Город, образовывавшийся вокруг Университета на протяжении многих веков, не был большим.
Его вряд ли даже мелким городком можно назвать.
Несмотря на это, торговля процветала на нашем конце Великой Каменной Дороги.
Купцы привозили телеги с редкими материалами: смолой и глиной, гибским камнем, поташем и морской солью.
Они привозили роскошные товары, вроде ланеттского кофе и винтского вина.
Они привозили прекрасные темные чернила из Аруйе, белоснежный песок для нашего
стекольного производства и искусно изготовленные кельдские пружины и шурупы.
Когда те же купцы уезжали, их повозки были нагружены вещами, которые можно было найти только в университете.
Медика изготавливала лекарства.
Настоящие лекарства, не подкрашенная вонючая жидкость или панацея за пенни.
Алхимики производили свои собственные чудеса, о которых я имел очень смутное представление, в том числе такие редкие материалы как нафта, серный самогон и двойную известь.
Может я сужу предвзято, но думаю, справедливо будет сказать, что большинство чудесных предметов Университета поступала из Артефактной.
Матовые линзы.
Вольфрамовые слитки и гланцкая сталь.
Листы из золота, настолько тонкие, что рвались словно папиросная бумага.
Но мы изготавливали и многое другое.
Симпатические лампы и телескопы.
Поглотители тепла и шестереночные горняки.
Соляные насосы.
Трехлистные компасы
Дюжина вариантов лебедок Теккама и валов Делевари.
Артифисты вроде меня изготавливали эти вещи, и, когда купцы покупали их, мы получали комиссию: шестьдесят процентов от стоимости.
Это был мой единственный способ заработать.
И, поскольку занятий не было во время
допускных экзаменов, у меня был целый оборот дней на работу в Артефактной.
Я отправился в Хранилище, складское помещение, где артифисты выписывали инструменты и материалы.
Я был удивлен, увидев высокого, бледного студента стоящего у окна и явно скучающего.
- Джаксим? – спросил я.
- Что ты здесь делаешь?
Это грязная работенка.
Джаксим угрюмо кивнул.
- Килвин все еще слегка…
злится на меня, - сказал он.
- Ну ты понимаешь.
Пожар и все такое.
- Жаль это слышать, - сказал я.
Джаксим был полноправным Ре’ларом, как и я.
Он мог бы заниматься сейчас множеством самостоятельных проектов.
Обязанность выполнять подобную грязную работу, не просто вызывала в нем скуку, она публично унижала его, стоила ему денег и отрывала от занятий.
В качестве наказания, это было необычайно сурово.
- C чем у нас нехватка? - спросил я.
Выбор для себя проектов в Артефактной это искусство.
Не имело
значения, изготовишь ли ты самую яркую симпатическую лампу, или самую эффективную тепловую воронку в истории артефакции.
Пока ее кто-нибудь не купит, ты не заработаешь и ломаного пенни на комиссии.
Для многих других работников, это не являлось проблемой.
Они могли позволить себе подождать.
Я же, с другой стороны, нуждался в чем-то, что быстро продастся.
Джаксим облокотился на прилавок между нами.
- Караван только что купил все наши палубные лампы, - сказал он.
– У нас осталась только та уродливая, что осталась от Вестона.
Я кивнул.
Симпатические лампы идеально подходили для кораблей.
Сложно сломать, в долгосрочной перспективе дешевле, чем масляные, и не приходится волноваться, что они подожгут твой корабль.
Я прикинул в уме числа.
Я мог бы сделать две лампы сразу, экономя время на двойной затрате усилий, и будучи вполне уверенным, что они продадутся прежде, чем мне придется оплачивать обучение.
К сожалению, изготовление палубных ламп было чистой рутиной.
Сорок часов кропотливого труда, и при малейшей ошибке, лампы просто не будут работать.
Тогда от потраченного впустую времени у меня останется только долг в
Хранилище за использованные материалы.
Хотя, особого выбора у меня не было.
- Тогда, пожалуй, я сделаю лампы, - сказал я.
Джаксим кивнул и открыл учетную книгу.
Я начал перечислять то, что мне нужно по памяти.
- Мне нужно двадцать средних необработанных излучателей.
Два набора высокой штамповки.
Алмазное стило.
Тентенское стекло.
Два средних тигеля.
Четыре унции олова.
Шесть унций чистого железа.
Две унции никеля.
Кивая себе, Джаксим записал это в учетную книгу.
