Стихи остаются в строю

Заросший земляничником курган.

Таскают хвою муравьи на спинах.

Растет и зреет ярая малина.

Клыкастый пень

Стоит как истукан.

Кроты пещеры под корнями роют,

И в тишине —

до звезд вознесена —

О купол неба бьется головою,

Не в силах с места тронуться,

сосна.

По ветру к солнцу медленно летит

Пернатых новоселов стая,

Но безучастно —

с дерева —

седая

Сова на мир полуденный глядит.

Безмолвствую в раздумье.

Очарован

Речушкою, что буйствует во рву.

…И счастлив тем,

Что я к земле

прикован,

Что я во всем,

Как все во мне, живу!

А мне, клянусь, еще не надоело

Читать стихи кому придется, петь

И, в шорох листьев вслушиваясь, смело

В глаза тщеславным недругам смотреть.

И в миг тревог, больших страстей, исканий

Входить в тот час, когда заря и тишь…

И ты меня за это любишь втайне,

И лжешь другому, и ночей не спишь.

И шепчешь так: — Когда б не ты, мечтатель,

Не по годам веселый и седой,

Зачем мне жить и к морю в белом платье

В немую полночь выходить одной?!

Только фара мелькнет в отдаленье

Или пуля дум-дум прожужжит —

И опять тишина и смятенье

Убегающих к югу ракит…

Но во тьме, тронув гребень затвора,

От души проклинает связист

Журавлиную песню мотора

И по ветру чуть слышимый свист.

Ну, а я, прочитав Светлова,

Загасив в изголовье свечу,

Сплю в походной палатке и снова

Лучшей доли себе не хочу…

Портянки сохнут над трубой,

Вся в инее стена…

И, к печке прислонясь спиной,

Спит стоя старшина.

Шепчу: — Товарищ, ты бы лег

И отдохнул, солдат!

Ты накормил как только мог

Вернувшихся назад.

Ты не поварил нам. Ну что ж,

В том нет большой беды.

Метет метель. И не найдешь

На небе ни звезды.

Твоей заботе нет цены.

Ляг между нами, брат.

Они снежком занесены

И не придут назад.

Когда утихнет бой и повара

Определят потери по расходу,

Мне кажется, что ты еще вчера

Смотрела с моста каменного в воду.

О чем, о чем ты думала в тот миг?

Какие мысли сердце полонили?

Окопы. Ночь. Я ко всему привык.

В разведку мы опять сейчас ходили.

Но как до счастья далеко! Река

Бежит на запад по долине смело.

А то, что шлем прострелен у виска,

Так это чушь, обыденное дело.

Такой, как все, — в треухе, полушубке,

Не по годам заросший бородой, —

Шутил солдат. А дым валил из трубки,

И он его отмахивал рукой…

И говорил раздельно и негромко:

— Ну разве, други, в том моя вина,

Что русская беспечная девчонка

В меня под Омском где-то влюблена.

Спасенья нет от писем и открыток,

От самых веских в многоточьях строк…

У юности всегда большой избыток

Душевных чувств, догадок и тревог.

Спасенья нет! А началось все просто:

Пришла посылка… (Экая беда!)

Но если б я, примерно, был Матросов,

Тогда понять все можно без труда.

А то — сапер! — Все улыбнулись. Мирно

Горел костер. Дул южный ветерок.

Смолистый пень в сугробе, как мортира,

Стоял. И ночь трубила в лунный рог.

Преодолев молчанье, выпив водки,

Он встал: — Пора! — Снег падал с высоты.

Вздохнули все. Но он пошел по тропке

Ломать мостам железные хребты.

Я из холстины сшил кисет себе,

Из клена выжег трубку ночью. Знаю:

Они в моих скитаньях и судьбе

Большую роль наверняка сыграют.

Но если я не буду стар и сед

И выйду раньше времени из строя,

Пускай возьмет и трубку и кисет

Любой, кто труп найдет мой после боя.

Я так хочу, чтоб и в другой судьбе

Они, как хлеб, необходимы были…

Я трубку выжег, сшил кисет себе,

Друзья мои мне кремень подарили.