Светлана

XV

Когда потух свет, пирожные были забыты. Картина действительно была стоящая. Светлана и Костя вполголоса обменивались впечатлениями. Светлана смеялась именно там, где нужно смеяться, и очень верно подмечала удачные детали.

Перед последней частью вдруг оборвалась лента, и на минуту в зале стало светло.

Девочка осторожно дотронулась до Костиной левой руки, лежавшей на ручке кресла:

— Какой у вас большой шрам. Больно еще?

— Нет, — Костя подвигал пальцами. — Самую чуточку.

— А вы теперь почти уже не хромаете.

— Да. Говорят, пройдет совсем.

Светлане стало грустно и страшно за Костю. Отсюда — прямо на вокзал. И увезет его поезд навстречу пылающему закату, навстречу войне…

Опять потемнело в зале, осветился экран. Но Светлана не могла уже с такой непосредственностью волноваться за судьбу героев фильма. К тому же было ясно, что у них-то все кончится хорошо.

— Ты что скучная такая? — спросил Костя, когда они выходили из зала. — Или не понравилось?

— Очень понравилось. Спасибо вам.

— Так в чем же дело? Боишься, что тебе попадет за все твои подвиги?

— Костя, а вы сейчас прямо на вокзал?

— Как же я могу прямо на вокзал? А обещанная доставка на дом?

— Костя, а почему ваша мама не поехала вас провожать?

— Она нездорова, я ее отговорил. Если бы еще знать, на какой поезд попаду… Устала бы очень, а обратно одной возвращаться.

— Так вас никто на вокзале провожать не будет?

— Отчего же никто? Будут провожать…

Костя сделал едва заметную паузу и хотел сказать: «товарищи», но Светлана мягко докончила:

— Знакомые?

Это звучало уже не насмешливо, а сочувственно и грустно.

Костя подумал, что Светлана обеспокоена своими школьными и детдомовскими делами.

— Ничего, Светлана, не робей, как-нибудь обойдется… Это что, школа твоя?

— Нет, здесь мальчики учатся, а наша вон там, в переулке.

— Как твоего учителя зовут? Иван Иванович?

— Да, он у нас по арифметике, пока Евгении Петровны нет…

— Странно, — сказал Костя, когда они вошли во двор. — Я читал об этом, но никогда не видел в Москве. У вас под крышей ласточкины гнезда. Правда, здесь уже окраина и садов много…

— Да, да, — оживилась Светлана. — И знаете, Костя, они каждый год сюда прилетают, птенчиков выводят. Ребята рассказывали, сначала было только три гнезда — вот эти, над окнами, — а весной прилетели молодые ласточки, бывшие птенчики, и четвертое гнездо построили. Они его из глины… Им далеко приходилось за ней летать, вон туда, на огороды. Очень старались, долго его строили. Станет тепло — опять к нам вернутся. Было три ласточкиных семейства, а теперь четыре…

В детском доме Светлану и Костю уже ждали.

Дверь широко раскрылась. На пороге стояли маленький светловолосый мальчуган и светловолосая девочка немного побольше. Мальчуган бросился в угол передней, где на стуле лежал Костин вещевой мешок, и ухватился за него обеими руками, пытаясь поднять. Девочка крикнула.

— Славик, не поднимай! Надорвешься! Дай мне!

И сама была сейчас же отодвинута в сторону одним из старших мальчиков:

— Оля, не поднимай, тяжело! Товарищ лейтенант, вот ваш мешок!

В переднюю из всех дверей высыпали ребятишки (удивительно, сколько поместилось их на такой небольшой сравнительно площади!) и все желали Косте счастливого возвращения. Так как он поцеловал Светлану, пришлось поцеловать еще нескольких мальчиков и девочек — из тех, которые стояли поблизости и которым уж очень этого хотелось. А потом его самого поцеловала Наталья Николаевна.

Костя вышел во двор, обернулся — во всех окнах торчали темные и светлые головенки, маленькие руки махали ему вслед.

Теперь самое время было ехать к Наде в институт, но, поравнявшись со школой, Костя невольно замедлил шаг…. В конце концов, это займет только четверть часа!

В пустой раздевалке сидела маленькая сухонькая старушка и вязала чулок.

— Нельзя в шинели, товарищ лейтенант, — строго сказала она, — у нас в верхней одежде входить не разрешается.

И вдруг отбросила чулок, подошла к рубильнику, и школа наполнилась оглушительным звоном — к окончанию пятого урока. Казалось странным, что тетя Мариша, такая маленькая и степенная, произвела весь этот шум.

— Сейчас побегут, — улыбаясь, сказал Костя, когда наконец затих оглушительный звон.

Тетя Мариша, принимая от него шинель, с достоинством возразила:

— Не побегут, а пойдут!

Растворялись двери классов, аккуратными линеечками выходили в раздевалку и спускались по лестницам с верхних этажей маленькие ученицы. Никакого беспорядка, никакой суеты.

«Ого! Дисциплинка!» — с уважением подумал Костя.

Ему казалось, что именно в эти годы ребята должны были бы разболтаться. Но, наоборот, порядка в школе было, пожалуй, даже больше, чем до войны. Может быть, потому, что здесь одни девочки учатся? Да, нелегко Светлане так сразу втянуться в эту налаженную, размеренную жизнь!

Проходя в коридоре мимо лейтенанта, девочки вежливо говорили: «Здравствуйте», и провожали его внимательными, любопытными взглядами.

Узнав, что директора сейчас нет в школе, а Иван Иванович в учительской, уже подходя к двери, Костя вдруг сунул руку в карман:

«Ох, что же я наделал! Совсем забыл!»

Через несколько минут Иван Иванович вышел из учительской в коридор вместе с Костей и спросил, пожимая ему руку с неожиданной силой:

— Прямо на вокзал поедете?

— Нет, я еще должен зайти… меня будет провожать… то есть будут провожать…

Костя, с трудом сдерживая нетерпение, шагал рядом с учителем. Тот вдруг остановился и, озорно улыбнувшись, проговорил скороговоркой, переходя на «ты»:

— Вот что, дружок, беги по коридору, никто не увидит, вторая смена еще не пришла. Только в раздевалке полегче — тетя Мариша у нас строгая!