Восемь часов спустя я вошел через парадную дверь «У Анкера», воняя горячей бронзой, смолой и угольным дымом.
Была почти полночь, и зал был пуст, за исключением кучки упорных пьяниц.
- Паршиво выглядишь, - сказал Анкер, пока я шел к барной стойке.
- Чувствую себя тоже паршиво, - сказал я.
- Полагаю, что в горшке ничего не осталось?
Он покачал головой.
- Народ был голодный сегодня.
У меня есть немного остывших
картофелин, которые я собирался бросить завтра в суп.
И половина запеченной
тыквы, кажется.
- Сойдет, - сказал я.
– Хотя буду благодарен также за чуток соленого масла. - Он кивнул и оттолкнулся от барной стойки.
- Не утруждайся разогревать, - сказал я.
- Я просто заберу это к себе
в комнату.
Он принес миску с тремя хорошего размера картофелинами и половиной золотистой тыквы, формой похожей на колокол.
В середине тыквы, из которой были вычищены семена, лежал добротный кусок масла.
- Я возьму еще бутылку бредонского пива, – сказал я, взяв миску.
- С пробкой.
Не хочу расплескать на лестнице.
До моей комнатушки было три лестничных пролета.
Закрыв дверь, я осторожно перевернул тыкву в миске, поставил на нее бутылку и завернул всю это в кусок мешковины, превратив это в сверток, который смогу нести под мышкой.
Затем я открыл окно и выбрался на крышу таверны.
Оттуда я перепрыгнул на крышу пекарни через переулок.
Кусок луны висел низко в небе, давая мне достаточно света, чтобы видеть, но не заставляя меня чувствовать себя уязвимым.
Не то чтобы я был особо обеспокоен этим.
Приближалась полночь, и на улицах было тихо.
Кроме того, вы будете поражены, как редко люди смотрят вверх.
Аури сидела на широкой кирпичной трубе, ожидая меня.
На ней было платье купленное мной, и она лениво болтала босыми ногами, глядя на звезды.
Ее волосы были столь легки и прекрасны, что создавали ореол вокруг головы, колышущийся от малейших дуновений ветерка.
Я осторожно ступил на середину жестяного участка крыши.
Это вызвало слабый стук под моей ногой, как отзвук далекого, тихого барабана.
Аури перестала болтать ногами и замерла, как испуганный кролик.
Затем она увидела меня и усмехнулась.
Я помахал ей рукой.
Аури спрыгнула с трубы и перескочила туда, где я стоял, ее волосы развевались позади нее на ветру.
- Привет, Квоут, - она отступила на полшага назад.
- Ты воняешь.
Я улыбнулся своей лучшей улыбкой.
- Привет, Аури, - сказал я.
- Ты пахнешь как
молодая симпатичная девушка.
- Так и есть, - с радостью согласилась она.
Она чуть отступила в сторону, затем снова вперед, легко перемещаясь на мысочках ее босых ног.
- Что ты принес мне? - спросила она.
- А ты что принесла мне? - парировал я..
Она усмехнулась.
- У меня есть яблоко, которое думает, что оно груша, - сказала она, поднимая его вверх.
- И булочка, которая уверена, что она кошка.
И салат, который думает, что он салат.
- Тогда это умный салат.
- Вряд ли, - сказала она, изящно фыркнув.
- С чего чему-то умному думать, что он салат?
- Даже если он и есть салат? - спросил я.
- Особенно тогда, - сказала она.
- Достаточно плохо быть салатом.
Как ужасно думать, что ты салат. - Она растроенно покачала головой, и ее волосы повторили движение, словно она находилась под водой.
Я развернул свой сверток.
- Я принес тебе несколько картофелин, половину тыквы,
и бутылку пива, которая думает, что она буханка хлеба.
- А кем считает себя тыква? - с любопытством спросила она, разглядывая ее.
Она держала руки сжатыми за спиной.
- Она знает, что она тыква, - сказал я.
- Но притворяется, что она заходящее солнце.
- А картофелины? - спросила она.
- Они спят, - ответил я.
- И боюсь, что замерзли.
Она с нежностью посмотрела на меня.
- Не бойся, - сказала она, протянув руку и коснувшись на мгновение пальцами моей щеки, ее прикосновение было легче, чем касание перышка.
- Я здесь.
Ты в безопасности.
Ночь была прохладной, и вместо того, чтобы есть на крыше, как мы часто делали, Аури повела меня сквозь железную дренажную решетку в лабиринт тоннелей под Университетом.
