Судоку для убийцы

Глава четвертая

Первое, о чем вспомнила Кейт, когда на следующее утро хлопнула по будильнику, — то, что согласилась пойти на свидание с Луи Альбиони. Тетино истерическое размахивание руками означало не пожар, не сердечный приступ ее отца, не чью-то смерть… По телефону звонил Луи Альбиони.

Тетя Пру стояла над ней, пока Кейт говорила по телефону. Что ей оставалось делать, как не принять приглашение на обед?

Что ж, разве не этого ей хотелось? Это же шанс стать нормальным человеком. И разве не естественно пойти на свидание в пятницу вечером? Это позволило бы отвлечься от проблем музея. Может, ей и понравится.

Она быстро оделась, выпила в кухне чашку растворимого кофе, взяла яблоко из вазы с фруктами.

Тетя Пру набила холодильник и шкафы продуктами. Кейт постаралась запомнить: необходимо возместить тетушке расходы. Она знала, что Пру ограничена в средствах, живет на доходы с акций, социальное пособие и деньги, которые отец Кейт присылал сестре каждый месяц.

Кейт почувствовала укол совести, правда, очень маленький. Она не просила тетку покупать ей продукты. Но ей это нравилось. Какой бы надоедливой ни была тетя, сердце у нее было доброе. Все дело в том, что она одинока. Это ей надо бы ходить на свидания.

Кейт взяла сумку, ноутбук, яблоко и, едва удерживая чашку с кофе, отправилась к автомобилю.

Дверь в музей была не заперта. Дженис за столом не оказалось. Кейт закрыла за собой входную дверь на ключ и прошла наверх.

Дженис стояла возле кабинета, прижав к двери ухо. Должно быть, она услышала Кейт, потому что отскочила и оглянулась. Мгновение женщины смотрели друг на друга, Дженис злобно сверкнула глазами и скрылась.

Кейт хотела было постучать, но остановилась, услышав голоса. Дженис подслушивала. Может, Гарри вернулся? То-то профессор будет рад. Кейт и самой любопытно было увидеть мальчика, занявшего ее место в жизни профессора. Интересно, Дженис и его ненавидит?

Один из голосов поднялся до визга. Это не мальчишеский голос. Женский.

— Либо поедешь в кондоминиум в деревне, либо я помещу тебя в психиатрическую лечебницу. Клянусь, я это устрою.

Кейт замерла: женщина угрожала профессору. Но у кого есть право помещать его в больницу? И почему?

«Только через мой труп», — подумала Кейт и повернула ручку. Толкнула дверь и вошла в комнату.

Профессор сидел за столом, медленно покачивая головой, словно не верил своим ушам.

Над ним склонилась женщина. На вид ей было около пятидесяти пяти. Дорогой костюм в черно-белую клетку. Кроваво-красный пояс. Ухоженная фигура. Алые туфли на высоких каблуках увеличивали невысокий рост. Такая же алая сумка стояла на профессорском столе, и профессор смотрел на нее, словно на хищное животное. Кейт сообразила, что сумка стоит на сборнике с головоломками.

Женщина шагнула вперед.

— Это личный разговор.

— Он был слишком громким для этого, — выдохнула Кейт.

— Да кто вы такая?

— Я — друг профессора Эйвондейла.

Кейт дожидалась реакции и, не получив ее, добавила:

— И я не позволю, чтобы ему угрожали и унижали его.

— Послушайте, вы…

— Попрошу вас удалиться. Нам с профессором нужно работать.

Показалось или женщина и в самом деле пренебрежительно усмехнулась? Кейт с трудом общалась с незнакомыми, но постаралась, чтобы сейчас ее голос звучал убедительно.

Поддержка пришла из неожиданного источника.

— Да, Абигейл, ты свою позицию изложила, — спокойно сказал профессор. — Теперь, пожалуйста, оставь нас. Нам с Кати нужно работать.

Женщина обернулась к нему.

— Кати… Не думаю, что она сможет тебе помочь. Воспринимай мои слова, как тебе будет угодно, но результат будет один.

Она схватила со стола сумку, а профессор протянул руку к сборнику судоку.

Абигейл остановилась в дверях и обернулась к Кейт. Кейт вздернула подбородок, хотя колени ее подгибались.

— Либо он согласится на интернат, либо я объявлю его недееспособным.

