Свет на вулкане

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Ночной ливень с грохотом раскатывался по крыше завода. Но этот грохот страшно перекрывался усиливающимся ревом. Невидимое чудовище терзалось за стенами цеха, и Мая подсознательно ждала с минуты на минуту, что завод, уютно освещенный изнутри лампами дневного света, окажется смытым в яростную пучину океана.

Конвейеры еще работали, и кусочки сайры еще плыли по ним из цеха резки — третья смена только начинала. Сегодня Мая впервые вышла работать ночью. Руки уже, будто сами по себе, сгребали с конвейера сырье, подхватывали очередную баночку, набивали ее «розочкой», ставили на контрольные весы, переставляли на лоток, брали новую баночку… Недаром — вчера была первая получка — ей выдали целых 85 рублей.

Круглые часы на стене цеха показывали, что пошел лишь одиннадцатый час, и Мая с сожалением подумала, что в это время она только по-настоящему включается в занятия и спать почти не хочется до двух или трех ночи, а вот после ночной смены она наверняка будет совсем разбита.

Сегодня на очереди «Органика», «Технология рыбных продуктов», «История КПСС». Нет, она, Мая, не поддалась тоске. Наоборот, ни один вечер не пропал даром — далеко продвинулась вперед. Вот только надо попросить, чтоб не назначали в ночную, потому что ночью заниматься хорошо: все спят, никто не отвлекает. А кого просить — Ковынева?

В белом халате и белой шапочке, из-под которой сверкали черные глаза, она стояла у своего столика, набивала баночку за баночкой и думала, снова и снова, возвращаясь в мыслях к тем людям, о которых думать не хотела, — к Ковыневу, Ирине и Георгию.

Впрочем, в мыслях своих она только Ковынева называла Ковыневым, а Ирину называла — «она», Георгия — «он», потому что имена эти — Ирина и Георгий — были ей еще слишком дороги…

«Ленина тоже предавали друзья, — думала Мая, — но он от этого ведь не стал хуже думать о жизни и обо всех остальных людях».

Рука ее, протянувшаяся в этот момент к ленте конвейера, не нашарила привычного холодка нарезанной сайры, и только сейчас до слуха снова дошел осатанелый рев терзающего себя и землю чудовища, грохот ливня. И сквозь все это — голоса в гулком цехе:

— Эй, резка, подавайте рыбу, заснули там?!

— Останавливай конвейеры! Рыба кончилась!

— Как — кончилась?! А делать чего?

— Ой, девушки, буря-то какая!..

— Кошмар и ужас! А я без зонтика!..

Кто-то выключил ток, и конвейеры медленно остановились. От этого рев за черными окнами усилился. Цех еще больше стал похож на дом, который вот-вот смоет в бездну, и Маю неудержимо потянуло в толпу, к девушкам, которые уже сбились в самом теплом месте — у бланшировочных печей — и растерянно слушали грохот разгулявшейся стихии.

запел кто-то неотличимый в белой толпе халатов и шапочек.

подхватило еще два-три голоса, но песенка, жалко потрепыхавшись, смолкла перед мощным голосом бушующей природы.

— Девушки, рыбы нет и не будет, но домой не расходиться — шторм! — предупредил чей-то голос.

— Сами слышим!

— Даешь рыбу!..

— А что здесь делать всю ночь?

— Где же сайра? Почему раньше не предупредили?!

А из ликвидного цеха, перекрывая шум, доносились уже частушки вербованных.

Мая знала, что Васильевны на заводе уже нет. В среду должен прийти «Кулу» и увезти ее вместе с Васькой на материк. Но от этих частушек на душе стало совсем тревожно.

И тут за мокрой чернотой окна возник раскачивающийся, приближающийся свет фонаря.

Всех обдало сквозняком, потому что двери раскрылись и вместе с пушечным ударом волны в цех влетела мокрая Дуся-Ирен с фонарем в руке:

— Девчата, спасайтесь! Цунами!..

Оцепенение длилось секунду. Потом громадная толпа работниц лавиной сорвалась к выходу:

— Цунами!

— Цунами идет!..

— Дуся! — кричала Мая. — Дусенька, погоди, где ты?!

Но поток бегущих завертелся, смял ее, и она тотчас потеряла из виду красный беретик, который некоторое время, как поплавок, еще колыхался над поверхностью белых шапочек. Пробираясь к выходу, Мая вспомнила объявление о цунами и о том, что там говорилось о подземных толчках, а ведь подземных толчков не было.

— А ведь подземных толчков не было! — крикнула Мая, пытаясь задержаться в дверях. — Девочки, может, это ошибка? Остановитесь!..

Но ее вышибло в грязь, в ливень и вой ночи.

Невидимое чудовище где-то справа, совсем рядом, вставало на дыбы, и рушилось вдребезги, и снова вставало на дыбы, казалось, над самой твоей головой. И деться от него было некуда, потому что дорога вела вдоль берега.

Белые призраки бежали во тьме, одолевая стену ливня.

— Это ошибка! — не уставала твердить Мая, съеживаясь от ужаса при каждом ударе обрушивающихся волн. Она бежала вместе со всеми к повороту наверх, в общежитие, на сопку.

— Дура, подохнешь! — крикнула в ухо какая-то фигура. — На Северных Курилах было — все посмывало!

— Ой, девочки, не хочу умирать! Не хочу!.. — надрывался впереди чей-то юный голос.

— Ивановна! В общежитие не бежи! Бежим выше, на другую сопку!

— Не успеем!..

— Галка! Галка! Галка!.. — кричали сзади.

