Ставка на смерть

33

Эмброуз Конгрив подошел к дому двадцать один по Пятьдесят второй улице, пребывая в радужном настроении. А почему бы ему и не быть в прекрасном расположении духа? Он ведь собирался поужинать в клубе «21», его самом любимом месте, с лучшими во всем Нью-Йорке напитками. Спокойная прогулка по Пятой авеню при мягком свете луны была бесконечно приятной. Он здесь удобно устроился, поселившись в милом угловом номере в «Карлайле» на перекрестке Семьдесят шестой и Мэдисон. В номере было много уютного ситца и очень мягкая мебель. А еще его ждал огромный букет гортензий.

Благоухающий голубой конверт из цветочного магазина на Парк-Авеню был теперь надежно спрятан в кармане жилета Эмброуза. С чтением открытки можно и подождать. Главное, он знал, от кого эта открытка. И этого было вполне достаточно.

Эмброуз приберег открытку на потом. Он предвкушал, как закажет холодный мартини, а потом прочтет, что она ему написала, пока будет стоять у бара и ждать. Он специально пришел пораньше. Ему нужно было время, чтобы как следует посмаковать записку Дианы вместе с мартини.

— Добрый вечер, мистер Конгрив, — произнес вежливый господин, стоящий у входа в обеденный зал. Он протянул руку, когда Эмброуз вошел в знакомую комнату, до отказа набитую моделями катеров, самолетов и другими спортивными аксессуарами, подвешенными к потолку. — Приятно снова видеть вас здесь.

Конгрив тепло пожал протянутую руку. По его мнению, Брюс Снайдер был душой и сердцем легендарного ресторанчика. Высокий, красивый мужчина с зачесанными назад волосами, в безупречно скроенном костюме умудрялся сочетать в себе элегантную утонченность Нью-Йорка и легкость манер, которая являлась неотъемлемой частью его оклахомского воспитания.

Именно Снайдер поддерживал огонек клубной атмосферы; именно он распоряжался порядком социального расслоения в священных стенах. Он и только он решал, будете вы сидеть на одной из почетных скамеек в зале или отправитесь «в ссылку» за барную стойку. Но Эмброуз знал, что в отличие от многих людей его уровня власти Снайдер носил свою мантию легко и с искренним добродушием.

— Я жду одного человека, Брюс, — сказал Конфив. — Я пришел рановато, и меня мучает жажда. Может, я сначала перехвачу чего-нибудь холодненького в баре.

— Прекрасная идея. Я оставил вам столик в углу, сможете занять его, когда будете готовы, — ответил Снайдер. — Что привело вас в Нью-Йорк, главный инспектор? Дела? Или решили немного отдохнуть?

— И то и другое. Лично у меня сегодня вечером на повестке два пункта, Брюс. Ваш восхитительный лобстер и этот старый стреляный воробей Мариуччи. Наверное, я стану чем-то вроде жаркого из креветок, омаров и мяса.

— Ну, он не такой уж и грозный, — с улыбкой отозвался Снайдер. — На самом деле он здесь только позавчера был со своей внучкой. Они отмечали ее день рождения.

— Мучи по свечам не стрелял?

Снайдер снова рассмеялся и прошел к бару вместе с Эмброузом. — Мы просим его оставлять пистолет на входе. Крикните мне, когда будете готовы сесть за столик.

Эмброуз заказал очень сухой неразбавленный «Сапфир Бомбея» и вытащил из кармана маленький светло-голубой конверт. Он был того же цвета, что и гортензии, которые Диана послала в «Карлайл». Эмброуз заметил, что у него дрожат руки. Мартини появился, как по мановению волшебной палочки, и он опустил конверт, чувствуя, что ему нужно выпить, прежде чем он сможет его открыть. С ним и вправду творилось что-то неладное, подумал Эмброуз… Что-то он совсем расклеился и…

Ему на плечо легла большая мясистая рука.

— Привет, морячок, первый раз в Нью-Йорке?

Детектив, капитан Джон Мариуччи, которого его многочисленные друзья, живущие в метрополисе, называли Мучи, а также известный под другими менее лестными кличками в кругу бандитов, которых он отправил за решетку, когда-то очень успешно сотрудничал с Эмброузом в расследовании нескольких дел. Сейчас все они стали историей. Мучи был чуть выше пяти футов ростом, подтянутый, с густыми черными усами и кожей терракотового цвета. Его аккуратно подстриженные волосы прорезала седина, но она его совсем не старила, а наоборот, словно сглаживала острые углы.