С этими словами она вышла из комнаты.

Каблуки простучали по полу, стало тихо. Кейт взглянула на профессора. Сердце ее колотилось, во рту пересохло. На секунду ей захотелось очутиться в спокойной рафинированной атмосфере своего института: там они дискутировали на философские, теоретические темы либо спорили, чья очередь варить кофе.

Кейт тихонько затворила дверь и снова повернулась к профессору. Тот погрузился в сканворд. Она сочувственно относилась к его потребности уйти в знакомый и предсказуемый мир логики, однако сейчас необходимо было прояснить происходящее.

— Профессор, кто была эта женщина?

Сначала он не ответил. Заполнил еще один квадрат.

— Моя дочь.

Кейт точно громом поразило. Дочь? Она не знала, что профессор был когда-то женат. Он ни разу не говорил ни о жене, ни о дочери. И никто в городе о них не упоминал. Она точно не жила в Гранвилле. Так зачем она сейчас здесь? И почему угрожает упрятать его в психушку? Совпадение?

Не похоже. События могут быть случайными, но только не намерение. Кто-то, должно быть, предупредил ее, что Кейт приехала защищать его интересы.

Голова профессора склонилась над сборником. Он выключил мир, а вместе с ним и Кейт. Она на цыпочках вышла из кабинета.

Все утро осматривала музей и ужаснулась тому, что увидела. Начала с выставочных залов на первом этаже. Здесь находились составные картинки-загадки и механические головоломки. Большая часть подсветки выключена. Повсюду пыль.

Единственным чистым помещением была комната с бумажными головоломками. Более яркие лампы освещали стену, на которой висели обрамленные кроссворды, акростихи, китайские геометрические головоломки. Новая экспозиция была посвящена судоку.

В центре комнаты стоял длинный стол, только что отполированная поверхность сняла. Но рамки, в которые обычно вставляли копии головоломок для посетителей, были пусты. Кейт подумала, что Дженис либо тот, кто держал комнату в чистоте, готовил ее для клубных встреч. Если эти встречи все еще проходили. Когда-то здесь был клуб любителей джигсо, клуб кроссвордистов. Интересно, они все еще существуют?

Кейт заглянула в кухню. Рабочие столы были чистыми, но поцарапанными после многолетнего использования. Линолеум на полу протерся, так что в некоторых местах выглядывали доски.

В окно она увидела лабиринт, тот, в котором они нашли Ала. Он совершенно зарос. Кейт отвернулась. Полное запустение. Кейт знала: чтобы привести музей в порядок, понадобятся не дни и не недели, а месяцы.

Она поднялась наверх, прошла мимо кабинета и туалетных комнат. Выставочный зал превратили в кладовую. Здесь стояла негодная мебель, картонные коробки, в которых, как надеялась Кейт, не было бесценных головоломок. В другом помещении — ничего, кроме свернутых в рулон ковров. Кейт отвернула кончик — поднялось пыльное облако. Рисунок был едва различим, но она его узнала: это — лестничная дорожка.

Так вот почему на лестнице нет ковров. Надо это исправить. На деревянных ступенях в сырую погоду можно поскользнуться. К тому же по ним нельзя пройти без стука, и это отвлекает посетителей. Зачем же они выбросили старый ковер? И почему остановились, едва начав работу?

Еще один вопрос к множеству тех, которые хотелось задать. Ей нужно обратиться в правление. И поскорее. Этого она боялась. От одной мысли о разговоре с Джейкобом Доннели начинали трястись коленки.

Судя по всему, профессор надеялся, что она со всем разберется. Она видела, как он неизменно скрывается в мире судоку. И могла его понять, однако боялась, что когда-нибудь он оттуда не вернется.

Может, поэтому дочь грозила ему психиатрической лечебницей? Считала, что он слишком рассеян и не может заботиться о себе? Но он мог. Он приготовил для Кейт ленч. Готов был разобраться с Баком Перкинсом. Однако к музею интерес потерял. За те дни, что она здесь, он ни разу туда не спустился.

Знал ли он о состоянии помещений?

Кейт остановилась у площадки, ведущей на третий этаж. Там жил профессор. Ей никогда не позволяли навещать его там.