Чавкала грязь. Вот уже скоро должен быть мостик. Вот он! Над поверхностью переполненного водами ручья еле различаются перильца. Нащупав сразу заледеневшими от воды ногами настил, Мая двинулась вперед, но справа кто-то пихнул ее в бок, и она чуть не сорвалась. Носок левой ноги попал в щель между досками.

— Держись, Мая! — Чья-то рука неловко ухватила за капюшон куртки, сдернув его с головы, помогла выволочиться на другую сторону.

— Кто ты? Это не цунами! Подземных толчков не было! — судорожно сказала Мая и почувствовала острую боль в лодыжке.

— Танька! Где ж ты? Говорят, на другую сопку! Скорей!..

«Значит, Танька Путилова», — подумала Мая. На ногу было больно ступать.

Вся толпа как-то сразу пробежала мимо, благо поворот наверх был уже где-то рядом.

Мая отстала. Она уже не торопилась. Ковыляя по размытому подъему, вспомнила, что где-то читала, что во время цунами опасность грозит только берегу, суда в открытом океане могут волны даже не почувствовать. Ей захотелось умереть…

«А те двое пусть спасутся на своем «Космонавте». Они даже не узнают, как погибла Майка».

Оскользнулась. Попала ладонью в травянистый склон, ухватилась за что-то твердое. Сапожок… На «молнии». С кисточкой.

Отбросила его. Выпрямилась. Постояла… Наверху во всех окнах общежития горел свет…

Минут через пять стояла уже на крыльце своего барака.

Затоптанный коридор был пуст. Двери почти всех комнат раскрыты, ни одной души видно не было.

«Прибежавшие подняли тех, кто был здесь, и все бросились выше, на соседнюю сопку», — догадалась Мая.

Она мокрым рукавом сбросила капли со лба, ресниц, губ и подбородка и направилась было в свою комнату, но какой-то резкий щелчок заставил ее остановиться против одной из раскрытых настежь дверей.

Здесь, в комнате, где она раньше никогда не была, где стояло четыре покрытых вышитыми скатерками тумбочки и четыре кровати, быстро и деловито орудовала Дуся-Ирен.

Вот она вынула пачку денег из чьей-то сумочки, аккуратно защелкнула ее и швырнула обратно на постель. Вот открыла тумбочку, вынула оттуда какую-то книжку; потрясла ее, швырнула обратно, откинула матрац, выхватила кошелек, взяла оттуда бумажные деньги, роняя мелочь. Схватила зеленую кожаную шляпку, лежащую на столе, кинулась перейти в другую комнату…

И встретилась глазами с Маей.

— Так вот, Дусенька, в чем твоя стихия, — тихо сказала Мая.

Упала и прокатилась по полу зеленая шляпка. Но в другой руке у Дуси-Ирен осталась пачка бумажных денег.

— Ненавижу тебя, — сделав угрожающий шаг вперед, прошипела Дуся, — таких добреньких быть не может!.. И не будет никогда! Сумасшедшая ты…

И, швырнув награбленное на постель, выбежала вон.

«Надо скорей переодеться, лечь», — думала Мая, включив свет в своей комнате.

И не могла сдвинуться с места. Было уже все равно…

На стене глянцевито поблескивала фотография: вот она и вот Дуся, обнявшая ее за плечи. Мая подошла сорвать фотографию со стены, но раздумала.

На подоконнике лежали книги. Несколько капель с халата дробно упали на «Жизнь в лесу» Г.-Д. Торо.

Содрала липнущий к одежде халат.

«Это его книга. Что ж, интересная книга. Жаль, не дочитала, времени нет. Только что ж, ты надеешься, что можно уйти от самого себя в лес или сюда на остров?»

Она откинула шпингалет и распахнула окно.

Долетел отдаленный рев океана.

С крыши лило.

Ей стало холодно.

«Скорее переодеться, лечь в постель», — снова подумала Мая, ища привычную яркую звезду над вулканом.

Но ее не было.

Впервые не было звезды, звездочки, огонька — верного друга, собеседника во время ночных занятий.

«Да что же это? Чем я виновата? Что я им всем сделала? — Она едва не разрыдалась, но вдруг одно соображение, действительно сумасшедшего порядка, пришло ей в голову: — А вдруг если это не звезда? Если там живет человек и ему в такую ночь плохо? И никто об этом не знает».

Пальцы ее уже застегивали куртку.

«Я-то верю, что там живет человек! Я должна ему помочь! Он ведь там, на вулкане, совсем один!»

Выключив свет, она быстро прошла пустым коридором к выходу, соображая, как в ночной темноте скорее пробиться к водопаду и озерцу с форелями, откуда начинался склон самого вулкана.

Спускаясь с крыльца, она снова почувствовала острую боль в лодыжке левой ноги, но это ее не остановило. Наоборот, закусив губу, она упрямо двигалась к зарослям, которые должны были быть где-то рядом, правее, что ли…

Правее показалось что-то темное.

«Кусты?»

Шагнула и, еще шагая, шестым чувством успела понять, что ступает в пустоту.

Повалилась в какой-то страшный ров, полный воды.

Через секунду сообразила, что это — яма, оставшаяся на поляне после строительства бараков. И находится яма совсем в другой стороне, чем кусты, за умывальниками.

Хватило сил выбраться, притащиться к крыльцу.

Упала. На коленях поднялась по ступеням. Отворила дверь барака. Поднялась, опираясь на косяк. И, придерживаясь руками за стены и распахнутые двери, добрела до своей комнаты, хотела включить свет…

Но сил уже не было.