Перевожу взгляд на Рейнарда, он хмурится и, кажется, тоже понимает ненамного больше меня.
– Почему так? – спрашиваю я, затаив дыхание. – Еще там, в парке, я почувствовала, как моя магия перетекает тебе.
– У меня есть только предположения, но никаких ответов, – Рей переплетает наши пальцы, встает и обходит стол, чтобы оказаться рядом. – В парке… Твой свет не просто перетек ко мне, он будто захватил с собой тьму и утащил с собой в тебя.
Я шокированно посмотрела на него. Для Светлой ведьмы касание темной магии обжигающе-больно, оставляет отметины и шрамы. Да что далеко ходить – когда Рей срезал с меня платье в лаборатории, так было – он потом залечивал ожог.
А сейчас он говорит, что его тьма перетекла в меня (просто в саму меня!), и я осталась жива.
– Я переживал, что ты можешь не выжить, – с волнением в голосе признается Темный. – Перенес тебя сюда, в мое холостяцкое убежище в горах, почти всю ночь просидел рядом, а потом понял, что моя темная магия тебя не ослабляла, а наоборот поддерживала все это время, пока твой свет не восстановился.
– Не понимаю… – я растерянно смотрю на наши сцепленные руки, над которыми продолжают завихряться наши магии.
Потом внезапно они взвиваются вверх фонтаном искр и оседают на запястьях узором: у Рейнарда – золотым, а у меня – темным. Что это?
Появляется все больше и больше вопросов, и все меньше ответов. Этот раздражает и заставляет нервничать. И только то, что мою руку крепко держит Рей, придает спокойствия.
– Я пять лет думал только об одном: вернуться к тебе и сказать единственное слово – “прости”, – глядя мне в глаза, говорит он. – Убеждал, что главное – сказать это, но не обязательно вернуть. Пытался принять, что за это время у тебя могла появиться семья и дети. Но когда узнал, что у тебя есть сын, не смог. Прости. Я вел себя как козел: и пять лет назад, и сейчас.
Он подтягивает меня к себе за талию и дотрагивается до моего лица, отводя прядь за ухо.
– И что? Из-за Аллана я уже не та Лейра, которой была раньше? – усмехаюсь.
Рей качает головой.
– Твой сын замечательный. Я люблю тебя, – в его зеленых глазах клубится тьма, но при этом они сияют искренним светом. – Дракон мне говорит, что ты моя истинная, и он до сих пор не понимает, как мы выжили после того, как я предал тебя. Но раз мы выжили и встретились, я очень хочу надеяться, что ты дашь мне второй шанс, Лейя…
Глаза щиплет от слез, я моргаю, и одна из них скатывается по щеке. Большим пальцем Рей стирает ее, а потом наклоняется и захватывает мои губы своими. Я чувствую в этом поцелуе столько невысказанной нежности, которую он, как темный, просто не умеет проявлять, которая искрами взрывается в каждом прикосновении, влечет за собой и отзывается во мне ответными чувствами.
Простила. Дала шанс. Снова поставила всю свою жизнь на кон. Но вся моя интуиция ведьмы говорит о том, что иначе нельзя. Иначе – даже больнее, чем снова пережить разочарование.
Расслабляюсь, позволяю своим рукам зарыться в его волосы, пропустить пряди сквозь пальцы. Темный прикусывает слегка нижнюю губу и мягко оттягивает ее, а когда я приоткрываю рот в беззвучном стоне, язык Рея проникает в мой рот. Поцелуй становится жарче, ярче, напористей. Во мне вспыхивает пожар желания, сначала охватывающий все тело, а затем стягивающийся к низу живота и вынуждающий колени подогнуться.
Если бы крепкие руки Рейнарда не держали меня крепко, я наверняка упала бы. Но он удерживает меня, более того, подхватывает на руки и, не прекращая целовать, несет наверх. Точно так же, как до этого спускал меня.
Улыбаюсь и шепчу ему в губы:
– Я так могу и привыкнуть.