По пути Кейт выключала свет. Незачем платить за электричество, если не на что смотреть. Остановилась у женского туалета — большой комнаты в викторианском стиле. Отсюда можно было увидеть живую изгородь между домами. Кейт вымыла руки. Над раковиной обвисли обои с рисунком из роз. Кейт завернула кран крепче, чем следовало.

Как правление допустило такое положение? Почему Дженис не уделяет больше внимания своим обязанностям? Почему профессор позволяет так с собой обращаться?

К тому моменту, как она вошла в кабинет, в ее душе все кипело от негодования. Профессор стоял у окна, смотрел на улицу.

— Профессор?

— Да, детка?

Он повернулся к ней. Глаза смотрели мягко и доверчиво. Слова возмущения замерли у нее на губах.

Кейт прикусила язык, борясь с гневом. Сердце разрывалось от любви и досады.

— Вы давно были в выставочных залах?

Выражение его лица изменилось. Он отвернулся. Наконец покачал головой, и Кейт поняла, что он уже распростился с делом, в которое вложил всю жизнь и душу.

Она беспомощно посмотрела по сторонам. Как снова сделать музей жизнеспособным? Для этого понадобится квантовый скачок, а все, что у нее было, это — Евклидова геометрия: «Чтобы из точки А попасть в точку С, нужно пройти через точку В».

Ну о чем она думает? О квантовых скачках и речи быть не может. Медленный, поступательный процесс — единственное, что решит проблему.

Кейт отступила от того, в чем прекрасно разбиралась: логика, процесс, научный метод. Она реагировала, а не действовала. Сватовство тети Пру, пропавший Гарри, его отвратительный дядя, профессор и его опасная дочь. Все это — человеческие проблемы, а она совершенно не знала, как с ними разбираться.

Может быть, нормальная жизнь не так уж и хороша?

В полдень Дженис объявила, что пойдет на ленч.

— В это время мы всегда закрываемся на час.

Она достала свою сумку из нижнего ящика стола и заперла его на ключ. Не говоря ни слова, вышла из музея. Кейт услышала звяканье ключей.

Запирается снаружи, запирается изнутри. Все указывало на одно и то же. Кейт мучилась сомнениями. Фактов у нее не было, так откуда возьмется решение? Не было доступа к банковским счетам, а значит, нет возможности заплатить по кредиту, разве только из собственных средств. К тому же она не была уверена в том, что ей хватит денег для погашения долга.

Кроме того, ей самой надо на что-то жить те недели, которые понадобятся для спасения музея. Придется просить институт дать ей дополнительный отпуск. И если его не дадут, то придется еще как-то решать и этот вопрос.

Пока Дженис завтракала, Кейт с профессором наслаждались мирным часом. Они ели то, что осталось со вчерашнего дня, и предавались воспоминаниям. Профессор был оживленным и веселым, но все резко закончилось, когда в кабинет с бумажным пакетом вошла Дженис.

Кейт почувствовала, как напрягся профессор.

Дженис уставилась на подносы с едой.

— Объедки. Я так и думала.

— Еды тут было вполне достаточно, — сказал профессор и посмотрел на Кейт.

— Вы не можете питаться объедками. Я принесла вам настоящий завтрак.

— Вы очень заботливы, Дженис. Оставьте его в кухне, и я подам его на обед.

Дженис яростно взглянула на нее и молча вышла из комнаты.

— У нее были хорошие намерения.

— Не сомневаюсь. Однако я не так терпелива, как вы.

Профессор улыбнулся.

— Согласен, детка. Терпением ты никогда не отличалась. Числа и головоломки — другое дело. Дженис часто бывает невыносима, но за долгие годы я научился с этим справляться. К тому же очень удобно, когда тебе приносят ленч и не надо спускаться по лестнице и готовить самому.

Его глаза озорно сверкнули, и он показался ей намного моложе.

— Пусть это тебя не расстраивает.

Кейт покачала головой.

— Кати, — он ласково произнес ее имя, как бывало в детстве, — обещаешь?

— Обещаю.

Ей было нетрудно это сказать. Но хотелось обещать ему гораздо больше, все что угодно. Если бы только она могла.

Кейт отнесла посуду в кухню. Она спустилась по узкой черной лестнице: не захотела лишний раз пройти через вестибюль и встретиться с Дженис. Когда вышла, увидела, что профессор стоит на пороге комнаты джигсо. Он держал что-то в руке, и Кейт догадалась, что это — письмо, которое она спрятала под бюваром. Молча приблизилась к нему и встала рядом.

