XXXII

— Светлана, ты немецкий уже приготовила?

— Нет.

— Ведь у тебя уже была двойка третьего дня?

— Да.

— Может быть, помочь тебе? Что-нибудь непонятно? Давай вместе поучим слова.

Светлана перелистала несколько раз арифметический задачник. Задачи она уже решила.

— Тамара Владимировна, я вообще хотела просить… Пускай меня переведут в другую школу: я немецкий язык не буду учить.

Сказала негромко, но все ребята, готовившие уроки, подняли головы от учебников и стали прислушиваться. Даже те, которые не расслышали, о чем говорят, насторожились с тревожным любопытством.

Тамара Владимировна приложила палец к губам:

— Хорошо, мы подумаем об этом. А сейчас — что у тебя осталось? География? Учи географию. Не будем мешать ребятам заниматься.

Светлана поняла: Тамара Владимировна не хочет при ребятах… Все равно, как ни думать, когда ни говорить — ничего не изменится. Немецкий не буду учить, не могу, не хочу!

Еще летом, даже весной, появлялись уже беспокойные мысли. Как же это будет в пятом классе?.. Но всегда что-нибудь отвлекало, да и не хотелось расстраиваться заранее и расстраивать других.

Совсем незаметно подошла осень. И вот первые уроки немецкого языка. На первом же уроке самый звук этой речи так остро напомнил…

Бесцельно учить географию сейчас — слова не запоминаются, только глазами на них смотришь.

Тихим голоском сказала Аня:

— Тамара Владимировна, и меня тоже, пожалуйста, в другую школу переведите, потому что я тоже…

— И меня, — как эхо прибавила Валя.

В классной комнате уже никто не мог заниматься. Ребята ждали напряженно…

Неизвестно, что бы ответила Тамара Владимировна, — дверь растворилась. В комнату заглянула Оля Рогачева:

— Тамара Владимировна, вас к телефону!

Тамара Владимировна вышла, что-то шепнув по дороге Юре Самсонову.

Олечка постояла, раскачивая дверь:

— Что-то вы какие серьезные все?

Никто ей ничего не ответил. Ей скучно стало молчать, она убежала.

Витя спросил:

— Светлана, в какую же школу хочешь ты переходить?

— В такую, где французский или английский.

— Ты думаешь, что все французы, все англичане и американцы — наши друзья?

— Мой папа… — начал Юра.

И все посмотрели на него: ребята очень редко говорили о своих погибших родных.

— Мой папа воевал с англичанами и американцами в Архангельске в девятнадцатом году. Он говорил по-английски, это ему очень пригодилось… А помнишь, что рассказывал Костя Лебедев? Про капитана у них в полку, который в разведку ходил, и если нужно было «языка»… Помнишь, он очень хорошо говорил по-немецки…

Витя прибавил:

— А помнишь, как Долохов… В «Войне и мире», к французам?

Светлана выговорила хрипло:

— Я не капитан… и не солдат, и войны сейчас нет — мне не нужно!

Она сложила учебники и хотела выйти в сад. В передней около вешалки стоял маленький грустный мальчуган. Новенький. Его перевели осенью из дошкольного детского дома. Все никак не может привыкнуть и часто плачет по углам.

Вот и сейчас: Светлана вгляделась — глаза мокрые и красные…

— Саша, ты о чем?

Мальчик не ответил.

— Ты что, без ребят, без товарищей своих скучаешь?

— Нет. Ребята и здесь есть.

— Так о чем же ты?

Саша печально сказал.

— У меня там ежик был!..

— Не расстраивайся, не плачь! Достанем тебе ежика, будешь с ним играть!

Саша безутешно покачал головой:

— У вас будет из леса, а у меня ручной был.

Что сказать?

Как утешить?

Саше семь лет. Того, что было перед войной, он, конечно, уже не помнит… Его самое большое горе — это разлука с ежом.

Ну что же, и к ежику можно привязаться. Сердитые в лесу, если их приручить, они бывают милые и забавные.

