Светлана

XXXVII

Класс — это парты в три ряда. За каждой партой, локоть к локтю, сидят девочки — твои товарищи. Класс — это школьная доска, у которой стоишь отвечая. Класс — это учитель за столом. Учитель рассказывает — его слушают. Учитель спрашивает — ему отвечают.

И вдруг класс как будто повернулся на сто восемьдесят градусов. За партой сидят маленькие девочки и смотрят на тебя с ожиданием. А ты, большая, стоишь за столом учителя. Должно быть, так будет на первых уроках в школе. Маленькие первоклассницы будут робко смотреть на свою учительницу, а учительница, скрывая робость, будет смотреть на учениц.

Пока это еще не урок, это только первый отрядный сбор… Но все равно страшно!

К тому же перед Светланой не застенчивые малыши, а боевые четвероклассницы. Нет робости в их глазах — только любопытство и ожидание.

За несколько часов до сбора, на большой перемене, Светлана, бледная и расстроенная, прибежала в комитет комсомола:

— Девочки, а это ничего, что я только в седьмом классе? Честное слово, ничего?

— Светлана, ты опять? — строго сказала Алла, вставая из-за стола и подходя к подруге.

Нет, не к подруге! Никаких скидок на дружбу! В этой комнате Алла — секретарь комитета, а не подруга!

Алла говорила коротко, властно и безжалостно (принимая во внимание, что в комнате были и другие девочки, мало знакомые). Она сказала как раз то, что было нужно для пользы дела.

Светлана немножко обиделась, немножко успокоилась… Перед этим ей было холодно; после разговора с Аллой стало жарко. Утром, на первых уроках, от волнения при мысли о сборе Светлана не только сама не могла бы ответить — она даже не слушала, как отвечали другие.

А после большой перемены Светлану вдруг вызвал Иван Иванович. Она взяла себя в руки и сумела решить задачу. Еще один урок промелькнул с необычайной быстротой, и вот — сбор! Впрочем, этот первый сбор еще не ответственный. Вместе со Светланой в класс вошла Вера Грекова, десятиклассница, — она была вожатой в прошлом году.

В каждом классе есть девочки, которые кажутся взрослее своих подруг и по внешности и по манерам. Вера такая. Даже форменное коричневое платье сидит на ней как-то особенно изящно. Светлана, любуясь десятиклассницей, надеясь на нее, не могла не чувствовать себя рядом с ней жалкой пигалицей.

Вера представила:

— Вот, девочки, ваша новая вожатая, Светлана Соколова.

Глаза! Глаза! С каждой парты за каждым твоим движением следят любопытные блестящие глаза! И вдруг случилось непредвиденное. Девочка, сидевшая ближе всех, жалобно сказала:

— Верочка, не уходи от нас!

А вслед за ней и другие стали просить:

— Верочка, останься у нас, не уходи!

Они вскочили со своих мест, они облепили вожатую, они умоляли со слезами:

— Верочка, мы тебя, тебя хотим! Не уходи!

Светлана стояла, окаменев от унижения, не зная, куда девать руки и ноги, что делать со своим лицом.

Вошла учительница, восстановила порядок. Девочки снова вернулись за парты. Учительница села сзади, Светлана — в другом, дальнем углу. Здесь можно было немножко успокоиться, отдохнуть от взглядов, приложить холодные пальцы к горячим щекам и постараться наконец начать слушать, что говорит девочкам Вера.

Светлана сама просила дать ей именно этот класс, четвертый «Г». В нем прежде училась Оля Рогачева.

Вот уже больше года, как Оля и Славик уехали из детского дома и жили теперь с отцом.

Светлана бывала у них часто. Можно будет рассказывать Оле про ее подруг.

Четвертому «Г» не повезло: до ноября, а может быть, и до нового года будут заниматься во вторую смену. А все седьмые — в первую.

Приготовив уроки, Светлана опять бежала в школу, к своим маленьким друзьям, то есть будущим друзьям. Ведь дружба не приходит в один день. Довольно-таки сложное дело — приобрести сразу, так сказать, оптом, больше тридцати друзей. Во-первых, как можно их взять и полюбить всех, когда одни нравятся, а другие нет?

Светлана всегда была резка в своих симпатиях и антипатиях… Но разве могут быть несимпатичны дети? Да, могут! Светлана сама не ожидала, что так остро почувствует это и так быстро.

Класс был не сильный, успеваемость неважная, в особенности в первую четверть.

— Ну, как дела? — с тревогой спрашивала Светлана Машу Морозову, которую на первом сборе единогласно выбрали председателем совета отряда.

Вот Маша — прелесть. Девочка с картинки, идеал школьницы. Тетради, книги без единого пятнышка. Черные крылышки фартука стоят, как крылья бабочки. А глаза у Маши как прозрачные озера, в которых все видно, до самого дна. Маша обеспокоенно сообщала:

— У Королевой опять двойка!

— По какому предмету?

Если бы по одному предмету, было бы проще и понятнее, но Рита Королева умудрялась хватать двойки и по арифметике, и по русскому, и по географии.

Неспособная? Кто ее знает! Или просто ленится?

Белолицая, малоподвижная, слишком полная для девочки в одиннадцать лет, Рита всегда казалась или заспанной или невыспавшейся.

— Ты почему двойку получила? — спрашивала Светлана.

— Плохо отвечала.

— Почему плохо отвечала?

— Не выучила.

— Ты когда уроки учишь? С утра?

— Нет, утром я не успеваю.