Закатное солнце просочилось сквозь деревянные ставни и осветило плававшие в воздухе пылинки.

Профессор не оглянулся, просто смотрел на комнату.

— Я послал Дженис на почту. Ты должна была сказать мне, что пришло еще одно письмо.

— Я собиралась, но вчера у нас был такой хороший день…

— Да.

Он смял письмо.

— В этот раз они прислали его тебе. Мне не следовало просить тебя приехать.

— Нет, следовало. Я рада, что вы попросили. Я хотела приехать. А письмо — это просто дрянная шутка.

Он покачал головой.

— Я был неправ. Я хочу, чтобы ты уехала. Возвращайся в Александрию. Там у тебя настоящая жизнь.

— Нет, — сказала Кейт. — Не уеду. Мне небезразличен музей.

Она помолчала. Она много чего хотела еще сказать, но не знала, как это сделать. И выпалила:

— Я вас очень люблю.

Наконец профессор повернулся и посмотрел на нее.

— И я тебя люблю.

— Тогда не просите меня уехать.

Он вздохнул и вошел в комнату. Кейт последовала за ним. Он остановился возле витрины и стер со стекла пятно локтем твидового пиджака.

— Позаботься о коллекции.

— Конечно, — удивилась она. — Мы вдвоем будем о ней заботиться. Решим все вопросы. Я останусь, пока музей не оправится.

Профессор покачал головой.

— У тебя полно своей работы.

Он, разумеется, был прав. Она не могла уйти из института, ей доверили важную работу и рассчитывали на нее.

«Профессор тоже надеется», — сказал ей внутренний голос.

— С этим успеется.

Он снова покачал головой.

— Я слишком долго мирился с этим. Надо этому положить конец.

— Профессор? Вы знаете, кто писал эти письма? Или что случилось с кредитом?

Что он от нее скрывает?

— Ни одной подсказки.

Он улыбнулся, оттого что употребил игровой термин.

— Послушай. Сегодня пятница, вечер. Наверняка какой-нибудь молодой человек хочет разделить с тобой компанию.

Тут Кейт чуть не застонала вслух. Она совсем забыла о Луи Альбиони.

— Вообще-то говоря, тетя Пру…

Профессор тихо засмеялся.

— Снова взялась за старое? Что ж, беги. Нельзя заставлять его ждать. И, Кати, возьми-ка это.

Он сунул руку, в карман, снял со связки и дал ей ключ от входной двери.

В полумраке комната казалась загадочной и волшебной.

— Я рад, что ты приехала. Я скучал по тебе.

Он взял ее руку, поднес к губам, а затем повернулся и вышел из комнаты.

Когда через пару минут за Кейт захлопнулась дверь, старик сидел за столом, полностью углубившись в сканворд.

Первое, что увидела Кейт, едва перешагнув порог, была большая ваза с цветами на столике в прихожей. Второе, на что она обратила внимание — в доме не было тетки. Кейт только наперсницы не хватало, и она вздохнула с облегчением.

Впрочем, на часах всего половина седьмого, а потому Пру еще могла появиться. Подумав об этом, Кейт поспешила в спальню. На кровати была разложена одежда — юбка хаки, которую Кейт купила в прошлом сезоне и ни разу не надела, и новая, все еще с биркой, белая блуза с большим мягким бантом.

— Ох, тетя Пру, — устало вздохнула Кейт.

Тем не менее ее тронула теткина забота.

Нет, она ее не наденет. В такой блузке она будет похожа на библиотекаршу пятидесятых годов. Кейт подошла к шкафу и вынула черный вязаный кардиган с рукавами три четверти.

Кейт приняла душ, оделась и уселась в гостиной в ожидании незнакомца. На всякий случай надела туфли на низком каблуке: вдруг молодой человек окажется низкого роста. Добавила к наряду пояс из тяжелых золотых колец, в тон им надела серьги-кольца. Обычную сумку через плечо сменила маленькая нарядная сумочка. Ее наладонник «Блэкберри» сюда не войдет, поместятся лишь водительские права, мелкие деньги, записная книжка и ручка: вдруг во время ужина ей придет в голову какая-нибудь блестящая идея.