Эмброуз сунул записку Дианы обратно в карман жилета и пожал руку мужчины, стараясь не морщиться от боли. У Мучи было самое крепкое рукопожатие из всех знакомых Эмброуза, за исключением разве что Стокли Джонса, но Стокли по крайней мере умел себя сдерживать.

Он повернулся к бармену:

— Еще два, пожалуйста, и распорядитесь, чтобы их принесли нам.

— Ладно, инспектор, — сказал Мариуччи после того, как они уселись и он в один присест заглотил половину бокала. — Давайте пропустим погоню и перейдем сразу к развязке. Знакомство сможем возобновить позже. Что ты делаешь в моем городе и как я могу тебе помочь? Женщины, столик у Рао, что нужно устроить?

Эмброуз улыбнулся и отпил глоток из бокала.

— Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Наполеон Бонапарт? — спросил он.

— Да, кажется, что-то припоминаю. Коротышка. Француз, по-моему. Все время руку закладывал за пиджак, как будто онанизмом занимался.

— Точно, это он.

— Он вам досаждает, инспектор?

— Ну, да, можно и так выразиться.

— Да я ему задницу надеру.

— Поэтому мы здесь.

— Ладно, Эмброуз, выкладывай. Только давай сначала закажем стейк. Кстати, я угощаю, моя очередь. Последний раз, когда я был в Лондоне, платил ты. — Эмброуз не стал оспаривать ни выбор блюд, ни порядок оплаты. Они были на территории Мучи, и ему было лучше знать. Мариуччи махнул официанту и сообщил ему, что меню им не понадобится, они сразу сделают заказ. — Два нью-йоркских стейка с кровью, картошку фри и два салата «Сансет» с заправкой «Лоренцо».

— Так что ты там говорил насчет Наполеона?

— У него был сын. Об этом мало кто знает.

— Я как раз из таких.

— Суть в том, что у императора есть потомки. Я здесь из-за человека по имени Люка Бонапарт, одного из прямых потомков Наполеона.

— Ах, да. Новый глава Франции или что-то вроде этого.

— Именно, мой мальчик. Он создает очень серьезные проблемы для наших с тобой стран.

— В таком случае он покойник. Хочешь вина?

— Безусловно.

— Я закажу замечательное бароло. Или барбареско. Любое вино, которое называется на букву «б», это хорошее итальянское вино. Я уже говорил тебе это, да? Расскажи мне поподробнее об этом парне Бонапарте.

— Он убил своего отца. В Париже, примерно тридцать пять лет назад. Спецы из Лэнгли наткнулись на старое дело, когда копались в его биографии. Потом посмотришь, оно у меня с собой. Вообще-то, я здесь по личной просьбе директора ЦРУ Патрика Келли.

— Так, значит, ты знаешь, что меня повысили?

— Нет. И какой же высокий пост ты теперь занимаешь?

— Ну вот, а говорят, ЦРУ все знает. Я теперь старший представитель полицейского департамента Нью-Йорка в Федеральном комитете по антитеррористическим действиям. ФКАД. Так что я теперь и сам вроде как поганый федерал. Но в моей команде все ребята — настоящие полицейские. В каком районе Парижа произошло убийство?

— У могилы Наполеона, в 1970 году.

— Свидетели есть?

— Да. Как минимум двое. Парень по имени Бен Сэнгстер. И его деловой партнер Джо Бонанно. Оба американцы.

— Ты меня разыгрываешь, наверное.

— Уверяю тебя, Мучи, у меня и в мыслях нет тебя разыгрывать.

— Бенни Сэнгстер и Бонни Джонс, как же. Я помню этих парней, я их обоих за решетку отправил. Да, кажется, припоминаю, на суде говорили, что провернули какое-то дело в Париже. Что-то, связанное с союзом Корсики. Ты много о них знаешь?

— Не очень. Ты гораздо больше сможешь почерпнуть из материалов дела.

— Расскажи мне, что ты знаешь о «Корсике».

— Французская мафия. Очень жестокая организация.

Старше, чем Сицилианский союз. Возникла на Корсике, где родился Наполеон, как тебе прекрасно известно. В шестидесятые-семидесятые годы корсиканский синдикат проворачивал серьезные операции здесь, на Восточном берегу, в основном контрабанда и наркотики. Иногда они работали на европейские корпорации так же, как якудза работает на японских бизнесменов. Корсиканский союз — единственная мафиозная группировка с собственной политической программой.

