Борис Богатков

Из школьного дневника

С завистью большой и затаенной

На отца смотрел я потому,

Что наган тяжелый, вороненый

Партия доверила ему.

Вечерами синими при лампе

Он рассказывал, как их отряд

Атакующей кулацкой банде

Указал штыками путь назад…

Как партийцы шли вперед бесстрашно

Сквозь свинец и ветер, а потом

Зло скрестили в схватке рукопашной

Взгляд со взглядом, штык с чужим

штыком.

Встану я, решительный и зоркий,

На родных советских рубежах

С кимовским значком на гимнастерке,

С верною винтовкою в руках.

Повестка

Все с утра идет чредой обычной:

Будничный, осенний день столичный —

Новый день упорного труда;

Шум троллейбусов, звонки трамваев,

Зов гудков доносится с окраин,

Торопливы толпы, как всегда.

Но сегодня и прохожим в лица,

И на здания родной столицы

С чувствами особыми гляжу,

А бойцов дарю улыбкой братской:

Я последний раз в одежде штатской

Под военным небом прохожу.

Москва, 1941

«У эшелона обнимемся…»

У эшелона обнимемся.

Искренняя и большая

Солнечные глаза твои

Вдруг затуманит грусть.

До ноготков любимые,

Знакомые руки сжимая,

Повторю на прощанье:

— Милая, я вернусь.

Я должен вернуться, но если…

Если случится такое,

Что не видать мне больше

Суровой родной страны, —

Одна к тебе просьба, подруга:

Сердце свое простое

Отдай ты честному парню,

Вернувшемуся с войны.

30 декабря 1942 г.

Девять ноль-ноль

Война сурова и не проста.

Умри, не оставляя поста,

Если приказ таков.

За ночь морской пехоты отряд

Десять раз отшвырнул назад

Озверелых врагов.

Не жизнью — патронами дорожа,

Гибли защитники рубежа

От пуль, от осколков мин.

Смолкли винтовки… И наконец

В бою остались: один боец

И пулемет один.

В атаку поднялся очередной

Рассвет. Сразился с ночною мглой.

И отступила мгла.

Тишина грозовая. Вдруг

Моряк услышал негромкий стук.

Недвижны тела,

Но застыла над грудою тел

Рука. Не пот на коже блестел —

Мерцали капли росы.

Мичмана — бравого моряка —

Мертвая скрюченная рука.

На ней живые часы.

Мичман часа четыре назад

На светящийся циферблат

Глянул в последний раз,

И прохрипел, пересилив боль:

— Ребята, до девяти ноль-ноль

Держаться. Таков приказ… —

Ребята молчат. Ребята лежат.

Они не оставили рубежа.

Напоминая срок

Последнему воину своему,

Мичман часы протянул ему:

«Не подведи, браток!»

Дисков достаточно. С ревом идет,

Блеск штыков выставляя вперед,

Атакующий вал.

Глянул моряк на часы: восьмой…

И пылающей щекой

К автомату припал.

Еще атаку моряк отбил.

Незаметно пробравшись в тыл,

Ползет фашистский солдат.

В щучьих глазах — злоба и страх.

Гранаты в руках, гранаты в зубах,

За поясом пара гранат.

В автоматчика все пять штук

Он швыряет, и тогда… Но вдруг,

Словно землею рожден,

Вырос русский моряк,

Большой,

С окровавленной рукой.

Быстро зубами он

С последней гранаты сорвал кольцо,

Дерзко крикнул врагу в лицо:

— Ну, гад! Взлетим, что ль,

За компанию до облаков? —

От взрыва застыли стрелки часов

На девяти ноль-ноль…

Загрузка...