Выглядела ока хорошо. Наряд скопировала из весеннего журнала мод. Всегда надо доверять экспертам. Однако, сидя на диване в ожидании звонка в дверь, она начала испытывать сомнения. Если он появится в костюме, она будет выглядеть нормально, а что если он придет в джинсах и фланелевой рубашке и поведет ее в гриль-бар?

Тогда придется снять пояс.

В дверь позвонили, и она соскочила с дивана. Туфля слетела от резкого движения, и Кейт на одной ноге поскакала за ней по комнате. Запыхавшись, выбежала в прихожую.

Отвела назад волосы, заранее улыбнулась сухими губами и отворила дверь.

— Привет. Я — Луи.

Высокий рост, зачесанные назад темные блестящие волосы. Коричневые брюки, спортивная рубашка и коричневый галстук.

В руке он держал дубликат букета, стоявшего на жертвеннике.

Кейт постаралась его заслонить.

— Привет. Я — Кейт. Проходите, пожалуйста.

Взяла цветы.

— Чудесный букет.

Луи прошел рядом, и до Кейт донесся запах дорогого лосьона.

— Садитесь, я поставлю ваши цветы в вазу.

Она жестом указала на гостиную. Убедившись, что он не видит, Кейт перенесла букет из прихожей в кухню, поставила его в кувшин, а свежие цветы отнесла в прихожую.

— Ну, — сказала она. — Пойдем?

Луи сел за руль, и они отправились на окраину города в новый торговый центр. Все магазины были закрыты, работал лишь ресторан. В витрине горела зеленая неоновая реклама «АЛЬБИОНИ ИТАЛЬЯНО».

Луи застенчиво улыбнулся.

— Я не мог решить, куда отвезти вас на ужин, а потом подумал: какого черта я мучаюсь, я ведь знаю, что здесь хорошо кормят.

«Слава богу, я не надела белую блузку», — подумала Кейт, дожидаясь, пока Луи обойдет машину и откроет ей дверь.

Их провели к столику у окна с видом на стоянку, и Кейт заметила, что, прежде чем отойти от них, метрдотель значительно переглянулся с Луи.

Неожиданно она занервничала. Она была на виду, точно рыба в аквариуме. Казалась себе подростком, знакомящимся с родителями мальчика. Официант принес хлеб, налил воду в стаканы.

Луи сделал заказ обоим.

— Я нечто вроде эксперта, — объявил он.

— Да, — подтвердил официант, рослый молодой человек, которому было не больше двадцати, и взглянул на Кейт. — У него прекрасный вкус.

Кейт неловко улыбнулась. Ей показалось, что он имеет в виду не лингуини.

Еда и в самом деле была хорошей, а вот беседа не складывалась. Луи закончил рассказ о приготовлении пасты аль денте, а она попыталась объяснить ему теорию углов и графических возможностей судоку. На этом разговор истощился. Большую часть времени они смотрели в свои тарелки или в окно.

«Дыши ровней, — приказала себе Кейт. — Все хорошо. Думай, о чем еще можно поговорить». Она стала спрашивать его о работе, и разговор сдвинулся с мертвой точки. Поговорили о плюсах и минусах затворнической жизни. Однако еще до кофе исчерпали тему салата и погрузились в молчание.

Кейт было не по себе, захотелось побыстрее завершить этот ужин. Она устала от эмоционального стресса двух последних дней и мечтала о судоку и сне.

Молчание сделалось еще более неловким на обратном пути. Кейт начала придумывать причины, по которым можно не пригласить его в дом.

На крыльце они еще неловко потоптались, ломая голову над тем, как попрощаться, и тут в прихожей зазвонил телефон. Тетя Пру и секунды даром не истратила, и это облегчило ситуацию.

— Вам лучше ответить, — сказал Луи.

Она одновременно с ним произнесла:

— Мне лучше ответить.

— Спасибо за чудесный вечер. Я прекрасно провела время.

— Я — тоже, — ответил Луи и замялся.

— Еще раз — спасибо.

Кейт потрясла его за руку и заторопилась в дом. Она слышала, как отошел его автомобиль. Луи, как и ей, не терпелось завершить свидание.

— Алло?

— Кати…

— Профессор, что случилось?

— Мне нужно кое-что тебе сказать. Сегодня.