— Политической?

— Да. Они финансировали и организовывали террористические атаки на корпорации, отказывающиеся переходить на евро. Именно на этом наш мальчик Бонапарт и сделал себе имя. Тогда американские семьи сильно враждовали между собой.

— Понятно.

— Сэнгстер и Бонанно все еще за решеткой? — спросил Конгрив.

— Да нет, насколько я знаю, вышли. По-моему, они получили от десяти до пятнадцати или около того.

— Я очень хочу поговорить с ними обоими.

— И когда именно ты хочешь провести эту милую беседу?

— Ты сможешь их найти?

— Я могу найти кого угодно, Эмброуз. Когда тебе будет удобно проинтервьюировать двух уголовников?

— Сегодня вечером будет просто идеально.

— Значит, и вправду надвигается какой-то кризис?

— Как всегда, капитан, — сказал Эмброуз. — История, как однажды заметил Герберт Уэллс, это вечная борьба образования с катастрофой. Сейчас катастрофы впереди на два корпуса.

Мариуччи, улыбаясь, смотрел на него.

— Пойду позвоню. Это не должно занять бол ьше пяти минут. И не вздумай притрагиваться к стейку, пока я не вернусь.

Дом престарелых располагался в темном переулке возле оживленной развязки. Это было приземистое трехэтажное здание, со стен которого облезала штукатурка. Отделанной деревом крутой крыше явно требовался ремонт. Конгрив и капитан Мариуччи оставили привезшего их офицера внизу, за полквартала от дома престарелых и дальше пошли пешком.

— Жуткая дыра, да? Ладно, кто будет общаться с народом через дверь? Ты или я? — спросил капитан.

— Полагаю, это мое расследование, — сказал Эмброуз и постучал в потрескавшуюся ободранную дверь. Через секунду в двери появился крупный мужчина в зеленой униформе. Он лишь слегка приоткрыл дверь.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Эмброуз, показывая ему свой значок. — Я главный инспектор Эмброуз Конгрив из Скотланд-Ярда. А это капитан Мариуччи из полицейского департамента Нью-Йорка. Мы можем войти?

— В чем дело? — спросил мужчина, на миллиметр уменьшив щель в двери.

— Я скажу, когда мы войдем, — ответил Конгрив, распахивая дверь и переступая через порог. Капитан последовал за ним, и все трое очутились в маленькой прихожей, освещенной тусклым желтым светом грязной лампочки.

— Что вам нужно? — спросил мужчина. — Я ничего не сделал. Я простой служащий.

— Как вас зовут? — спросил Мариуччи.

— Лейвон, сэр. Лейвон Грин.

— У вас здесь есть пациент по имени Бен Сэнгстер?

— Да, сэр, есть. Он сейчас наверху. Спит сном младенца.

— Хорошо. Капитан Мариуччи возьмет его дело для меня. А вы проводите меня к нему.

— Да, сэр. Сюда. Мистер Бен живет наверху. Он там один. Но он сейчас спит, как я уже сказал. Он принимает лекарства в шесть. После этого его вышибает, и он храпит до тех пор, пока его не позовут пить апельсиновый сок утром.

— Капитан, — сказал Эмброуз, — я пойду вместе с этим любезным джентльменом наверх, взгляну на мистера Сэн-гстера. Не могли бы вы к нам присоединиться, как только заберете его дело из кабинета управляющего?

— Конечно, главный инспектор, — отозвался Мариуччи, насмешливо поклонившись, — Я приступлю сейчас же. — Он пошел по обшарпанному коридору, бормоча что-то себе под нос. Лейвон показал на узкую лестницу в конце коридора, и Эмброуз быстро зашагал впереди него.

— Это его комната? — спросил Эмброуз, когда они поднялись наверх.

— Да, сэр.

— После вас, — сказал Эмброуз, подождал, пока мужчина откроет дверь, и вошел вслед за ним.

Резкий медный запах ударил Конгриву по носу. Протягивая руку к выключателю возле двери, он уже знал, что увидит. В комнате была свежая кровь. Много крови. Он включил свет.

— Господи Боже, — сказал сторож. — Боже мой, как это…

Эмброуз посмотрел на Лейвона Грина и спросил:

— Этот человек был жив, когда вы последний раз его видели?

