Стихи остаются в строю

Да будет веселым день нашей победы!

Мы снова сойдемся в круг —

Друг налево и друг направо,

и прямо напротив друг.

Когда этот час неизбежный настанет,

я встану, подняв стакан:

— Не все здесь с нами. Одни убиты,

лечат других от ран.

Но я от имени всех живущих и тех,

кто погиб в бою,

В слове простом, и взволнованном слове

прославляю страну мою.

Что я скажу, как сумею найти я

лучшие в мире слова!

Я даже не крикну, а тихо скажу вам:

— Да здравствует наша Москва!

Мы в окна посмотрим — увидим:

снова звезды горят на Кремле,

Весна начинается, пахнет весною

по всей молодой земле,

Вот они, школы, где мы учились,

сквер, куда шли гулять.

Вокзалы, с которых мы провожали,

зовут нас теперь встречать!

А если мне суждено в сраженье

погибнуть до этого дня —

Ты тогда поднимись со стаканом

и это скажи за меня.

Сделайте все, что я не успею

сделать в моей стране.

А любимую пусть никто не целует,

пусть помнит она обо мне!

Я не знаю, надо иль не надо

Сны свои рассказывать в стихах.

Только возле города Гренады

Я сегодня ночевал в горах.

Я видал, как проходили грозы,

Слышал, топали издалека,

Проплывали верхом бомбовозы,

Низом проплывали облака.

После снов тяжелых, после боя,

После гулких вздохов батарей

Небо над Испанией такое,

Как весной над родиной моей.

Я хожу по улицам суровый,

Сплю под дребезжанье гроз.

В комнате моей шестиметровой

Запах пороха мадридского и роз

Из садов распахнутых Гренады,

Не увядших на крутых ветрах…

Я не знаю, надо иль не надо

Сны свои рассказывать в стихах.

Если звездными ночами снится,

Как расходятся во тьму пути,

Значит сердцу дома не сидится,

Значит сердцу хочется уйти.

Но оно не скажет мне ни слова,

Я пойму его по стуку сам —

К опаленным подступам Кордовы,

К астурийским рослым горнякам

Рвется сердце. Сквозь дожди и ветры

Путь его протянется, как нить…

…На пространстве в шесть квадратных

метров

Разве можно сердце уместить?

Пусть выходит сердце, как победа,

Как луна к раскрытому окну,

К черноглазым девушкам Овьедо,

Отстоявшим пулями весну.

И они, уверенны и ловки,

Проходя сквозь орудийный дым,

Зарядят тяжелые винтовки

Сердцем сокрушающим моим.

Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы

Неумелой рукой к гимнастерке своей пришивать,

Золотые, привыкшие к синему, птицы

По защитному небу легко научились летать.

Хоть клянусь не забыть — может, все позабуду

на свете,

Когда час вспоминать мне о прожитых днях

подойдет,

Не смогу лишь забыть я крутой и взволнованный

ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Не сумею забыть этот ветер тревожной дороги,

Как летит он, взрываясь над самой моей головой,

Как в испуге ложится трава молодая под ноги,

И деревья со злостью качают зеленой листвой.

Фронтовая судьба! Что есть чище и выше на свете!

Ты живешь, ощущая всегда, как тебя обдает

Бескорыстный, прямой, удивительной ясности ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Тот, кто раз ощущал его сердцем своим и душою,

Тот бескрылым не сможет ходить никогда по земле,

Тот весь век называет своею счастливой звездою

Пятикрылые звезды на синем, как небо, крыле.

И куда б ни пошел ты — он всюду проникнет

и встретит,

Он могучей рукою тебя до конца поведет —

Беспощадный, упрямый в своем наступлении ветер

От винта самолета, готового в дальний полет.

Ты поверь мне, что это не просто красивая фраза,

Ты поверь, что я жить бы, пожалуй, на свете не мог,

Если б знал, что сумею забыть до последнего часа

Ветер юности нашей, тревожных и дальних дорог.

А когда я умру и меня повезут на лафете,

Как при жизни, мне волосы грубой рукой шевельнет

Ненавидящий слезы и смерть презирающий ветер

От винта самолета, идущего в дальний полет.