— Как так — не успеваешь? Ты когда встаешь?

— Встаю в одиннадцать часов.

— Зачем же так поздно?

— Мне спать хочется.

— А ложишься когда?

— Часов в двенадцать.

— Ложись раньше. Разве можно в двенадцать!

— Так мне же нужно уроки учить!

Вот и разговаривай с ней о режиме дня! Все-таки поговорили. Обещала вставать в восемь, ложиться в десять, уроки готовить с утра.

Но двойки продолжаются.

— Рита, как режим дня?

— Соблюдаю!

— Светлана, — сказала Маша, — по-моему, она нас обманывает!

Как же быть? Показать, что не веришь ей, прийти проверять?

— Машенька, знаешь что? Ты зайди к ней завтра с утра. Ведь Рита в редколлегии. Поговори с ней об отрядной газете, может быть, вместе напишете заметку, вот вам и тема: «Домашние задания». А кстати посмотришь, как она готовит уроки.

На следующий день — Машин отчет:

— Я к ней в двадцать минут одиннадцатого пришла. Стучалась, а она еще спит. Накричала на меня. Не пустила.

Вечером Светлана сама отправилась к Рите. Нарочно пришла попозднее, уже после ужина. Это было совсем рядом с детским домом, и Наталья Николаевна разрешила задержаться, если будет нужно.

Рита сидела за письменным столом.

— Ах, ты уроки делаешь? — весело сказала Светлана. — Я с тобой посижу. А то вечером голова тяжелая, трудно задачи решать. Может, что непонятно, так ты спрашивай, я помогу.

Раскрыла журнал и села тут же, около стола. Маленькая комната. Две кровати.

— Ты с кем живешь?

— С мамой.

— Она работает?

— Да, она в ночной смене.

Теперь понятно, почему Рита ложится, когда ей вздумается.

Рита была смущена и, видимо, очень удивилась, что Светлана не упрекает ее, а спокойно сидит рядом.

Светлана стала зевать раз, другой — сначала притворно, а потом вошла во вкус и с полной искренностью зевнула так, что челюсти хрустнули.

— Светлана, — сказала Рита, — ты иди, ведь тебе рано вставать. Я сама сделаю.

— Нет уж, я лучше посижу, подожду, когда ты кончишь.

Минут через десять опять:

— Светлана, ты иди, а то тебе замечание сделают — ведь у вас рано ложатся.

— Да, у нас рано ложатся. — Светлана опять зевнула. — Ничего уж, я подожду.

Заразительная вещь зевота. У Риты подбородок сам вдруг пополз книзу, а голова стала закидываться назад.

Не выходит задача, и все! Рита захлопнула тетрадку:

— Светлана, я лучше сейчас спать лягу. Утром сделаю.

Светлана ушла, когда Рита была уже в постели. Подействует ли? Ведь нельзя же приходить каждый вечер!

Маша Морозова, исполнительная и настойчивая, отнеслась к своим обязанностям более прямолинейно и на следующее утро опять пошла к Рите.

В школе, на большой перемене, она смущенно рассказала Светлане:

— Рита меня опять не пустила и очень рассердилась. Знаешь почему? Ведь ее мама всю эту неделю ночью работает, а днем спит. А я ее разбудила…

Доверчивыми глазами Маша смотрела на вожатую и ждала немедленного и мудрого решения.

Так как Светлана молчала, Маша прибавила, протягивая ей лист бумаги, вырванный из тетради:

— А вот заметка о режиме дня.

— Когда же вы написали?

— Сегодня на перемене. Заметка начиналась так:

«Чтобы хорошо учиться, нужно соблюдать правильный режим дня. Потому что, если не соблюдать правильный режим дня, трудно будет хорошо учиться».

Светлана внимательно дочитала до конца.

— Нет, Маша, это не годится! Девочки, вы бы лучше написали, как Рита поздно вставала, поздно ложилась, двойки получала, как мы ее теребили утром и вечером…

— И как она мою маму сегодня разбудила? — вызывающе спросила Рита.

— Обязательно. И как Рита будет теперь утром вставать потихоньку, чтобы маму свою не разбудить. Напишите так, чтобы читать было интересно.

— Уж я напишу! — сказала Рита мстительным голосом. — Кулаками в дверь барабанила! Разве можно так?

— Вместе, вместе напишите. Напишите так, чтобы обе могли подписаться. Не пожалейте себя.

— Фамилии писать? — спросила Маша.

— Если хотите, пишите фамилии. Или как в арифметических задачниках: «ученица А», «ученица Б».

Маша засмеялась:

— Мы лучше как в задачниках.

Девочки не пожалели себя. Заметку разогнали на шесть страниц. Начало было выдержано в строгом стиле арифметического задачника:

«Ученица А ложилась в двенадцать часов, вставала в одиннадцать часов, уроки готовила ночью и получала двойки».

Дальше сообщалось, как ученица А обещала вожатой ложиться в десять часов и вставать в восемь. Как для проверки была послана к ученице А ученица Б и, застав ученицу А спящей, стукнула кулаком в дверь, сначала четыре раза, потом еще шесть.

«Вечером пришла вожатая, ей очень хотелось спать, она зевнула шестнадцать раз, после чего ученица А зевнула восемь раз и уже не могла готовить уроки».

Все это называлось «Трудная задача». В конце стоял вопрос: «Что должна делать ученица А, чтобы не зевать, не получать двоек и маму свою не будить? Как может ей в этом помочь ученица Б, ни разу не стукнув кулаком в дверь?»