Тёплый, но уже пахнущий осенью лёгкий ветер ласковыми потоками обволакивал кожу. Последние дни августа выдались на удивление погожими, словно у лета открылось второе дыхание. А судя по тому, что мы узнали о погодных ужасах, творящихся здесь в наше отсутствие, лето протекало для природы крайне болезненно.
Лёжа с закрытыми глазами в уютных объятиях Максима, я слушала шум воды, крики птиц и детей, гудение машин и не могла перестать улыбаться. Так спокойно. Ну, уже теперь, после того, как неделю назад мы внезапно заявились ко мне домой после самого продолжительного пребывания в неизвестном, мистическом лагере.
- Удивительно, что отец вообще выпустил тебя на свободу, — Макс продолжил разговор, который уже несколько раз затухал, прерываемый то поцелуями, то простым желанием поваляться в тишине.
- Я сказала ему, что мне так и так придётся пойти на учёбу, а значит, надо потихоньку выходить в люди.
- Вот бы у меня все так легко разрешилось, — вздохнул парень.
- Папа до сих с тобой не разговаривает?
- Ага. Как резко безумная радость может смениться яростью, когда твои родители вдруг вспоминают, что ни в каком из лагерей универ меня не регистрировал.
- Странно, что наша легенда вообще сработала!
- Это да.
Прежде чем показаться семьям, мы с друзьями почти до самого рассвета придумывали более ли менее слаженный рассказ о том, где мы шатались так долго. А под понятием “долго”, как потом выяснилось, подразумевалось почти все лето. Мы спорили, злились, психовали, но в итоге решили сказать, что отправились в университетский лагерь нелегально, чтобы спокойненько отдохнуть без надзора преподавателей, а потом поселились в палатках чуть поодаль. А затем в нас вообще разыгралась жажда путешествий, и мы решили устроить небольшое пешее путешествие. Вот тут-то погодные катаклизмы, обрушившиеся на наш мир из-за миртранской войны, и сыграли нам на руку. Узнав от папы, какой ужас творился повсюду: вырывавшиеся с корнем деревья, обрывы проводов, чуть ли не торнадо на каждом шагу — мы тут же сориентировались и стали вдохновленно врать, что именно поэтому и пропали так надолго. Связи не было, а выйти к какому-нибудь населённому пункту мы не могли, ибо потерялись и вообще прятались от проливных дождей, ветров и молний. Наш потрепанный вид вполне подтверждал легенду. Она, конечно, звучала малость бредово, но все родители были так счастливы найти своих детей целыми и невредимыми, что во все сразу поверили. Или сделали вид, что поверили. Может, чуть позже они снова попытаются докопаться до истины, но сейчас это казалось таким неважным. Мы дома, живые и практически здоровые. Богдана с друзьями увезли домой на следующий день мчавшиеся всю ночь на трех машинах родители. Нужно было видеть это ядерное переплетение слез радости и облегчения с постоянными угрозами оторвать башку за “полную безответственность, идиотскую жажду приключений и детство, играющее в одном известном месте”. Максим, Эрика и Глеб хотели добраться до своих домов самостоятельно, но папа, уже успевший раздобыть контакты их семей во время моих поисков, тут же всех обзвонил. Короче, представление под названием “Возвращение домой блудных детей” затянулось и выжало из меня все силы. Правда, я зря понадеялась на скорейший полноценный отдых — мне устроили такой допрос с пристрастием, на всю жизнь запомнила. Папа внимательно выслушал все путаные ответы, а потом долго, очень долго на меня смотрел, так, будто видел впервые и пытался понять, что за зверь перед ним стоит.
- Он сказал, что я изменилась, — грустно прошептала я. — Голос, интонации, взгляд, движения — все другое.
- Но ведь это действительно так, — мягко ответил Макс, заправляя мне за ухо прядь, которую то и дело выбивал ветер.
- Я знаю. Но мне не хотелось, чтобы он заметил. А если и заметил, то хотя бы отреагировал по-другому. А он будто… очень расстроился.
- Тебе совершенно точно показалось. Ему просто нужно привыкнуть к новой, повзрослевшей дочери, вот и все.
