Столп. Артамон Матвеев

От автора

Каждый, век для России по-своему ключевой, но XVII — Божее знамение русскому народу: о минувшем и о будущем. Век начался полным разрушением государственности, расхищением территорий, гибельным падением нравственности, богохульством, всеобщей изменой: православию, царству, народу, семье, — но уже через сорок лет Россия явилась миру в границах необъятных, с интересами на юге, западе, на востоке и с постоянным своим стремлением на север, где искателей просторов и древних тайн встречало ледяное безмолвие да игры небесных сияний.

Открывая для себя XVII век, я понял: новейшую историю Отечества кощунственно начинать с петровских преобразований. Лик России, душа России совсем не те, что внушены нам учебниками и литературой.

«Столп» — роман, завершающий мои работы о XVII веке. Тридцать пять лет я жил страданиями и счастьем наших пращуров.

Первые три повести («Хождение встречь солнцу», «Клад атамана», «Сполошный колокол») были для меня освоением эпохи.

Постепенно удалось объять XVII век. «Василий Шуйский», «Смута», «Свадьбы», «Долгий путь к себе» — эпопея о воссоединении Украины с Россией, — «Тишайший», «Никон», «Аввакум», «Страстотерпцы» — и вот теперь «Столп».

Последние пять романов — художественное осмысление царствия Алексея Михайловича. Каждый роман самостоятелен, и в то же время весь цикл — это единое произведение. Прослеживаются судьбы людей, определивших лик XVII столетия, историю русского народа — политическую, духовную, нравственную. Мне не надо было выдумывать героев, закрученных сюжетных ходов. Россия не знает землетрясений, а вот человеческим бурям, ломающим основы жизни, счету нет.

В «Столпе» выведены все главные герои моего пятикнижия на склоне лет.

Некогда всесильный патриарх Никон здесь узник Ферапонтова, а потом Кирилло-Белозерского монастырей. Его «заточение» своеобразное, но от великих церковных и государственных дел он отстранён. Без него вершат историю.

Царь Алексей Михайлович в последние годы правления ради юности второй своей жены, Натальи Кирилловны, увлёкся театром, но к государственным и церковным делам оставался зорким до последних дней жизни. Тишайший ставил к рулю государственного корабля людей даровитых, не считаясь с законами местничества, когда все высшие посты должны были принадлежать не мудрым и умелым, но родовитейшим. Фаворитами Алексея Михайловича были Борис Иванович Морозов, уступавший в древности рода большинству бояр, Никон — сын мордовского крестьянина, Ордин-Нащокин — мелкопоместный дворянин из Опочки и, наконец, Артамон Сергеевич Матвеев — сын мелкого государственного чиновника.

Всех своих ставленников царь любил, но бывало — любовь оборачивалась ненавистью. Так случилось с Никоном. Увы! Равнозначной замены Никону не нашлось. Царь сам руководил церковными делами, и его постоянной болью стал Соловецкий монастырь. Неповиновение монахов, не принявших церковные реформы Никона, затянулось на десять лет.

В «Столпе» показаны последние годы противостояния. Среди защитников Соловков от царских воевод упоминаются братья-молчуны. Братья, приютившие некогда отрока Савву, были московскими пирожниками. Оба подверглись жестокой казни — им урезали языки. Трагедия связала Савву с братьями-молчунами на всю жизнь.

Савва, Енафа, Молах, Малашек — образы собирательные. Они участники событий, потрясавших государство, в какой-то степени — зеркало эпохи.

Один только Малах, крестьянин по рождению, не покидает родного села и, что бы ни происходило в мире, занимается своим делом — пашет поле, сеет, убирает хлеб... Сама же Рыженькая — образ русского селения XVII века. Село принадлежало братьям-боярам Борису и Глебу Морозовым, после их смерти супруге Бориса — Анне Ильиничне, сестре царицы. По наследству досталось боярыне Федосье Прокопьевне Морозовой, а после того, как царь лишил боярыню всех земель, перешла к братьям, к сыновьям Малаха — Егору и Федоту, — мастерам Оружейной палаты.

Боярыня Морозова и сестра её княгиня Урусова в «Столпе» — узницы Боровской тюрьмы.

Когда-то Федосья Прокопьевна была лучшим другом своего деверя боярина Бориса Ивановича Морозова — дядьки Алексея Михайловича. Выезды Морозовой всякий раз становились событием для Москвы. Боярыню сопровождали от трёх сотен до тысячи слуг. Но оставшись верна двоеперстию, почитая духовным отцом протопопа Аввакума, она из самого близкого царю человека превратилась в его опасного противника. Тайно Федосья Прокопьевна постриглась в монахини с именем Феодора. О тайне знали избранные, и в романе мы называем боярыню чаще всего светским именем, запечатлённым в истории.

