размеров. И все-таки он наверняка работает на пару.

— Да, я как раз обратил внимание на размер волны у носа. Кажется, он только выплывает из Ормузского пролива. Какое название написано там на борту? Ты можешь различить? Ну-ка увеличь.

— «Счастливый дракон», сэр. Больше похоже на китайское название, чем на французское. Он не выпускает дым, сэр. И вообще на корабле не видно дымовых труб.

— Ты думаешь, атомный реактор? Интересное наблюдение.

— Давайте посмотрим второй диск, если вы не против, — сказал Росс, вытаскивая первый диск и вставляя второй. На экране появилось изображение, и на этот раз оно его не разочаровало. Оно было и интригующим, и компрометирующим одновременно.

— Господи милостивый! — сказал Эмброуз, внимательно разглядывая фотографию. — Генри, ах ты озорник, чем это ты занимался?

Сазерленд уставился на фотографию. Это оказался любительский снимок, на котором было запечатлено нечто вроде бала-маскарада. Вечеринка роскошная, судя по богатой внутренней отделке здания и нескдльким известным по таблоидам лицам. На переднем плане — тощий парень, почти голый, с поразительно рыжими волосами — печально известный кузен Генри. На нем нечто вроде ошейника с поводком. Да и вообще в костюмах многих гостей присутствовали кожаные детали и ошейники с шипами.

Другой конец поводка в руках невероятно красивой женщины восточной внешности, крашеной блондинки, на которой нет ничего, кроме улыбки, туфель на высоких каблуках и черного кожаного бюстье. Росс открыл следующую фотографию, потом еще одну… Улыбающаяся женщина смотрела на них со всех снимков.

— Изысканная женщина, — восхитился Сазерленд.

— Ее зовут Бианка Мун, — сказал Эмброуз, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть. — Не путать с сестрой Джет, они близнецы. Один высокопоставленный военный чиновник провалил задание из-за Бианки. А ведь он был ближайшим помощником Ее Величества. Он влюбился в нее. Она шпионка. Работала в организации под названием Те-By. Тайная полиция Китая. Все таблоиды называли ее «китайская куколка». Мне всегда хотелось узнать, что с ней стало.

— Какого черта «китайская куколка» делает рядом с твоим кузеном Генри Буллингом?

— Ну, это же очевидно, — улыбнулся Эмброуз, вето глазах блеснули искорки удовольствия, ему понравилась собственная шутка. Но дело было совсем нешуточное. Он прекрасно знал: что бы ни задумали Генри и красивая китаянка, это было нечто ужасное.

— Хорошая шутка, сэр, — одобрил Сазерленд.

— Хм-м, да, не правда ли? Кажется, счастливая случайность все-таки навела нас на китайский след. Ты видишь нижнюю часть большого масляного портрета в правом верхнем углу фотографии? Большую часть занимает позолоченная рама, но все-таки можно различить край голубого шелкового платья и одну ножку в шелковой туфельке.

Сазерленд подался вперед, вглядываясь в снимок.

— Да, вы имеете в виду вот эту часть.

— Х-м-м-м. Это весьма известный портрет, Сазерленд. Портрет, написанный Джоном Сингером Сарджентом. На этом портрете художник запечатлел самую красивую женщину своего времени леди Сесили Марс. Портрет до сих пор висит в большом зале в Бриксден-хаус. По-моему, в доме сейчас живет правнучка леди Марс Диана.

— Да, я слышал об этом доме. Его называют величественным. К западу от Хитроу, да? Один из самых знаменитых загородных домов Британии, если не ошибаюсь.

— Совершенно верно. Однако дом известен скорее своей дурной славой, чем величием, насколько я слышал. Молва гласит, что в Бриксдене проводились бесчисленные ночные оргии и подобные мероприятия. Каким-то образом нынешняя леди Марс смогла сделать так, чтобы все эти неприглядные делишки не попадали в газеты. Судя по слухам, она та еще штучка.

— Взгляните на эту фотографию, главный инспектор, — сказал Сазерленд, глядя на один из снимков из частной коллекции Генри Буллинга.

— Да?

— Что они делают с этой кофейной ложкой?

— Боже правый!