Стихи остаются в строю

Я люблю родной мой город Харьков —

Сильный, как пожатие руки.

Он лежит в кольце зеленом парков,

В голубых извилинах реки.

Я люблю, когда в снегу он чистом

И когда он в нежных зеленях,

Шелест шин, как будто шелест листьев,

На его широких площадях.

От Москвы к нему летят навстречу

Синие от снега поезда.

Связан он со всей страною крепче,

Чем с созвездьем связана звезда.

И когда повеет в даль ночную

От границы орудийный дым,

За него и за страну родную

Жизнь, коль надо будет, отдадим.

Самое страшное в мире

Это быть успокоенным.

Славлю Котовского разум,

Который за час перед казнью

Тело свое граненое

Японской гимнастикой мучил.

Самое страшное в мире

Это быть успокоенным.

Славлю мальчишек смелых,

Которые в чужом городе

Пишут поэмы под утро,

Запивая водой ломозубой,

Закусывая синим дымом.

Самое страшное в мире

Это быть успокоенным.

Славлю солдат революции,

Мечтающих о грядущем.

Славлю солдат революции,

Склонившихся над строфою,

Распиливающих деревья,

Падающих на пулемет.

Война совсем не фейерверк,

А просто трудная работа,

Когда, черна от пота, — вверх

Спешит по пахоте пехота.

Марш!

И глина в чавкающем топоте

До мозга костей промерзших ног.

Наворачивается на чоботы

Весом хлеба в месячный паек.

На бойцах и пуговицы вроде

Чешуи тяжелых орденов:

Не до ордена. Была бы родина

С ежедневными Бородино.

Я вышел

Из сада в тумане

На площадь в разливе огней.

Ее обскакавши, устанет

Сильнейший из наших коней.

И лунного света снежинки

Упали…

И сад посинел…

Гранитная площадь Дзержинского

Сера, как его шинель.

Его гимнастеркой и кителем

Шуршит, чуть задумавшись, сад.

Пришедшему новому жителю,

Как новому другу, я рад.

Спасал он Архангельск

И Киев

От смерти, что в черных стволах,

Бессонные ночи сухие

Над жестким квадратом стола…

И приговор честен и грозен

Над подписью

Тверже штыков.

Дзержинского подпись привозит

В голодный детдом молоко.

Повеяло утром и холодом,

И воздух кристален и чист.

Встает

Над родным моим городом

Живой и высокий чекист.

И образ встает

Командира,

Железного большевика.

Глаза его смотрят над миром

Зрачками всех окон ЦК.