- Вот в том-то и дело, что он никак не может понять, почему я за одно-единственное лето изменилась так сильно!
- Ну, долгое выживание в дикой природе еще ни для кого не проходило бесследно. Вот увидишь, скоро начнется учеба, ты войдешь в образ прелестной выпускницы, и твой папа расслабится, — с фирменной полуулыбкой постарался успокоить меня Макс и, наверное, чтобы отвлечь от тоскливых мыслей, добавил:
- А у меня шрамы на спине остались.
- Чего?! Те самые, от монрута? Почему ты к целителю не сходил? Вон даже мои шрамы залечили! — от негодования я аж села, и Максим недовольно поморщился, явно не желая выбираться из разморенного солнечным теплом состояния.
- Да как-то забыл, — парень пожал плечами, тоже приподнимаясь на расстеленном пушистом пледе с разноцветными рыбками. Это мой такой. — Они же зажили, я и не парился. Да и в Миртране мне редко зеркала попадались, чтобы перед ними голым крутиться. Вот дома уже заметил. Да там ничего страшного, — рассмеялся Макс, обратив внимание на мой страдальческий вид. — Всего лишь четыре тонкие полосы, светлые, даже и не видно практически.
- Ага, во всю спину!
- Ой, зря я тебе рассказал.
- Как будто я бы в итоге не узнала!
- А как скоро ты планировала узнать? — тут же с хитрющей улыбкой спросил самый невыносимый брюнет в мире. Но я не успела придумать достаточно возмущенный ответ, так как у Макса зазвонил телефон. Я невольно вздрогнула — надо же, все никак не отвыкну от магических браслетов и прочей миртранской атрибутики, которая не орала каждый раз так громко, особенно голосом какого-нибудь певца. Максим включил громкую связь.
- Вы на месте? — раздался искаженный голос нашего друга.
- Да мы тут с самого утра торчим. Раз уж настал день освобождения Ники из-под домашнего ареста, решили воспользоваться ситуацией.
- Ну тогда подходите к сцене, а то я уже устал один Эрику успокаивать.
Мы свернули плед, причем Максим заботливо стряхнул с него все соринки, травинки и букашек в мою сторону, и направились в ту зону набережной, где почти каждый летний вечер проводились небольшие концерты. Но сегодня был другой случай: в преддверии нового учебного года многие школы и ВУЗы решили устроить концерт в знак прощания с летом, чтобы хоть немного растрясти всё сильнее грустивших студентов. Рядом с небольшой сценой собралась приличная толпа, поверх которой Максим сумел разглядеть друзей.
Эрику трясло крупной дрожью, и Глеб не знал, что с этим делать — обычно пение никогда так не ужасало его сестру. Я отвела подругу, постоянно повторяющую, что она не справится, в сторону и усадила на скамейку в тени и вдали от суматошной толпы.
- Ну что не так? Ты же не разучилась петь за это лето, что страшного? И даже твои связки целы, в отличие от моих. Папа, кстати, уже начинает от версии с простудой склоняться к мысли о том, не начала ли я курить в этом несуществующем лагере. А то больно долго хриплю.
Эрика тихо рассмеялась нежным, ни с чем не сравнимым смехом повелительницы Воздуха. Я облегченно вздохнула, радуясь маленькой победе. Ой, а не пойти ли мне учиться на психолога?
- Просто я… Последний раз пела для Ремена, — тихо ответила подруга, впервые произнеся это имя после нашего возвращения домой. — И верила, что буду петь для него еще бесконечное множество раз.
- Ну так и спой для него снова.
- О, нет, — простонала подруга. — Ты сейчас сказала просто ужаснейшую банальщину!
- А вот сейчас было немного обидно, — насупилась я, но, видя, что подругу никак не отпускает паника, вздохнула. — Тогда спой, пожалуйста, для нас. Чтобы и тебя, и нас просто взяло и отпустило. Чтобы мы выдохнули и наконец-то поверили, что действительно вернулись домой, живыми, невредимыми и с возможностью строить свою жизнь дальше, может быть, даже без кошмаров каждую ночь.
- А у нас получится?
- Ну ясное дело.
Подруга сморгнула навернувшиеся слезы и посмотрела в небо улыбнувшись. Кивнула собственным мыслям и поднялась со скамейки.