Она несла бутылку, а над головой держала что-то размером с монету, излучавшее нежный зеленоватый свет.
Я нес миску и симпатическую лампу изготовленную мною, которую Килвин называл лампой вора.
Ее красноватый свет удивительно сочетался с ярким голубовато-зеленым свечением от Аури.
Аури привела нас к туннелю, с трубами всевозможных форм и размеров расположенных вдоль стен.
Некоторые большие железные трубы пропускали пар и, даже завернутые в изолирующую ткань, они источали устойчивое тепло.
Аури осторожно разложила картофелины на изгибе трубы, где отсутствовала ткань.
Получилась своего рода печка.
Использовав кусок мешковины в качестве стола, мы сели на землю и разделили обед.
Булочка была немного черствой, но зато она была с орешками и корицей.
Кочан салата был на удивление свежим, и мне стало любопытно, где она его нашла.
У нее была фарфоровая чашка для меня, и крошечная серебряная чашка попрошайки для себя.
Она разлила пиво, столь торжественно, что можно было подумать, что она пила чай с королем.
Мы не разговаривали пока ели.
Это было одно из правил, которые я
усвоил методом проб и ошибок.
Никаких прикосновений.
Никаких резких движений.
Никаких вопросов, даже отдаленно напоминающих личные.
Я не мог спросить ни про салат, ни про зеленую монету.
Из-за подобных действий она убежит в туннели и потом я не увижу ее еще несколько дней.
По правде говоря, я даже не знаю ее настоящее имя.
Я называл ее Аури, но в сердце думал о ней, как о своей маленькой лунной Фаэ.
Как всегда, Аури ела очень изящно.
Она сидела прямо, откусывая маленькие кусочки.
У нее была ложка, которой мы по очереди ели тыкву.
- Ты не принес лютню, - сказала она, когда мы закончили есть.
- Мне нужно почитать сегодня, - ответил я.
- Но скоро я ее принесу.
- Как скоро?
- Через шесть ночей, - сказал я.
К этому времени я уже пройду экзамены, и дальнейшие занятия будут бессмысленны.
Ее крошечное личико нахмурилось.
- Шесть дней еще не скоро, - сказала она.
- Завтра
будет скоро.
- Для камня шесть дней это скоро, - сказал я.
- Тогда играй для камня через шесть дней, - сказала она.
- А для меня играй завтра.
- Думаю, ты можешь побыть камнем шесть дней, - сказал я.
- Это же лучше, чем быть салатом.
Она усмехнулась этому.
- Так и есть.
После того, как мы доели последнее яблоко, Аури повела меня через Подовсё.
Мы неспеша прошли по Дороге Кивков, пропрыгали через Арки и оказались в Подвалах, лабиринте туннелей, заполненных медленным, застойным ветром.
Вероятно, я и сам нашел бы дорогу, но я предпочитал иметь Аури в качестве проводника.
Она знала Подовсё, как лудильщик знал содержимое своих тюков.
Вилем был прав, у меня не было допуска в Архивы.
Но я всегда оказывался в местах, где не должен был находится.
Очередной печальный факт.
Архивы были огромным зданием из каменных плит без окон.
Но студентам внутри, нужен был свежий воздух, а книгам требовалось даже
больше.
Если воздух был слишком влажным, книги начнут гнить и покрываться плесенью.
Если воздух был слишком сухим, пергамент станет хрупким и развалится.
У меня ушло много времени на то, чтобы выяснить, как свежий воздух попадает в Архивы.
Но даже когда я отыскал нужный тоннель, путь внутрь был нелегок.
Приходилось долго ползти на четвереньках по ужасно узкому тоннелю, а затем четверть часа ползком на животе по грязному камню.
Я хранил комплект сменной одежды в Подовсём, и после почти дюжины путешествий она была истрепана, а на коленках и локтях сточилась почти до дыр.
Тем не менее, это была небольшая плата за получение доступа к Архивам.
Поймай меня на этом, и мне бы пришлось бы пройти через ад.
Как минимум меня бы исключили.
Но если я плохо покажу себя на экзаменах и получу оплату в двадцать талантов, то положение мое мало чем будет отличатся от исключения.
Так что, особой разницы для меня не было.
В любом случае я не переживал, что меня поймают.
Единственными источниками света в Хранилище были лампы студентов и скривов. Это означало, что в Архивах всегда было темно, а я всегда чувствовал себя комфортнее
ночью.