В дверь стучали.
Мая с трудом открыла глаза. В комнате синела предрассветная мгла.
Видно, стучали давно. А может быть, показалось. Сейчас стучали. Все сильней…
Оказывается, она все еще лежала навзничь поверх одеяла. Хотела двинуться, боль в лодыжке ознобом ударила по телу. Разом все вспомнила. Застонала…
Дверь приоткрылась.
Огромная темная фигура возникла в комнате, зашарила рукой по белеющей стене.
Мая замерла.
Рука нащупала выключатель. Зажегся свет.
Мая приподнялась на локтях.
Перед ней стоял совершенно незнакомый, страшный человек.
До глаз заросший черной бородой. С карабином за плечами. С сумкой на боку.
Вскрикнуть не было сил.
Человек протянул к ней руку. Рука была покрыта густыми волосами.
«В жизни надо иметь волосатую лапу… Кто это говорил?»
Дотронулся до ее головы. Мая вжалась в кровать.
— Да не бойтесь, девочка, не бойтесь, пожалуйста. Что с вами стряслось?
«Кто вы?» — хотела спросить Мая, но только шевельнула губами.
— Никак не мог успеть раньше… Попробуйте в потемках с такой горки спуститься!
— С горки?
— Ну да, с вулкана.
Он снял карабин, поставил в угол, хотел что-то сказать, но испугался, потому что Мая заплакала.
Она плакала легкими слезами, как плачут, когда горе внезапно сменяется необъятным счастьем. Но незнакомец ничего этого не понимал и растерянно бубнил:
— Да что вы, девочка!.. Где у вас вода? Я вам попить принесу. Хотя постойте, зачем же я ее тащил? — Он сорвал с плеча сумку и начал расстегивать пряжку ремешка. — Я вам сейчас валерьянки с ландышем накапаю. Говорят, чудесная штука, а? Что это вы, девочка?
Мая хрипло переспросила:
— С вулкана?
— Элементарно. С вулкана, — поспешил подтвердить незнакомец. — Там обретаюсь. Может, будете смеяться, но мне давно уже было чертовски интересно, кто это внизу, в крайнем бараке, так поздно гасит свет… Смешно? Даже, как Сент-Экзюпери, целую теорию построил…
— Помолчите, — сказала Мая. — Вы кто? Вулканолог?
— Естественно. Там есть площадка. Нас на вертолете забросили. Сборный скворечник и все такое… Учебники? Ваши учебники? Студентка? Здорово! Да, так я говорю — целую теорию построил. Вижу внизу чей-то огонь. Звезда. Какой-то человек не спит ночами. Почему? О чем думает? Смотрел в бинокль. Ничего не видно. Звезда, и все. Смешно, правда?
— Смешно, — улыбнулась Мая сквозь последние, невысохшие слезы.
— О чем же вы, девочка, думаете, если не секрет? — спросил он, взяв, чтобы скрыть волнение, «Жизнь в лесу».
— Так… Ни о чем особенном. — Она вспомнила, что лежит в истерзанной куртке, приподнялась, спустила ноги с кровати, коснулась пола и снова не смогла сдержать стона.
— Нога? — Незнакомец бросил взгляд на распухшую лодыжку и присвистнул. — Ушиб? Разрешите?
Он опустился на колени, и Мая заметила белые искры седины в его давно не стриженных волосах.
— По-моему, растяжение связок, — сказал незнакомец, бережно ощупав лодыжку. — Ерунда. Давайте наложим компресс. Прибинтуем — через день танцевать будете. Кстати, послушайте, что за шухер был здесь ночью?..
И пока он вынимал из сумки бинт, йод, вату и потом мастерски бинтовал ногу, Мая рассказала о ночной панике и массовом бегстве на сопки.
— Ну и ну! — поразился незнакомец, вставая с коленей. — Цунами, конечно, не было. Это не так часто, как вам кажется. А надвигалось бы — вас предупредили. Был шторм, отголосок одного тайфунчика. Обычная передряга для Курил. А ночью по нашим сопкам бегать — дело гиблое. По себе знаю. Можно шею свернуть.
Он взглянул на лампочку. Огонь ее уже поблек в свете утра. Незнакомец улыбнулся, шагнул к двери и нерешительно выключил свет.
— Ну хорошо. А вы, вы же говорите, не поддались панике?
— Нет, — покачала головой Мая.
— Куда же вы лезли?
«Догадается или нет?» — подумала Мая и спросила:
— А почему сегодня у вас свет не зажегся?
— Да я понял, что с вами неладное, звезда не горит, погасил свет и начал спускаться… Хотя погодите! Вы-то откуда знаете? Минуточку! — Вулканолог провел рукой по виску.
