Страх Мудреца

Глава 111 Лжец и Вор

Шеин и я вернулись в комплекс каменных построек и обнаружили Темпи, стоящего снаружи, нервозно переминаясь с ноги на ногу.

Это подтвердило мое подозрение.

Он не посылал Шеин, чтобы проверить меня.

Она сама нашла меня.

Когда мы подошли достаточно близко, Темпи вытянул свой меч правой рукой, острием вниз.

Его левая рука старательно показала [уважение].

- Шеин, - сказал он. - Я...

Шеин жестом попросила его следовать за ней, и сама вошла в низкое каменное строение.

Она махнула маленькому мальчику.

- Позови Карсерет. - Мальчик убежал.

[любопытство]

Я прожестикулировал Темпи.

Он не смотрел на меня.

[Глубокая серьезность.]

[Будь внимателен.]

Меня отнюдь не успокоил тот факт, что это были те же самые жесты, которые он показывал на дороге в Кроссон, когда мы думали, что идем в засаду.

Его руки, заметил я, слегка дрожали.

Шеин провела нас к открытому дверному проему, где женщина в красном наемников присоединилась к нам.

Я узнал тонкие шрамы на ее брови и челюсти.

Это была Карсерет, наемница, которую мы встретили на пути в Северен, та, которая толкнула меня.

Шеин пригласила двух наемников внутрь, но меня задержала рукой.

- Жди здесь.

То, что сделал Темпи, нехорошо.

Я буду слушать.

Затем я решу, что будет с тобой.

Я кивнул, и она закрыла дверь за собой.

* * *

Я ждал час, два.

Я напрягал слух, но не мог расслышать ничего из происходящего по ту сторону двери.

Несколько человек минули проход: два наемника в красном и другой в обычной серой домотканой материи.

Каждый из них посмотрел на мои волосы, но никто из них не пялился.

Вместо улыбки и кивка, как принято у варваров, я не выражал никаких эмоций, отвечая их маленьким жестам приветствия, и избегал встречи глазами.

Где-то после третьего часа, дверь отворилась и Шеин махнула мне, приглашая внутрь.

Это была хорошо освещенная комната со стенами из обработанного камня.

Она была размером с большую спальню в таверне, но выглядела даже больше, благодаря отсутствию любой заметной мебели.

Здесь была маленькая железная печка, излучающая мягкое тепло возле одной из стен, и четыре стула, повернутые друг к другу, образуя круг.

Темпи, Шеин и Карсерет заняли три из них.

Следуя жесту Шеин, я сел на четвертый.

- Скольких ты убил? - спросила Шеин.

Ее тон был совершенно не таким, как раньше.

Не допускающий возражения.

Тот же самый тон, который был у Темпи во время наших обсуждений Летани.

- Многих. - Я ответил без раздумий.

Я могу быть глуповатым иногда, но я знаю, когда меня проверяют.

- Многих - это скольких? - Не просьба о разъяснении.

Это был новый вопрос.

- Когда убиваешь людей, один - это уже много.

Она легко кивнула.

-Ты убивал людей не по Летани?

- Возможно.

- Почему ты не ответил "да" или "нет"?

- Потому что Летани не всегда было понятно мне.

- А почему так?

- Потому что Летани в принципе непонятно.

- Что же делает Летани понятным?

Я сомневалс, хотя знал, что этого не стоит делать.

- Слова учителя.

- Кто-то может научить Летани?

Я начал показывать [неуверенность], затем вспомнил, что ручные жесты были неуместны.

-Возможно, - сказал я.

- Я не могу.

Темпи слегка дернулся, сидя на своем стуле.

Все шло не очень хорошо.

За недостатком других идей, я глубоко вздохнул, расслабился и спокойно погрузил свой разум в Крутящийся Лист.

- Кто знает Летани? - спросила Шеин.

- Несущийся по ветру лист, - ответил я, хотя, честно говоря, не знал, что я имел в виду под этим.

