Светлана

XXXVI

Снег шел лениво, но настойчиво, и дворники не успевали убирать его. Он был пухлый, легкий и хорошо склеивался.

Возвращаясь из школы, Светлана захватывала полную горсть и лепила на ходу разные смешные фигурки. Потом прилаживала их вдоль дорожки на сквере и у калиток домов в переулке, на видных местах, чтобы прохожие, которым самим некогда было лепить, могли все-таки получить удовольствие.

— Девочки, обязательно сегодня во дворе снежную бабу слепим!

— И гору! — в один голос поддержали Аня и Валя.

— Правильно. Для нас — большую, а для малышей — маленькую.

— Славик захочет с большой горы кататься, — сказала Аня.

— Да, пожалуй, — согласилась Светлана. — А Оля будет кататься с маленькой — она у нас трусиха. Смотрите-ка, девочки, — Светлана остановилась у ворот: — у нас в детском доме сегодня гость!

— Где? — спросили девочки, озираясь кругом.

— Я же говорю: в доме.

— Откуда ты знаешь? Не видно никого.

— Да уж знаю. Мужчина. Может быть, даже, военный. Во всяком случае — в сапогах.

— Ага! Ты по следам! — засмеялась Аня. А Валя прибавила:

— Это, должно быть, твой лейтенант.

— Нет, — сказала Светлана, — у Кости не такие большие сапоги. Это кто-то незнакомый. И пришел уже давно — не меньше часа тому назад.

— Откуда ты знаешь, что не меньше часа?

— Потому что наши девочки из школы вернулись час тому назад, а он раньше. Видишь — Олечкины ботики прямо по сапогам…

— Почему ты знаешь, что это именно Олины боты?

— Знаю! Ей вчера Юра пятки отремонтировал. У нее теперь совсем особенные следы!

Светлана взбежала на ступеньки — дверь сама открылась навстречу: должно быть, Тамара Владимировна увидела их из окна. Что-то случилось. Тамара Владимировна приложила палец к губам и показала на дверь кабинета:

— Раздевайтесь, девочки, поскорее и проходите в столовую.

Стол был уже накрыт к обеду, но никто не садился, Ребята стояли кучками и подавленно молчали. Светлана не увидела льняных Олиных косичек, всегда приметных издали.

Она подошла к второклассницам и спросила шепотом, подчиняясь общему настроению:

— А Оля где? Девочки, что тут у вас?

— К Оле отец приехал.

— Отец приехал? — радостно переспросила Светлана.

— Так ее папа жив?

— Да, жив, — резко ответил Юра. — Думали, что он погиб… Очень ранен был тяжело… Он танкист, в танке горел… Лицо у него обожжено. Теперь приехал, а Славка и Оля не узнали его… Они его боятся! Глупые они!.. Я бы…

Он отошел, сжав кулаки. Светлана, сама не зная зачем, шагнула к двери в коридор. Девочки остановили ее.

— Ты в нашу комнату сейчас не ходи. Туда Оля убежала, Наталья Николаевна там с ней.

— А Славик где?

— Он с няней.

— А… папа их?

— В кабинете Натальи Николаевны.

Вожатая сказала:

— Так неудачно получилось! Он, как пришел, спросил Наталью Николаевну. А тут как раз девочки из школы вернулись, и Славка выбежал в переднюю — Олечку встречать. Девочки услышали, как он сказал; «Рогачев», и закричали: «Оля, Славик! Папа ваш приехал!» Они бросились к нему, а там, в передней, темно… Ну, и вот…

За дверью послышался детский плач. Светлана выскользнула в коридор. Няня держала Славика на руках. В дверях своей спальни стояла Оля с заплаканным лицом. Наталья Николаевна тоже вышла из спальни и говорила няне:

— Нет, нет, так нельзя. Уведите его.

Тамара Владимировна из передней махнула Светлане рукой:

— Уйди, Светланочка!

Наталья Николаевна тоже увидела Светлану и вдруг сказала:

— Нет, погоди.

Она смотрела на девочку, как бы оценивая ее силы. На вид совсем такая же, как ее подруги-пятиклассницы, но ведь ей уже пятнадцать лет…

— Олечка, побудь тут с няней.

