39

Каждую пару секунд темное небо над парком развлечений прорезала молния, высвечивая причудливые очертания высоких башен и каруселей. Конгрив стоял под проливным дождем в свете мелькающих голубых вспышек и вытирал мокрое от дождя лицо. Большинство присутствовавших полицейских полагали, что как только поднимется ветер и начнется дождь, китаец достанет из рюкзака пистолет и начнет стрелять. С этого угла, с самой верхушки парашютной вышки, это будет все равно, что стрелять по рыбе в бочке. Китаец будет прямо напротив раскачивающейся кабинки, в которой прятался Джо Бонанно. А сейчас, благословение небесам, убийца мог только уцепиться за вышку и держаться из последних сил. Конгрив прекрасно понимал, что тот сейчас чувствует. Потому что сам он тоже держался из последних сил, причем с каждой секундой неизвестности в нем поднималась горячая волна раздражения.

Раскаты грома у него над головой заглушал треск вертолетов группы захвата из нью-йоркской полиции, круживших над парком. Яркие синевато-белые лучи прожекторов были направлены на раскачивающуюся кабинку на самом верху колеса обозрения. И только один черный вертолет группы захвата, которым с земли командовал капитан Мариуччи, завис над вышкой. Луч его прожектора был направлен на крошечную фигурку человека в белой одежде.

На борту вертолета снайпер, застывший перед открытым люком, целился прямо в сердце китайца. Палец застыл на курке, но он не осмеливался его нажать. Он не мог выстрелить из-за сложившейся политической ситуации. По этой же причине не стреляли его товарищи на вертолетах полицейского департамента Нью-Йорка. Мужчина на вышке был все еще жив не потому, что его не могли пристрелить. Он был жив, потому что яростные споры между городом, штатом и федеральными правоохранительными органами зашли в тупик. Все просто стояли у подножия башни и смотрели на отчетливо вырисовывающуюся фигуру в свете прожекторов, прижавшуюся к площадке для прыжков.

Как ни фантастично было подобное предположение, Эмброуз Конгрив полагал, что снайперам из правоохранительных структур всех уровней было приказано не стрелять. Значит, споры и обсуждения зашли в тупик. Мужчина на вышке нарушает общественный порядок, да. Его подозревают в совершении убийства, которое произошло в Квинсе, и это правда. Он вооружен, да, может быть, но никто не может это доказать. Кто знает, зачем он туда залез? Он никому не угрожал оружием и ни в кого не стрелял. Кто знает?

Старший офицер полиции Нью-Йорка сказал Мариуччи, что, по имеющейся у него на данный момент информации, у парня есть разрешение на ношение оружия от гребаного ФБР. Да и вообще кто знает? Может, у него за спиной и не пистолет вовсе! Может, это зонтик! Или клюшка для гольфа!

— Что? Что ты сейчас сказал? — заорал Мариуччи. Он сложил руки рупором и посмотрел на Конгрива, его лицо исказила гримаса беспомощного гнева. — Ты не поверишь, что мне сейчас сказал этот придурок!

— Что он сказал? — спросил Конгрив.

— Он сказал, цитирую: «Предположим, мы пристрелим парня, а когда соскребем его с тротуара, окажется, что это мирный китайский альпинист на каникулах, который просто решил потренироваться», — он почти слово в слово так сказал.

Действительно, кто знает?

По крайней мере, Конгрив и Мариуччи были твердо убеждены в одном. Это был именно тот китаец, который всего несколько часов назад, стоя над Бенни Сангстером, съел его сердце, пока старый мафиози медленно истекал кровью в своей постели. Мотив? Мотив мог быть только один: члены французского правительства узнали, что кто-то копается в деле об убийстве тридцатилетней давности. И послали китайца убрать двух оставшихся в живых свидетелей.

Капитан надеялся, что именно так расценят этот случай на совещании, проходившем в данную минуту в полицейском управлении. И поймут, что дело касается государственной безопасности.

Но Мариуччи не мог доказать ни одно из вышеупомянутых утверждений, стоя здесь, под проливным дождем.

По лицу Конгрива замелькали красно-голубые блики, когда на место происшествия прибыла еще и пожарная команда. Машина с выдвигающейся пожарной лестницей и огромным крюком остановилась у самого основания колеса обозрения. Пожарные выпрыгнули из машины и начали возиться позади машины. С крыши поднялась длиннющая выдвигающаяся лестница.

Пока лестница карабкалась в омываемые дождем небеса, у Эмброуза Конгрива появилась идея.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы добиться своего, но в конце концов он все-таки заставил своего друга оторваться от телефонной трубки.