— Мая! Ты здесь?! С тебя шесть рублей!
Дверь распахнулась. Людмилка, Танька и еще целая толпа незнакомых девчат ввалилась в комнату с каким-то большим и очень тяжелым предметом, завернутым в толстую оберточную бумагу.
Водрузив его на стол, девчата возбужденно загалдели, с интересом поглядывая на незнакомца:
— Ой, Майка! Ну и кретинки мы! Целую ночь продрожали на сопке!
— Ужас! Исцарапались жутко!
— Я чуть в пропасть не свалилась! — похвасталась Людмилка.
— Гони шесть рублей. Твоя доля. Дусе подарок купили!
— Дусе?! — Мая от изумления встала на ноги.
— Ну да! У нее же сегодня день рождения! Что ж, ты забыла? Странная ты, Майка… Сама подбила нас. Вон ее уже поймали и ведут! Слышишь?
Действительно, из коридора надвигался хохот девушек и хриплый, умоляющий голос Дуси-Ирен:
— Да пустите меня! Пустите, мучители!..
Через секунду десяток рук впихнул упирающуюся, взлохмаченную Дусю в комнату.
Она встретилась глазами с Маей, увидела незнакомого человека, карабин…
— Вот, Дусенька! Смотри, тебе от нас всех.
Людмилка сорвала бумагу, сняла футляр, и перед Дусей предстала новенькая электрическая швейная машинка.
— Венгерская! — произнесла Путилова.
— Да убейте, лучше убейте меня!.. — злобно завопила Дуся. — Не было мужа-летчика! Дочка была. Мужа не было!.. Ну, ты, бородач, чего смотришь? Бери ружье, расстреляй меня! Гаси свет, конец, и полундра!.. Мая, разве ты не сказала? Мая, скажи им! Что ж ты так смотришь, Мая?!
— Девчата! Девчата! — Кто-то бежал по коридору, проводя палкой по дверям. — Немедленно всем на завод! Рыба пришла! Рыба!..
Праздничный воздух того дня, когда они все шли со смены и скандировали «Мы нор-му пе-ре-вы-пол-ни-ли!», разом наполнил общежитие. Трудная, механическая, неблагодарная работа, которую Мая так ненавидела в первые дни, сегодня спасительным магнитом потянула к себе всех, уставших от бестолочи этой нелепой ночи.
Через несколько минут барак был пуст, если не считать Дуси, оставшейся наедине со своей швейной машинкой.
Армия работниц, гомоня, скатывалась вниз, к заводу.
Опираясь на руку вулканолога, Мая тоже спускалась вниз. Очень скоро они отстали. Остановились.
Внизу сверкала-переливалась бухта. У пирса стояло несколько сейнеров.
— Пароход какой-то подходит, — сказал вулканолог.
Мая приставила ладонь к глазам и узнала «Кулу». Где-то, почему-то очень высоко в сопках, знакомый петушок прокричал: «Ку-ка-ре-ку!»
— Я там была. Даже знакома со штурманом, — сказала Мая и засмеялась.
— Чему вы смеетесь? — спросил вулканолог, щурясь от солнца.
— А все-таки жизнь прекрасна! — невпопад ответила Мая.
И она пошла дальше, боясь, что то ли от вопроса вулканолога, то ли от чего-нибудь еще это состояние счастья опять пропадет…
Когда они подходили к заводу, с «Космонавта», «Дракона» и еще с какого-то сейнера по конвейерам шел поток ящиков, полных сайры. Переложенная мелким льдом, она прохладно сверкала на утреннем океанском солнышке.
Невдалеке от сходней «Космонавта» в толпе, окружившей Ковынева, алым пятном выделялась Иринина куртка.
Мая оглянулась на вулканолога и вдруг поняла, что сейчас больше всего на свете ей хочется доказать Ирине, Ковыневу — всем-всем, всему миру, — что неправда, звезда на вулкане есть, и что человек человеку звезда, и она, Майка, не сумасшедшая, а такая, как все, одна из многих, просто она всегда верила в лучшее, в самое хорошее. Вот и все.
— Ирина! — крикнула Мая и просияла, увидев удивленное Иринино лицо. И поняла, что простила, простила ей этого Георгия, что бы между ними там ни было. — Подождите меня! — бросила Мая вулканологу и, преодолевая боль, двинулась к толпе.
— Здравствуй, — сказала Ирина. — Что с тобой?
…А солнце светило. Конвейер скрипел и двигался. Гудел подходящий с океана «Кулу».
Как человек с другой планеты, стоял вдалеке от всех, в начале пирса, вулканолог с карабином за плечом.
Он смотрел, как едет по конвейеру рыба свежего, сегодняшнего улова.