Наталья Николаевна подошла к Светлане. Светлана рванулась к ней.

— Ты знаешь?

— Да.

Обеими руками Наталья Николаевна притянула к себе темную кудрявую голову:

— Светлана, они тебя так любят… Нужно что-то придумать. Он хотел уйти. Нельзя, чтобы он ушел так… Светлана, ты могла бы зайти сейчас к нему и поговорить?.. Голубчик мой, понимаешь, мне хочется, чтобы он почувствовал, что дети не боятся его. Ведь и у его ребят этот страх случайный. Ведь это пройдет. Только если ты сможешь… в первое мгновение… У него свежие шрамы — обожжено лицо.

Светлана шепнула:

— Я смогу.

Они разговаривали совсем тихо, почти одними губами, чтобы не услышали ребята в дверях спальни и чтобы их отец не услышал из кабинета.

— Я смогу, — повторила Светлана, — только… что мне ему сказать?

— Что хочешь… Даже лучше что-нибудь совсем отвлекающее. Помнишь, ты все меня расспрашивала, кто их папа? Какое-то у тебя было дорожное знакомство… Помнишь, какой-то сержант рассказывал тебе про наш детский дом? Ты думала, что он был с их отцом на фронте…

— Да, да, помню. Хорошо, я пойду…

В кабинете скрипнул стул, послышались тяжелые шаги к двери и обратно. Потом опять стало очень тихо.

Светлана спросила:

— Мне… одной войти?

Только услышав шаги за дверью, она поняла, как было бы трудно войти одной.

— Голубчик ты мой, зачем же одной? Пойдем вместе.

Отец Оли и Славика стоял у окна, положив руку на спинку кресла. Светлана охватила одним взглядом широкие плечи, гимнастерку без погон и волосы такого же необычного цвета, как у ребят. Они казались почти седыми.

Он не обернулся на их шаги, только сказал странно тихим и ровным голосом:

— Вы же сами видите, Наталья Николаевна, что мне лучше уйти.

— Товарищ Рогачев, — ответила Наталья Николаевна, — не уходите, я вас очень прошу. Тут у нас девочка одна… ей очень хочется с вами познакомиться.

— Девочка? Со мной познакомиться? — удивился он. — Давайте лучше не надо, Наталья Николаевна.

— Она здесь. Вот она. Светлана Соколова.

— Здесь? Ну, что же делать, будем знакомиться. Только не смотри ты на меня… Так поговорим.

Светлана подошла к нему и осторожно дотронулась до его руки:

— Здравствуйте.

— Что скажешь, Светлана?

— Знаете что? Я, должно быть, одного вашего товарища встречала… Был у вас такой знакомый на фронте, Василий Кузьмич, сержант? Он танкист тоже…

— Василий Кузьмич?.. Сержант?.. Топорков?

— Я не знаю его фамилии… Плотный такой, круглое лицо, а усы и брови с рыжинкой.

— Точно! Топорков и есть. Знаю его, конечно. Два года в одном танке воевали. Он водителем был, а я — башенным стрелком.

Светлана спросила:

— Он жив?

— Был живой год назад. Его потом от нас в ремонтную часть перевели. Он слесарь хороший. Да и человек тоже. Ты почему о нем спрашиваешь? Родственник он тебе?

— Нет, я случайно…

Светлана стала рассказывать, как встретилась с сержантом и как по его совету попала именно в этот детский дом.

Сначала Рогачев отвечал ей все тем же неестественно тихим и ровным голосом. Но девочка вспоминала живые подробности, словечки Василия Кузьмича, и ответы стали более живыми.

— Он все спал на верхней полке, а потом просыпался и сам себя спрашивал: «Сколько может человек спать?!»

— Да, да, — сказал Рогачев, даже как будто усмехнувшись. — Любил поспать Василий Кузьмич, только мало нам тогда приходилось этим делом заниматься!

Светлана сказала:

— Вы почему стоите? Вы сядьте.

Он повернул кресло так, чтобы сесть спиной к девочке. Светлана хотела придвинуть себе стул. Она чувствовала, что получается не то, о чем говорила Наталья Николаевна, и вопросительно оглянулась. Наталья Николаевна одобряюще кивнула ей с дивана.