— У меня есть идея.

Конгрив сделал шаг назад и прошелся взглядом от верхушки башни до кончика лестницы. Он наморщил лоб, сосредоточенно размышляя.

— Выдвиньте лестницу во всю длину, — сказал Конгрив. — Резко ее разверните. Только аккуратней, чтобы случайно не задеть верхушку парашютной вышки, когда будете ее поворачивать.

— Что ты сейчас сказал? — выпалил Мариуччи, прищурившись и глядя сначала на инспектора, потом на лестницу.

— Будьте осторожны, когда начнете устанавливать лестницу.

— Да. Я понял твою мысль насчет лестницы. Конечно же, мы должны быть очень, очень осторожны, когда будем ее передвигать. Мы же не хотим задеть башню.

— Конечно, нет. Китаец может упасть, если вы вдруг ее заденете.

— Случайно.

— Именно.

— И может получить серьезные травмы. Даже погибнуть.

— Скорее всего последнее.

— Извините, инспектор Конгрив, я на минутку. Пойду перекинусь парой слов в сторонке с начальником пожарной команды. Его зовут Беллу. Мы с ним старые приятели. По-моему, за всеми спорами никто не вспомнил о том, что его нужно обязательно предупредить о той угрозе, которую человек на вышке представляет для нашей национальной безопасности. По-моему, мне следует это сделать, ты со мной согласен?

— Конечно, конечно.

Через десять минут капитан вернулся.

— Он это сделает.

— Молодец.

— Я ему все объяснил. Он настоящий американец. Ладно, началось. Давай посмотрим.

Платформа на крыше пожарной машины начала поворачиваться, и лестница, выдвинутая до конца, начала двигаться к вышке по широкой оси.

— Думаешь, получится? — прошептал Мариуччи.

— Думаю, да. Иначе я не стал бы предлагать.

— Почему у тебя тогда такой обеспокоенный вид?

— Честно признаюсь, я не подумал о том, что тебе придется вовлекать в это дело твоего друга Беллу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Неприятные для него последствия. Закон о неумышленных деяниях. Вероятнее всего, будет расследование по факту «несчастного случая», который вот-вот случится. Беллу могут вызвать на допрос.

— Допрос? Да у него сейчас более серьезные заботы, инспектор! Там, на этой вышке, террорист. Вышка падает, и он вместе с ней. Настоящее правосудие, прямо как в стихах, да?

— Наверное.

— Послушайте, инспектор. Один только пожарный департамент Нью-Йорка в отвратительный сентябрьский денек потерял 343 человека. Мы все хотели бы забыть этот день, как страшный сон. Но мы не можем этого сделать. Теперь мы все участвуем в антитеррористической борьбе. Все до последнего человека.

— Он поступает правильно. И ты тоже. Но я бы хотел, чтобы ни тебя, ни его не выгнали с работы.

— Если из-за этого я потеряю работу — смотри, она приближается — если из-за этого я потеряю свою работу, инспектор, я…

— Что ты?

— Гарантирую, что я уйду из полицейского управления Нью-Йорка так же, как туда пришел.

— И как же это?

— Горя энтузиазмом.

— Боже мой, смотрите! — закричал кто-то. Среди всеобщего смятения несколько любопытных смогли обойти полицейские посты и пролезть под желтую ленту, ограждавшую место происшествия. В основном это были тинейджеры и маленькие дети, но было и несколько взрослых.

Над маленькой толпой поднялся визг, когда стало ясно, что сейчас произойдет. Тяжелая алюминиевая лестница со стальным каркасом двигалась очень быстро. Конгрив подумал, что она может подчистую снести верхушку проржавевшей вышки. Но этого не произошло. Лестница ударилась о башню с громким металлическим звоном, от которого содрогнулись все перекладины, и встала намертво. А китаец все еще был наверху.

Ничего не подозревавшая толпа внизу выражала бурную радость.

Когда лестница отошла в противоположную от вышки сторону, толпа вздохнула с облегчением. Но через секунду крик поднялся снова, когда люди увидели, что лестница снова движется по направлению к башне. И на этот раз она разогналась действительно сильно.

— Видишь, что я имею в виду, когда говорю о своих парнях? — сказал Мариуччи. — Нью-Йорк ничего не прощает и не забывает.

Эмброуз не мог выдавить из себя ни слова в ответ. Его просто пригвоздила к месту сцена яростной борьбы китайца со смертью на вершине вышки.

Загрузка...