Светлана

XLII

Сначала замечаешь самых бойких ребят и самых застенчивых, самых миловидных и самых некрасивых. Остальные, хотя и не похожи друг на друга, кажутся похожими, их легко перепутать, в особенности имена и фамилии.

Но Светлана знала, что так будет только первые два-три дня. Уже с утра, когда ребята (с мамами, папами, бабушками, чемоданчиками, узелками) появились на заводском дворе, некоторые из них очень быстро запомнились по индивидуальным признакам, иногда неожиданным.

Вот стоит мамаша в модной шляпке и туфельках, расстроенная, обеспокоенная близкой разлукой. Она умоляла на родительском собрании: «Ради бога, не заглушите необычный талант моего сына!»

Рядом с ней мальчик в матроске, тоже обеспокоенный разлукой. У его ног — огромный чемодан, корзинка, еще что-то…

Вообще, как правило: чем меньше ребенок, тем больше у него чемодан. Меньше всего вещей берут с собой самые большие мальчики.

Девчушка с кротким лицом и глазами, наполненными синевой…

Мать предупреждает:

— Моя Милочка с детства не ест манной каши. Если будете ей давать, она ничего не скажет, только не съест и останется голодная…

И мальчик и девочка сразу запомнились, будто против их имен и фамилий записано в невидимой памятной книжке:

«Павлик Сизов — «необычный» талант. Милочка Петрова — манная каша».

В каждом лагере свои традиции. Иногда даже старшего вожатого называют просто по имени и на «ты». В других лагерях не только к старшему, но и к отрядным «вожатикам» обращаются по имени и отчеству.

Светлане повезло или не повезло, сказать еще трудно. Старший вожатый, который еще на семинаре был просто Толей, на родительском собрании превратился в Анатолия Николаевича, что к нему ужасно не идет. Еще меньше подходит Светлане «Александровна», но что поделаешь — и родителям и ребятам ее представили так. Придется привыкать. Может быть, это не так плохо: если бы называли просто Светланой, конечно, все поголовно принимали бы ее за пионерку.

Утро вначале было солнечное. Светлана оделась совсем по-весеннему: белая юбка, белая кофточка и тапочки, тоже белые.

Оказалось — холодный ветер, то и дело набегают из-за высоких домов быстрые тучи, угрожая дождем.

Не хотелось распаковывать чемодан, где лежала жакетка.

Светлана решила переспорить погоду и отправила чемодан с грузовиком, который увозил детские вещи.

Ребят повезут поездом, на вокзал ехать не нужно: завод на окраине города, до ближайшей железнодорожной станции идти пять-шесть минут.

Небольшая серая, растрепанная туча промчалась прямо над головой, разбрызгала холодный дождь, скрылась за домами.

Ребят увели в помещение завкома. Неизвестно откуда появился баянист. Нужно поскорее наладить игры и танцы, успокоить родителей, что дети сухие. Попутно внушить родителям, чтобы они и впредь не беспокоились о сыновьях и дочках, не приезжали слишком часто — сыновья и дочки будут обо всем писать.

Родители должны поверить в вожатого. А родители — народ неугомонный; они толпой заполняют двор, приходится взывать к их сознательности, просить раздвинуться — не хватает места, чтобы построить ребят, все пять отрядов.

Светланин отряд — пятый — малыши, и мальчики и девочки.

Она сама просила дать ей маленьких. Пускай будут такие же, как ее будущие ученики, пускай это будет как бы репетиция…

Пять линеечек выстраиваются перед знаменем дружины. К пятому отряду Светлана уже чувствует особую нежность.

— А ты не простудишься, деточка? — говорит чья-то бабушка, закутанная в платок.

Светлана быстро оборачивается:

— Нет, нет, вы не беспокойтесь, они не простудятся! Дождя уже не будет. Видите, даже солнце выглянуло!

Бабушка улыбается Светлане всеми своими морщинками:

— Я не про них говорю, а про тебя, товарищ вожатая. Они-то в по́льтах все!

Другие бабушки и мамы начинают волноваться:

— Уж уводили бы ребят поскорее: того и гляди, опять дождь соберется!

Как же они не понимают, что нельзя идти, не пересчитав всех ребят: ведь мы же не знаем их еще в лицо… Так и есть, кого-то не хватает!..

Ага, вот они, запоздалые: Милочка (манная каша!) и Павлик («необычный» талант). Почему-то задержались в завкоме и преспокойно, ни чуточки не торопясь, выходят во двор со своими мамами.

То есть это мамы выходят преспокойно. Милочке и Павлику, разумеется, кажется, что все уже кончено, что в лагерь уехали без них.

Пока дошли до станции, все-таки опять начал накрапывать дождь, правда очень мелкий.

Ребята растянулись длинной колонной, красное знамя и барабанщики впереди. На улицах все прохожие оборачиваются и с улыбкой смотрят им вслед. Вот и лето началось — пионеры в лагерь поехали!