— Да, сэр! Он…

— Последний раз вы его видели, когда давали ему лекарства? Во сколько это было?

— В шесть. В шесть часов, я уже говорил. В одно и то же время каждый день. О, Господи.

— Вы абсолютно уверены, что в шесть часов вечера он был жив?

— Живой, как вы или я. Да, сэр. Живой.

— И с тех пор вы ничего не слышали? Никакого шума? Криков?

— Нет, сэр.

— Я вам верю. Ему закрыли лицо подушкой, которая валяется на полу. Это мог сделать один из ваших пациентов?

— Нет, сэр. Ни у одного из них сил не хватит наполовину отрезать человеку голову.

— Кто-нибудь, кроме вас и управляющего, сегодня приходил сюда?

— Только антеннщик.

— Во сколько это было?

— Думаю, около семи. Все, кто еще не лег, сидели внизу, смотрели телевизор, и вдруг картинка пропала. Этот мужчина пришел минут через десять. Сказал, что будет чинить антенну, и для этого ему нужно подняться на крышу.

— Как он выглядел?

— Маленького роста. С широкой улыбкой на лице. Китаец.

— Китаец? Очень интересно. Я хочу, чтобы вы прямо сейчас спустились вниз и попросили капитана Мариуччи немедленно подняться сюда.

Бенни Сэнгстер лежал лицом вверх на пропитанной кровью постели. Его горло было перерезано до самого позвоночника, и рана зияла у него под подбородком, как второй красный рот. Подойдя к кровати, Конгрив заметил, что кровь частично свернулась. Именно в этот момент ему на глаза попалась вторая рана.

На груди тоже был разрез. Насколько Эмброузу было известно, это означало, что у человека вырезали какие-то органы. Судя по размеру и расположению раны, скорее всего сердце.

Кто-то знал о приезде Конгрива в Нью-Йорк, равно как и о цели этой поездки. И этот кто-то здорово его обставил, добрался до Бенни Сэнгстера раньше, чем сам Эмброуз.

Конгрив услышал тяжелые шаги бегущего по лестнице Мариуччи.

— Капитан! — крикнул Конгрив через плечо. — В какой части города находится Кони-Айленд, черт бы его побрал?

— Ты что, турист что ли? В Бруклине, конечно. На юге… А, черт, — воскликнул капитан Мариуччи. Он стоял на пороге, глядя на то, что осталось от Бенни Сэнгстера.

—. Джо Бонанно следующий, — сказал Конгрив. — Пошли.

— Да, точно, он следующий, — кивнул капитан, — и тот, кто прикончил Бенни, кто бы это ни был, наверняка тоже так думает. Пошли отсюда.

Для вечера пятницы дороги были на удивление свободными. Офицер гнал машину по кольцевой дороге.

— Он каннибал, — вдруг сказал Эмброуз, глядя из окна на огни Бруклина.

— Что? Кто? — встрепенулся Мариуччи.

— Убийца. Китаец, который убил Сэнгстера.

— О чем ты, черт возьми, говоришь, Эмброуз?

— Съесть сердце врага. Акт физиологической брутальности. Убийца съел сердце Сэнгстера. По крайней мере он его вырезал. Учитывая то, что его трудно носить с собой, особенно, если он планирует сегодня совершить еще одно убийство, я полагаю, что он съел его прямо над трупом.

— Господи.

— Китайцы не такие брезгливые, как мы, капитан.

— Ты хочешь сказать, что его поведение тебе понятно?

— Табу на каннибализм там слабее, чем на Западе. Во время войны многие китайцы, умиравшие от голода, привыкли к вкусу человечины. И есть много всяких историй о том, как работники моргов или крематориев отрезают ягодицы или груди с женских трупов и забирают их домой на ужин. Ну, понимаешь, начинка для пельменей.

— Ты не мог бы прекратить? Пожалуйста! — взмолился Мариуччи. — Заткнись сейчас же!

Джо Бонанно работал сторожем на колесе обозрения. Сегодня пятница, вечер, одиннадцать с небольшим, так что, скорее всего, они найдут его в парке. Дороги закрывали в полночь, поэтому он, должно быть, все еще был там. Пока они сбегали по ступеням дома престарелых, Мариуччи позвонил в отдел убийств по сотовому телефону. И труповозка уже была на пути в последний приют. Мариуччи подумал, что Лейвон никуда не денется за это время. Когда они выбегали из комнаты, громила все еще стоял над трупом и плакал.