- Откуда идет Летани?

- Оттуда же, откуда смех.

Шеин колебалась немного, затем спросила: -Как ты следуешь Летани?

- Как следовать за луной?

Время с Темпи научило меня ценить различные паузы, которые помогали перемежать беседу.

Адемик - язык, который говорит молчанием столько же, сколько словами.

Есть полная смысла пауза.

Вежливая пауза.

Смущенная пауза.

Есть пауза, которая подразумевает много, пауза, которая извиняется, пауза, которая придает значение.

Эта пауза была неожиданной пустотой в беседе.

Это было свободное пространство для вдоха.

Я чувствовал, что я сказал что-то очень умное или что-то очень глупое.

Шейн сместилась в кресле и воздух формальности испарился.

Почувствовав, что мы идем дальше, я позволил своему разуму выйти из "крутящегося листа".

Шейн повернулась и посмотрела на Карсерет.

- Что ты скажешь?

Карсерет сидела как статуя на протяжении всего этого, безэмоциональная и спокойная.

- Я скажу тоже, что и раньше.

Темпи нетинад (предал?) всех нас.

Он должен быть срезан.

Именно по этой причине у нас есть законы.

Игнорировать закон значить стереть его.

- Слепые следуют законам, чтобы быть рабами, - сказал быстро Темпи.

Шейн показала жестом [резкий выговор] и Темпи покраснел от смущения.

- Как и его. - Карсерет указала на меня.

[Отклонение.]

- Он не из Адемры.

В лучшем случае он дурак.

В худшем - лжец и вор.

- И что ты скажешь сегодня? - спросила Шейн.

- Собака может лаять три раза без счета.

Шейн повернулась к Темпи.

- Выступив вне своей очереди ты потерял право выступить в свою очередь. - Темпи покраснел снова, его губы побледнели, когда он изо всех сил пытался сохранить хладнокровие.

Шейн сделала глубокий вздох и медленно выдохнула.

- Кетан и Летани - вот что делает нас Адемре, - сказала она.

- Таким образом никакой варвар не может знать Кетан. - Темпи и Кансерет одновременно забеспокоились, но она подняла руку.

- В тоже время уничтожать того, кто понимает Летани не правильно.

Летани позволяет не уничтожать себя.

Она сказала "уничтожать" очень спокойно.

Я надеялся, что мог ошибаться в истинном смысле адемского слова.

Шейн продолжала.

Есть те, кто может сказать, - У этого есть достаточно.

Не учите его Летани, потому что тот, кто имеет знание Летани, преодолевает все

Шейн серьезно посмотрела на Кансерет.

- Но я не та, кто скажет это.

Я думаю, что мир будет лучше, если будет больше Летани.

Ведь пока она приносит власть, Летани также приносит мудрость в использовании власти.

Это была длинная пауза.

Мой желудок завязался узлом, когда я пытался сохранить спокойный внешний вид.

"Я думаю", сказала наконец Шейн,"Возможно Темпи не совершил ошибку."

Это, казалось, далеким от звона одобрения, но по внезапной скованности в спине Кансерет и медленному облегченному выдоху Темпи, я догадался, что это та новость, на которую мы надеялись.

- Я хочу отдать его Вашет, - сказала Шейн.

Темпи стал неподвижен.

Кансерет сделала жест одобрения, широкий, как улыбка сумасшедшего.

Голос Темпи звенел от напряжения.

- Вы хотите отдать его Молоту? - Его руки мелькали.

[Уважение.]

[Отрицание.]

[Уважение.]

Шейн встала на ноги, сигнализируя этим конец дискуссии.

- Кто лучше?

Молот покажет, какое железо выдержит удар. -

При этом Шейн оттащила Темпи в сторорну и коротко с ним переговорила.

Ее руки легко погладили его руки.

Ее голос был слишком мягким для слуха даже моих тонко настроенных на подслушивание ушей.