Горчайшую участь старшей сестры добровольно разделила и младшая — Евдокия Прокопьевна Урусова.

Тишайший царь был беспощаден к праведницам, не отступившим от церковных обрядов отцов.

В романе немало страниц посвящено украинским делам.

Очень дорогую цену платил русский народ, спасая православных братьев малороссов от голода, от истребления.

Хозяевами Малороссии почитали себя не только казацкая старшина — все эти полковники, генеральные писари, сотники, — но и польская шляхта, и турецкий султан.

Польша, уступив Киев по Андрусовскому договору на два года, дипломатически вернуть его не могла, а на большую войну с Россией сил не имела. Но междоусобные войны, в которые была втянута Россия, не прекращались вот уже двадцать пять лет со времён восстания, поднятого Богданом Хмельницким. Вместо одного в Малороссии было уже три гетмана, четвёртого, Юрко Хмельницкого, турецкий султан держал про запас. Постоянно угрожал Москве крымский хан, в союзе то с польским королём, то с гетманом Дорошенко, то являлся, соединясь с турецкими войсками.

В столь сложной политической обстановке роль дипломатии имела для Московского царства первостепенное значение.

Посольский приказ в последние годы правления Алексея Михайловича возглавлял друг его детства Артамон Сергеевич Матвеев. Для своего времени человек просвещённый, видевший благо в науках, он всю молодость провёл в походах, совершая подвиги не только военные, но и дипломатические.

Матвеев был любимцем украинского казачества. Артамону Сергеевичу верили, его слово было словом России. К нему, к заступнику, обращались духовные иерархи Малороссии, гетманы, посланцы городов и Запорожской Сечи.

А теперь, предваряя чтение, сделаем некоторые пояснения слов, терминов, понятий, какие могут вызвать недоумение у читателей.

В романе часто встречается слово Терем с большой буквы. Терем — это кремлёвское жилище царицы и царевен — сестёр и дочерей царя, малолетних царевичей. Но Теремом иногда называли и весь Дворец — дом царя. Был и ещё один термин, обозначавший место обитания высшей власти: Верх.

Счёт годам в допетровскую эпоху вёлся преимущественно от сотворения мира. Считалось, что Христос родился через 5508 лет после того, как Бог отделил свет от тьмы, создал землю и человека. Прибавляем к 2001 году 5508, и выходит: нынешний год от Сотворения мира — 7509-й.

В романе приверженцы старого обряда называют Христа не Иисусом, как приняла наша Церковь при Никоне, а по-старому — Исусом.

Князь Юрий Долгорукий называется двояко: Юрий и Юрья. Двоякое написание имени боярина запечатлёно в многочисленных документах.

Скажем о Болоте. Так москвичи называли место против Кремля, в Замоскворечье, где выставлялись головы, руки и ноги казнённых. Голова Стеньки Разина несколько лет устрашала любителей вольницы. На Болоте же совершали казнь сожжением в срубах.

Несколько раз в романе встречается слово «блядь». В XVII веке оно было обличительным, но не матерщиной. Боголюбивый царь Алексей Михайлович произносил это слово в храмах, ругая священников за допущенные ошибки в службе, это слово для поношения своих врагов употреблял в письмах и книгах протопоп Аввакум. «Блядь» означало измену вере, отступничество от заветов отцов.

Россия XVII века не знала антисемитизма. Иудей, принявший христианскую веру, был своим человеком, а вот русский, впавший в жидовствующую ересь, воспринимался как отступник, как враг. Эта ересь возникла в конце XV столетия в Новгороде, проникла в Москву, в высшие слои общества, и была осуждена на Соборе.

В романе встречаются цитаты из книг и писем Аввакума. Аввакум — один из главных героев романа. Он великий русский писатель, великий борец. Его письма — живое слово, дошедшее до нас из XVII века. Протопоп иногда писал сложно, но он знал: читать его будет вся Россия и все его поймут. Так что письма Аввакума — свидетельство об уровне духовности и грамотности народа той давней эпохи.

И скажем ещё об «аз». «Аз» для церковной речи — «я». Церковность была сутью жизни в допетровские времена. Вот почему герои романа в особо значительных разговорах, в спорах употребляют «аз» вместо «я».

Другие устаревшие слова, понятия, термины, чины мы приводим в словаре.

А теперь — в XVII век, к праотцам нашим...