У переезда ребят заторопили: скорый поезд из Москвы должен пройти, нужно быстренько через переезд, вслед за ним пойдет наша электричка.

— Поторопитесь, товарищи, — предупреждают железнодорожники у шлагбаума.

— Ребята, ребята, подтягивайтесь, не отставайте! — говорит начальник лагеря.

Вожатые забегают в хвост колонны:

— Побыстрее шагайте, ребята!

Когда так много ребят около станции, как-то тревожно на них смотреть…

Опять совершенно посторонние люди с участием и волнением следят за колонной пионеров.

Семафор открыт.

— Скорей, скорей! — торопят железнодорожники. Два мальчугана из пятого отряда переходят линию. Один из них оборачивается к товарищу и говорит гордо и в то же время растроганно:

— Как все за нас беспокоятся!

Весь поезд был пионерский. Из каждого окна — смех и песни. Казалось, что все московские школьники надумали выехать в лагерь именно в этот день.

Среди этих шумных вагонов один вагон подошел к станции пустой, по специальному заказу, — наш!

Когда поезд тронулся, опять стали пересчитывать ребят. Старший вожатый шел вдоль вагона и считал тех, кто сидел на скамейках слева, а Светлана считала тех, кто сидел справа.

— Толя, у меня семьдесят два.

— А у меня семьдесят четыре. Так. Проверим.

Когда прошли в обратном направлении, оказалось: у Светланы семьдесят один, а у Толи семьдесят пять.

— Проверим еще раз! — озабоченно сказал старший вожатый.

— Толя, они пересаживаются! — вдруг засмеялась Светлана, дойдя до середины вагона.

Ребята, опьяненные воздухом, весной, зеленым простором, бегущим навстречу поезду, разумеется, не могли сидеть смирно. Они вставали, подходили к окнам, пересаживались с места на место.

С учетом всех этих мелких внутривагонных перемещений итог получился наконец правильный: сто сорок шесть человек — не больше и не меньше, чем требуется.

Вожатые успокоились.

Но спокойствие только относительное. Не может быть абсолютного спокойствия при наличии ста сорока шести ребят в вагоне.

Сто сорок шесть ребят входят наконец в ворота лагеря — сто сорок шесть поводов для беспокойства.

Ведь это только первый день. Вожатые не знают ребят, ребята не знают вожатых, и очень немногие знают друг друга. Они даже поют еще неслаженно и нестройно.

Когда выстраиваются на линейке перед подъемом флага, маленький мальчуган, несмотря на торжественность минуты, вдруг наклоняется и срывает одуванчик.

— Светлана Александровна, — спрашивает Милочка, — а мы пойдем сегодня в лес?

Между линейкой и обедом осталось еще полчаса. Все сто сорок шесть ребят в движении.

Кто-то висит на трапеции головой вниз… Кто-то подбрасывает мяч, и мяч скачет по волейбольной площадке, отчетливо выговаривая: пам! пам! пам!

Четыре девочки, отойдя в сторонку, разучивают танец. Им хочется выступать на открытии лагеря, и они уже начали готовиться. Другие посыпают дорожки песком. Носилок нет. Песок несут в табуретке, перевернутой ножками кверху. Мальчики роют ямки перед маленькой деревянной эстрадой: сюда посадят потом елочки, будет очень красиво.

— Анатолий Николаевич, лопат не хватает!

— Ой, мама! — раздается неожиданный вопль. Пищат девочки, мирно плясавшие за минуту до этого.

Из-за кустов в них летят еловые шишки.

Светлана заходит в кусты. Два мальчика притаились там.

Они из пятого отряда — постарше других и побойчее.

— Ребята, что вы здесь делаете?

У мальчика, который стоит перед Светланой, лукавые и предприимчивые глаза. С такими глазами нельзя не озорничать. Воспитывать этого парня, видимо, нужно по рецепту известной нянечки, которая говорила своим питомцам так: «Пойди посмотри, что делает твой младший брат, и скажи ему, что этого нельзя делать!»

— Коля, зачем вы сюда спрятались?

Мальчуган отвечает с довольным видом:

— Мы девок доводим!

Светлана — ледяным тоном:

— Не понимаю, что ты говоришь. Что такое «девки» и что такое «доводить»?

Мальчуган теряет свою самоуверенность:

— Ну… девочек дразним!

— А у нас в лагере никого никому дразнить не разрешается. Видишь, девочки готовятся к выступлению, танец разучивают. А наш отряд что будет делать! Стихи читать умеешь?

— Умею.

— Ты у нас в отряде самый большой, самый сильный, тебя могли бы выбрать командиром, председателем совета отряда, но… при таком поведении…

— Светлана Александровна, а если будет лучше поведение?