Дверь в переднюю теперь почему-то была приоткрыта. Должно быть, ее открыла сама Наталья Николаевна. Может быть, она даже выходила из кабинета в переднюю?

Светлана раздумала придвигать стул и присела на ручку кресла, закинув руку на спинку.

Рогачев почувствовал маленькую руку за своей спиной, он хотел выпрямиться, но потом, наоборот, нагнулся, опираясь локтями о колена.

— А вы тоже были сержантом?

— Да.

— А мой папа служил в пограничных войсках, когда война началась. — Она помолчала. — Я… наверное знаю, что он погиб… А какое было бы счастье, если бы он вернулся вот так, неожиданно!

— Счастье?!

Резким движением он заставил ее обойти кресло и стать прямо перед ним.

— По-твоему, счастье вернуться таким, что родные дети шарахаются?

— Да, счастье! — крикнула Светлана. — Для меня это было бы счастьем! И для папы моего было бы счастьем увидеть меня!

За дверью, в полумраке передней, мелькнула светловолосая головенка и сейчас же испуганно отшатнулась.

Рогачев спросил:

— Ты правда думаешь так или тебя Наталья Николаевна — добрая душа — подослала мне в утешение?

— Пожалуйста, можете думать, что меня подослали вам неправду говорить, если вам не совестно!

— Ты что на меня кричишь?

Он взял Светлану за руки и вдруг засмеялся. Светлана увидела, что он еще молодой и, наверно, был совсем другим прежде — общительным, разговорчивым…

В передней Славкин голос сказал с радостным удивлением:

— Папа смеется!

Рогачев вздрогнул:

— Они здесь?

Светлана ответила шепотом:

— Оба в передней. Подошли и в дверь заглядывают.

Она опять присела на ручку кресла, но не боком, а лицом к отцу Славика и продолжала, доверчиво положив руку ему на плечо:

— Вы на них не обижайтесь. Они хорошие ребята и вас любят. Они так только, в первую минуту растерялись, не узнали вас. Они очень рады, что вы приехали. Они так горевали, когда от вас не было писем! Вы, может быть, думаете, что Славик пугливый? Нет, он очень храбрый. Знаете, его один раз спросили, кем он будет, когда вырастет…

— Кем же хочет быть Славка?

Светлана чувствовала, как трудно ему опять стало говорить, и ободряюще сжала его плечо:

— Славик сказал: «Я буду трижды Покрышкин!»

— Что ж, хорошо сказал! Знает, по кому равняться, хорошую себе выбрал профессию… Только не быть Славке летчиком, и героем ему не быть!

— Почему не быть? — обиженно прозвучало из передней.

— Да какой же из тебя летчик? Летчики ничего не боятся, а ты родного отца боишься!

— Я не боюсь! Я только испугался!

— Точно! А по-твоему, Покрышкин испугался когда-нибудь, хоть раз в жизни?.. Ладно, что ж делать! Родные дети меня такого не хотят, возьму и усыновлю вот эту чужую девочку. Она меня жалеет и любит.

— Какая же это чужая девочка? — сказала Оля. — Ведь это наша Светлана!

— Так вы не возражаете? Можно Светлану усыновлять?

— Усыновляй, — сказал Славик.

— Мы ее любим, она хорошая, — прибавила Оля.

— Значит, мне Светлану усыновлять, а вам я совсем не нужен?

— Нужен! — ответил Славик. — Нас тоже усыновляй.

Ребята все еще стояли в передней, не переступая порога. Наталья Николаевна, молча сидевшая на диване, поманила их и показала на кресло у окна.

Оля и Славик вошли, осторожно ступая, и остановились, обогнув кресло справа и слева.

Отец услышал их легкие шаги и закрыл руками лицо.

Оля робко сказала:

— Папа! — и потянула к себе его руки.

Он поднял голову:

— Ребята! Неужели не узнаете меня совсем?

— Узнаем! — сказала Оля, прижимаясь щекой к его лбу.

Славик забрался к отцу на колени и провел ладонью по его щеке:

— Папа, тебе было очень больно?

— Больно, Славик, если вы разлюбили меня теперь. А это что за боль!..

— Мы не разлюбили!

Наталья Николаевна и Светлана переглянулись и вышли из кабинета.