Светлана отошла, не найдя слов для утешения, сама готовая заплакать. В саду к ней сейчас же подбежали Славик, Ирочка и вся остальная компания.

Потом няня увела малышей в дом.

Светлана присела на скамью. Смеркалось. Белые табаки на клумбе начинали нежно светиться в темноте.

— Светлана, ты здесь?

Подошла Алла и села рядом.

— Ты почему без пальто? Смотри, какие руки холодные. — Алла была в пальто, накинутом на плечи. Его хватило на двоих. — Я бы из-за этого никогда не ушла из нашей школы!

Там, в классной комнате, Алла не сказала ни слова. Вообще она молчаливая и очень сдержанная. Но молчаливая не от застенчивости — просто не умеет болтать. Когда выступает на сборах, говорит коротко и всегда как-то очень принципиально. Даже самые яростные спорщики всегда с ней соглашаются. Редко приходится с ней говорить — Светлана в пятом классе, Алла в седьмом, — но, когда что-нибудь делаешь, хочется, чтобы это понравилось Алле.

— Я думала, ты с девочками подружилась.

— Я… подружилась!..

— Я бы от своих подруг… и от учителей тоже… ни за что не ушла бы! У вас в шестом по математике будет Иван Иванович. И другие учителя тоже очень хорошие! По русскому, по географии…

— Алла, ты думаешь, мне хочется уходить?

— И потом… тебе уже четырнадцать лет, тебе в комсомол вступать в этом году. В нашей школе тебя знают…

— Знают, что у меня три тройки… годовых! Алла, как же меня в комсомол?

— Тройки разные бывают. Я видела, как ты занималась зимой.

Видела? Странно… В прошлом году они даже в разных сменах были.

С крыльца позвала Наталья Николаевна:

— Светлана!

Девочки подошли к ней.

— Светлана, зайди ко мне.

Светлана стала подниматься по ступенькам.

— Не в кабинет, пойдем ко мне в комнату.

Алла шепнула:

— Светлана, я тебя здесь подожду.

Большая, тихая комната. Очень много книг. Рояль?.. Разве Наталья Николаевна играет?

Над роялем несколько портретов в одинаковых рамках… Лица знакомые, а кто — Светлана не могла вспомнить: музыканты, должно быть.

На стене, над письменным столом, — фотография: мужчина и два мальчика. Светлана знала, что муж Натальи Николаевны умер еще перед войной, а оба сына…

Наталья Николаевна сказала:

— Сядь, девочка. Светлана, перевести тебя в другую школу очень просто.

Светлана прошептала, вцепившись в ручки кресла:

— Вы не думайте, что мне это так просто!

— Голубчик, я не говорю — просто для тебя. Я говорю, что это очень просто устроить. Но мне хочется убедить тебя, что ты неправа. Светлана, помнишь, в прошлое воскресенье Елена Михайловна играла и тебе очень понравилось… Помнишь, ты сказала: «По клавишам вода бежит». Помнишь, как называлась эта вещь?

Светлана неуверенно и удивленно спросила:

— «Прекрасная мельничиха»?

— Да. А ты знаешь, кто ее написал?

— Нет, я не помню.

— Ее написал Шуберт, немецкий композитор. Вот его портрет висит, рядом с Чайковским.

Светлана положила руку на черную зеркальную поверхность рояля:

— Я не знала, что вы играете…

— Мальчики учились… Мой старший сын хорошо играл.

Наталья Николаевна неожиданно встала и подошла к книжному шкафу:

— Хочешь, почитаем стихи?

Светлана так удивилась, что не сразу могла начать слушать.

…Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

Маленькое стихотворение, всего восемь строчек, а как много в нем сказано и как все-все видишь!..

Светлана прошептала:

— Я помню, это у Лермонтова, в собрании сочинений.

— А видишь, что тут сверху написано? «Из Гёте». Ты еще что-нибудь Гёте читала?

— Ведь это он «Фауста» написал? — спросила Светлана. — Только я не читала.

— А «Лесной царь» в переводе Жуковского знаешь?

— «Лесной царь» знаю.

— А вот еще другого немецкого поэта Лермонтов переводил. Видишь: «Из Гейне».

На Севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна…

Хорошие стихи, правда?

— Правда.

— А ты знаешь, что, когда Гитлер пришел к власти, книги Гейне сжигали на кострах?

Светлана спросила:

— Почему?

— Ты еще очень мало знаешь, девочка! Бывают книги-враги и бывают книги-друзья. У нас много книг-друзей, написанных на немецком языке. Не все немцы такие, каких довелось тебе увидеть! На немецком языке писали Маркс и Энгельс… Не только книги давно умерших писателей были врагами Гитлера. В Германии было очень много антифашистов и до войны и во время войны… Ты о Тельмане что-нибудь слышала?

Светлана сказала:

— Ведь это же в Испании был отряд имени Тельмана?

— Да, и в нем сражались немецкие антифашисты. А Тельман тогда сидел в тюрьме. Одиннадцать лет он пробыл в одиночной камере. Это был очень смелый и очень мужественный человек…

Светлана слушала, не поднимая глаз.

Как странно: немец — верил в победу Красной Армии! В самый тяжелый год отступления, когда немцы стояли под Москвой… Как жалко, что он не дожил до конца войны! Они его убили…

— Светлана, а ты знаешь, что сказал о немцах Сталин? «…Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остается».

— Когда он это говорил? — глухо спросила Светлана.

— Двадцать третьего февраля 1942 года. Перед этим немецкие войска доходили почти до самой Москвы и были разбиты. После этого был Сталинград. Это приказ народного комиссара обороны в день двадцать четвертой годовщины Красной Армии. Светлана, твой отец и мои сыновья были офицерами Красной Армии. Они сражались с захватчиками, которые хотели поработить нашу Родину… Но наши солдаты не уничтожали немецких солдат именно как немцев, из-за ненависти ко всему немецкому. Девочка, я знаю, что это нелегко… Но и мы с тобой не должны ненавидеть народ, язык народа…

У нее были слезы на глазах.

Светлана сказала прерывающимся голосом:

— Это вы из-за меня! Это я вас…

И уткнулась лицом в колени Натальи Николаевны… Провожая девочку, Наталья Николаевна дала ей свой пуховый платок:

— Вечер свежий, а ты без пальто.

Светлана хотела сказать, что добежит и так, но вспомнила, что Алла, может быть, еще ждет в саду, и послушно закуталась. Платок был большой и очень теплый. Светлана еще немножко задержалась в дверях:

— Наталья Николаевна, а можно сделать так, чтобы меня по немецкому не спрашивали завтра… и еще несколько дней? Я хочу ответить хорошо. Ведь я… ведь я совсем немецкий не учила! Ни разу!..

— Я позвоню завтра в школу, — сказала Наталья Николаевна. — Я сама об этом попрошу.

В саду пахло осенью, грибами и сыростью, как в лесу, белыми табаками. Но было не совсем темно, потому что окна не завешенные, а на улицах — фонари.

— Алла, ты?..

Алла сказала:

— Какая ты тепленькая вся, пушистая!..

Девочки, обнявшись, подошли к белой клумбе, потом, шурша листьями по дорожке, — к темному забору и опять к белой клумбе.

— Как я рада, что ты не уйдешь из нашей школы!

А ведь Светлана ей ничего еще не рассказала!

Вот опять прошуршали под ногами листья… Девочки ушли в темноту. Широкие ветки заслонили свет фонарей.

— Алла, давай будем дружить.

— Мне тоже хочется.

— Алла, а это ничего, что я с другими девочками дружу в нашем классе?

— Почему — ничего? Это очень хорошо!

— Они очень славные, Галя Солнцева и еще другие, и наши Аня-Валя. Только знаешь, Алла, они все моложе меня… Как-то не обо всем с ними можно говорить! Алла, давай будем друг другу все рассказывать! Алла, знаешь, на что похожа эта клумба? Такие бывают часы со светящимся циферблатом. У них такой же матовый свет. У моего папы такие были… Алла, мне хочется тебе рассказать, что мне сейчас Наталья Николаевна говорила…

Загрузка...