Просыпаюсь от того, что все тело ломит, а на душе неспокойно. Даже глаза открываю не сразу, потому что трудно двигаться.
Я полулежу на кресле, подтянув к себе колени и укутавшись в камзол. В нос бьет волнующий и в то же время внушающий уверенность аромат. Знакомый, проникающий в самое сердце, самую суть меня запах кедра и полыни. Рейнард.
Медленно, по капле в моей памяти проявляется вчерашний день: стычка с ректором, суета в городе, неудачный эксперимент и…
Я вздрагиваю от яркого ощущения того, как с меня соскальзывает платье и все тело обдает прохладой воздуха и жаром от взгляда Рейнарда. Мне было больно так, что не могла ни двигаться, ни говорить.
Но больше было стыдно: что я оказалась настолько неловкой и испортила эксперимент, что он увидел меня в таком виде, что я в очередной раз зависела от него.
Вот и сейчас щеки пылают, и стыд буквально выжигает изнутри. Как теперь смотреть ему в глаза? Я ещё и заснуть у него на руках умудрилась.
– А мама с нами к вивернам пойдёт? – слышу я голосок Аллана.
– Милый, мама вчера допоздна работала, и теперь ей нужно отдохнуть, – отвечает леди Корнуэлл. – поэтому мы с тобой сейчас тихо соберемся и пойдем вдвоем. А потом ты ей расскажешь.
Ох! Так ещё и леди Корнуэлл видела меня такой. И видела, как меня принёс Рейнард. А Аллан?
Меня буквально подкинуло от этой мысли. Резкое движение вызывает обжигающую боль на животе – рана была настолько глубокой, что Рейнард не смог вылечить ее сразу полностью. Остался круговой тянущий шрам. Надо будет приготовить зелье, чтобы уменьшить его.
– Мисс Антис, – няня как-то нежно, по-матерински смотрит на меня. – Вам лучше?
Я повыше натягиваю на себя камзол, пытаясь сообразить, как бы мне встать и не сделать так, чтобы было ещё больше стыдно. Но к своему удивлению, понимаю, что на мне ночная сорочка, а не нижние юбки, в которых я осталась вчера.
– Вы спокойно заснули только после того, как я вернула вам камзол, – на мой вопросительный взгляд ответила леди Корнуэлл. – Господин ректор заходил с утра, спрашивал о вашем самочувствии. Сказал, что вы можете прийти сегодня позже.
Закрываю глаза, немного расслабившись. Можно чуть-чуть отложить встречу с Рейнардом. Но это все равно неизбежно. И мне придется работать с ним дальше, наверняка оставаться в той же лаборатории вдвоем, пока он будет следить за экспериментом.
Даже присутствие Варгуса не избавит меня от смущения и воспоминаний. А тем более не сотрет из памяти то ощущение правильности и спокойствия, которые я испытывала на руках Рейнарда. И именно это кажется странным, пугающим. Как такое может быть? После всего, что он мне сделал? После всего, что я о нем узнала?
– Спасибо, леди Корнуэлл, – немного подхрипывая, говорю я.
Аллан сползает с табуретки и подбегает, чтобы крепко-крепко, как это делают маленькие дети, обнять. От этого по телу разливается радостное тепло и кажется, что все-все по плечу.
Действительно, в конце концов, перед лекарями тоже оказываешься не в самом приличном виде. Но это же для того, чтобы они могли вылечить. И тут тоже это была вынужденная мера, чтобы меня спасти.
Становится легче, свободнее. И, кажется, я уже знаю, что сделаю.
Спустя час я стучу в дверь кабинета Данте и приоткрываю ее.
– Лейра? Что-то с Алланом? – приятель обеспокоенно встает из-за стола. – Или ректор что-то сделал?
Я усмехаюсь про себя. Сделал. Только вряд ли мне стоит на него за это обижаться.
– Я решила принять твое предложение, Данте, – говорю я. – У тебя же еще вакантно место аспиранта?
– Значит, все же ректор, – хмыкает приятель. – Но если не хочешь, можешь не говорить. Я рад, что ты согласна со мной работать.
Я киваю и кручу одну из книг, в которых вскользь упоминается о возможности общаться с драконом, в руках. Конечно, мне обидно, что я не смогу продолжить работать над зельем. Конечно, я таким образом становлюсь дальше от возможности помочь драконам и их близким. Но сейчас для меня важно мое спокойствие и благополучие Аллана.
– Но ты понимаешь, что тебе нужно написать заявление на перевод и лично вручить на подпись ректору? – Данте присаживается на край стола и складывает на груди руки. – Тут от меня требуется только одна завитушка, что я тебя беру. Если он откажется… А я так полагаю, он откажется, я ничего не смогу сделать.
Я хмурюсь, не понимая, что он этим хочет сказать.
– Но не может же он меня силой и шантажом, как на должности помощницы, еще и в аспирантках удерживать.
– Нет, но он может не одобрить тебя именно в аспирантки мне, – Данте разводит руками. – Я знаю, что тебе не понравится то, что я тебе скажу. Но… Вам надо поговорить. Честно и откровенно.
У меня в груди будто сжимается тугая пружина. Каждая частичка моего разума кричит “нет!”. Зато душа тихо шепчет “да”. Это противоречие разрывает на части, вызывает колючий комок в горле.
– Нам не о чем говорить, – отвечаю я. – Он все сказал мне еще пять лет назад. Сейчас у него жена и сын.
Данте поднял руку и остановил меня.
– Ты можешь сколько угодно это рассказывать мне и себе, но результат будет только тогда, когда ты скажешь это ему.
– Слушай, может, я зря согласилась? – усмехаюсь я.
Данте хитро улыбается и пожимает плечами: “Тебе решать”. Хитрец.
Нагло пользуясь тем, что ректор позволил мне прийти на работу позже, я провожу час в легком общении с приятелем за чашкой очередного диковинного чая. Выхожу из кабинета с боевым настроем потребовать от ректора подписать заявление о переводе и с улыбкой захлопываю дверь.
Наверное, я слишком сильно успеваю замечтаться о том, как протяну лист бумаги ректору, как он хмуро посмотрит на меня, но я буду настаивать. Потому что я совершенно не замечаю ничего вокруг и, сделав всего пару шагов от кабинета, врезаюсь в чью-то грудь.Нет. Не в чью-то. Я точно знаю этот запах, потому что всю ночь провела рядом с ним.