Я вежливо стоял рядом с моим креслом.

Всякая борьба, казалось, покинула Темпи и его жесты были устойчивым ритмом согласия и уважения.

Кансерет стояла в стороне от них, глядя на меня.

Ее выражение лица было спокойным, но ее глаза были сердитыми.

Со своей стороны, не показывая двум другим, она показала несколько маленьких жестов.

Только одно, которое я понял, было отвращение, но я мог угадать общий смысл других.

В свою очередь, я сделал не адемский жест.

По её сузившимся глазам я прочел, что она меня хорошо поняла.

Звонкий звонок прозвонил три раза.

В следующий момент Темпи поцеловал руки Шейн, её лоб и рот.

Затем он обернулся ко мне и подал знак следовать за ним.

Вместе мы вошли в большую комнату с низким потолком, заполненную людьми и пропахшую едой.

Это был обеденный зал, уставленный длинными столами и темными деревянными скамьями, отполированными временем.

Я следовал за Темпи, нагружая еду на широкий деревянный поднос.

Только теперь я понял, насколько голоден.

Вопреки моим ожиданиям этот обеденный зал нисколько не напоминал столовую в Университете.

Тут было намного тише, да и еда была гораздо лучше.

Тут было свежее молоко и постное нежное мясо, по моему подозрению козье.

Имелся твердый острый сыр и мягкий сливочный сыр и два вида хлеба, все еще теплого из духовки.

Так же были яблоки и земляника.

Открытые короба стояли на всех столах, и каждый брал оттуда сколько хотел.

Было странно находиться в комнате полной разговаривающих адем.

Они разговаривали так мягко, что я не мог разобрать ни слова, видно было только мелькание рук.

Я понимал только один жест из десяти, но мог уловить все мерцающие вокруг меня эмоции: [ Развлечение.]

[ Гнев.]

[ Затруднение.]

[ Отрицание.]

[Отвращение.]

Я задавался вопросом, сколько из этого всего касалось меня, варвара среди них.

Тут было больше женщин, чем я ожидал, и больше маленьких детей.

Горстка была в знакомой кровавокрасной форме наемников, но большинство носило простой серый цвет, который я видел во время моей прогулки с Шейн.

Я заметил белую рубашку, и удивленно увидел, что это Шейн, которая ела локоть к локтю с нами остальными.

Ни один из них не пялился на меня, но они смотрели.

Большое внимание привлекали мои волосы, что было понятно.

В комнате было пятьдесят голов песочного цвета, несколько более темных, несколько более светлых или седых от старости.

Я выделялся подобно горящей свече.

Я пробовал вовлечь Темпи в беседу, но он как будто не замечал этого и полностью сосредоточился на еде.

Он не загрузил свой поднос и в половину по сравнению со мной и съел только малую часть того.

Без отвлекающей беседы я быстро закончил.

Когда мой поднос опустел, Темпи, который только притворялся, что ест, увёл меня.

Выходя из комнаты, я чувствовал множество глаз, уставившихся мне в спину.

Он провел меня по ряду проходов, пока мы не подошли к двери.

Темпи открыл ее, за ней оказалась маленькая комнатка с окном и кроватью.

Здесь же была моя лютня и походный мешок.

Моего меча не было.

- У тебя будет другой учитель, - сказал наконец Темпи.

- Старайся.

Будь цивилизованным.

От твоего учителя будет много зависеть. - [ Сожаление.]

- Со мной ты общаться не будешь. -

Он был очень встревожен, а я не знал, что сказать в утешение.

Вместо этого я его успокаивающе обнял, и это ему похоже понравилось.

Затем он отвернулся и покинул меня, не говоря ни слова.

Я разделся и лег на кровать в моей комнате.

Я должен был бы сказать, что я ворочался и метался, озабоченный своей дальнейшей судьбой.

Но чистая правда состоит в том, что я был обессилен и спал как счастливый младенец на груди своей матери