— Пока хорошего не вижу. Посмотри, наши ребята дорожки посыпают, работают, а ты шишками бросаешься! Эх, ты!

Горн — к обеду.

После обеда — тихий час. Ребята, несомненно, устали, но угомонить их нелегко, даже малышей. Слишком все непривычное: комнаты, кровати. К тому же дома, конечно, мало кто спал днем. Некоторым, самым крошечным, приходится даже помочь раздеться — не справляются с пуговицами.

— Светлана Александровна, у меня зуб шатается! — трагическим голосом говорит вдруг Милочка, которая не любит манной каши.

Она сидит на своей кровати, схватившись за щеку, поджав босые ножки, и с ужасом смотрит на Светлану.

— Ну-ка, покажи.

Милочка в страхе трясет головой:

— Ой, ой-ой, ой-ой! Нет, нет, вы его дергать будете!

— Не трону я твой зуб. Покажи.

— Только вы не дергайте!

— Да я даже не подойду к тебе. Издали только посмотрю.

Милочка с недоверием и опаской открывает рот.

Зуб мало сказать «шатается» — он лежит совсем боком, и непонятно, на чем он еще держится.

— Милочка, его только немножко подтолкнуть.

— Нет-нет, нет-нет! Больно будет!

— Ты сама его вырвешь. Платок у тебя чистый? Возьми его платком… поверни — и всё!

Светлана отходит к мальчикам. Коля, тот, который «доводил девок» шишками, показывает ребятам, как нужно правильно застилать постели.

— Очень хорошо, Коля, только это потом, а сейчас покажи, как нужно правильно закрыться одеялом и спать во время тихого часа. Я вижу, ты очень опытный, в лагере бывал не раз.

В дверях появляется Милочка, захлебываясь от ужаса и восторга:

— Светлана Александровна, я его вырвала!

— Ну и молодец. Пойдем пополощем рот, и спать ляжешь.

Милочка, восхищенная собственным мужеством, держит на ладони белый коренной зуб без корня, гладкий сверху, остро-изломанный внизу.

Наконец все девочки затихли, и в комнате мальчиков тоже не слышно стало даже шепота.

Короткие шажки босых ног… какое-то царапанье у двери. Милочка порывается выйти во двор.

— Милочка, ты куда? Нельзя выходить, спать надо!

У Милочки в кулаке зажат роковой зуб.

— Светлана Александровна, можно я выйду на террасу, его куда-нибудь выброшу?

Наконец и Милочка, забросив зуб подальше в траву, угомонилась.

Светлана присела на лавочке под окном.

В соседнем корпусе будто улей жужжит — не умолкают разговоры. Там — мальчики, третий отряд. Вожатый нудно и беспомощно взывает к их сознательности.

Подошел Толя, что-то сказал в окно властным голосом — жужжание прекратилось.

К Светлане подсела девушка с розовым лицом и пухлым подбородком с ямочкой — педагог четвертого отряда:

— Спят?

— Спят!

— И мои девочки тоже спят.

«Мои девочки» — так говорила Тамара Владимировна про девочек своей группы. Светлана была в числе девочек Тамары Владимировны. Давно ли это было? А теперь у Светланы свои девочки, свои мальчики.

— Я рада, что попала к девочкам в отряд, — говорит педагог. — С мальчиками беспокойнее. Подерутся, помирятся — ничего не поймешь! У девочек все понятнее.

«Чудачка! — подумала Светлана. — Второй год уже преподает. Ну, а если бы ее послали в мужскую школу или работала бы не в большом городе, а там, где мальчики и девочки учатся вместе?»

Светлане даже захотелось в виде протеста к такому желанию спокойной жизни попроситься в следующую смену именно к мальчикам — в третий или даже в первый отряд. С малышами, конечно, довольно-таки хлопотливо, но Светлана была уверена — дело пойдет.

Тогда в райкоме спросили: «Работу с детьми любите?» — «Люблю, конечно!»

Ребята очень чувствуют, когда их любят.

В первые же дни у Светланы нашлись помощники. Оказалось, например, что Милочка прекрасно умеет заплетать косы. Тридцать человек в отряде, половина из них девочки — вот вам почти тридцать косичек! Не трудное дело, но трудоемкое.

Коля оказался неплохим председателем совета отряда. Бывали у него, конечно, срывы — мальчику с такими глазами нельзя не озорничать. Он был очень чувствителен к похвале. Когда ему говорили, что он хороший мальчик, это действовало на него, как гипноз.

«Необычный» талант Павлика не заглушили. Ему поручили иллюстрировать отрядную газету — Павлик действительно очень неплохо рисовал.

По вечерам, когда ребята затихали на маленьких кроватях, Светлана лежала на своей большой, прислушиваясь к тишине. Это было похоже на детский дом, только на детский дом, где все переменилось, на детский дом, где она — уже не ребенок.