- Ну тогда я пошла готовиться? — спросила она и, не дожидаясь ответа, направилась к знакомому, отвечающему за звуковую аппаратуру. На середине пути резко развернулась, подлетела ко мне и обняла так легко, как может только ветер. — Спасибо.
Я вернулась к парням, уже оттесненным от сцены более настойчивыми зрителями, поднимая оба больших пальца вверх. Глеб с благодарностью улыбнулся, а Максим тут же притянул меня к себе. Мы слились с беззаботной пританцовывающей молодежью, как будто тоже всё лето только загорали, веселились, сетовали на приближающуюся учебу и строили планы на ближайшее будущее. Концерт начался энергичным поп-роком, который вытеснил из головы все мысли до единой. Подпрыгивая в такт музыке, я растворялась в ее волнах, щурясь от яркого солнечного света и наслаждаясь воздухом, в котором витал восхитительный аромат воды. Никакой войны, никакой боли, никакого постоянного ожидания смерти. Да, да, да! Мы сделали это!
Когда блок энергичных песен завершился и ему на смену пришли более нежные и романтичные, мы, уже слегка выдохшиеся, плавно покачивались, не в силах полностью остановиться. Тело требовало движения как доказательства жизни. Теплые руки Максима, стоявшего за моей спиной, обнимали за талию, и от мимолетного ощущения абсолютного счастья хотелось взлететь и рассыпаться миллионом радужных искр. Но приходилось стоять на раскаленном асфальте, ведь на сцену как раз поднималась Эрика.
Изящная, с распущенными волосами и в светлом струящемся платье, подруга выглядела точно так же, как при первой нашей встрече. Настоящая воздушная нимфа. Заигравшая нежная музыка заставила нас замереть, чтобы не спугнуть хрупкое волшебство момента. Макс прижал меня сильнее и поцеловал в макушку. Я улыбнулась, положив свои руки поверх его, и попыталась вглядеться в лицо подруги. Она, в свою очередь, тоже нашла нас взглядом: на лице промелькнула почти неуловимая улыбка, и Эрика запела, забирая нашу боль и отпуская ее вместе со своей в далекую пустоту Вселенной.
- Было так холодно, но стало тепло,
Было так больно, но это мне помогло.
Мне кажется, я стала лучше и легче,
И выдержат небо легко мои плечи.
Каждой клеточкой тела я впитывала музыку, голос и слова — слова, которые благодаря Эрике обретали особенный смысл, понятный лишь нам. От переполняющих меня эмоций сердце было готово выпрыгнуть из груди, но притормозило, решив прислушаться к Максу, вдруг наклонившемуся вплотную к моему уху.
- Я тут вспомнил, что просто невероятно тебя люблю, — прошептал он с улыбкой, сквозящей в голосе. — Ты в курсе?
Сердце все-таки вылетело, распуская гигантские крылья, и облетело земной шар по экватору раза три. Вернувшись на место, оно наполнило меня непередаваемым чувством безграничного счастья.
- А ты, кстати, в курсе, чем мы будем заниматься последние дни заслуженного отдыха? — хитро поинтересовалась я, мастерски выворачивая шею, чтобы посмотреть на Максима. — Поскольку на улице так сильно печет солнце, что гулять целыми днями просто невозможно, в любой одежде жарко, соображать трудно…
- М-м-м, да-да, продолжай, — промурлыкал самый чудесный брюнет на свете.
- Мы будем много, много, очень много плавать! — громким шепотом сообщила я и коварно захихикала, отворачиваясь к сцене. К сцене, на которой хрупкая, но отважная нимфа своим голосом и магией слова избавляла нас от страданий.
- Когда тяжело, трудно верить, что это пройдёт,
Что жизнь, отнимая, потом многократно вернёт.
И может, мы скоро поймем, что нет ничего теплее зимы,
Где верных взаимно любимых найдем себе мы.
Пойдём в эту теплую осень, в туман,
В город, усыпанный листьями, в море огней.
Показывал зарево в звездах небесный экран,
Пока жизнь приятна, давай насладимся ей!..*
______________________________________
*«Теплая осень» (гр. Flёur)
Конец истории.