– Буду только рад, – отвечает он, заносит в комнату и аккуратно ставит на ноги. – Готов носить тебя на руках хоть всю жизнь. А еще целовать. И касаться тебя везде.
Рей развязывает сначала пояс на моем халате, поддевает его большими пальцами и спускает с моих плеч, потом распускает завязки на ночной рубашке и проводит пальцем от чувствительной ямки на шее ниже до самого основания разреза сорочки. Это заставляет меня дрожать: от волнения, от остроты ощущений и от желания.
Рейнард очерчивает пальцами полукружие груди снизу, а потом накрывает ее всей ладонью. От этого напряжение внизу живота стягивается таким сильным узлом, что я невольно закрываю глаза, закусываю губу и сжимаю бедра. Только ощущения становятся лишь ярче.
Чувствую, как большой палец Темного высвобождает мою губу, и Рейнард втягивает ее, слегка посасывая. Но, кажется, от этого становится еще хуже. Вцепляюсь в его плечи пальцами – хоть так пытаюсь удержаться за границу реальности.
Ночная сорочка легко стекает с меня, оставляя мое тело абсолютно обнаженным и предельно доступным для Рея. Но он не спешит полностью этим пользоваться. Сначала он рассматривает меня, и я радуюсь, что успела воспользоваться зельем и свести шрамы от ожога с живота.
Хочется быть для него красивой, желанной. И Рей дарит мне это ощущение. Я чувствую дразнящие прикосновения то там, то тут. Это непредсказуемо, это волнующе, это просто сводит с ума.
Находясь где-то на границе между реальностью и иллюзией, я тоже помогаю ему раздеться. Смущаюсь, боюсь, борюсь с мыслями о том, что это все неправильно. Но точно знаю, что именно так и должно быть!
Наконец, Темный мягко опускает меня на кровать и вклинивается между моими бедрами. Дорожкой поцелуев Рей спускается к моей груди, а потом резко подается вверх. Меня выгибает от резкой боли, смешанной с удивительным, ни с чем не сравнимым удовольствием. Впиваюсь ногтями в спину Темного и прерывисто дышу.
Он замирает и всматривается в мое лицо.
– Лейра? – вокруг начинает кружиться темная магия.
– Я… – отвожу взгляд и почему-то чувствую стыд. – Да, я…
Он не дает мне продолжить – с помощью медленного, тягучего поцелуя заставляет меня замолчать, дает к себе привыкнуть, а потом такими же неторопливыми и одурманивающими движениями заставляет плавиться в его руках.
Рей помогает быстро забыть и о боли, и о том, что все в новинку и просто получать удовольствие, которое постепенно нарастает и, в конце концов, взрывается фейерверком в глазах, шумом в ушах и невесомостью во всем теле.
Шагаю за границу реальности, слышу рык Рейнарда и, кажется, отключаюсь, чтобы очнуться все еще в объятиях Темного.
За окном уже вечереет. Горы на горизонте приобретают теплый оранжевый оттенок, а небо необычную глубину. В комнате висит полумрак, рассеиваемый только остатками дневного света из окна.
Я лежу на груди Рейнарда и слушаю его уверенное сердцебиение. На душе спокойно и светло. Улыбаюсь и вырисовываю на груди Темного узоры, он в ответ нежно гладит меня по спине.
– Ты полна сюрпризов, Лейра Антис, – с хрипотцой в голосе говорит Рей. – Не хочешь рассказать, как так вышло?
Я некоторое время молчу, а Рейнард терпеливо ждет и перебирает волосы.
– Мой брат был драконом, – произнести это вслух сложно. Даже Рейнарду. – И накануне того, как ты… решил уйти, его заарканили инквизиторы. Аллан его сын.
Чувствую, как все мышцы Темного напрягаются. Вокруг нас начинает клубиться темная магия, а в ответ на нее, из меня сразу вырывается свет. Красиво и… кажется, страшно. Такая интересная реакция. Но я уже не боюсь, со вчерашнего вечера тьма Рейнарда не причиняет мне боли.
– Почему ты мне не сказала, что у тебя никого не было? – с сожалением говорит он.
– Это бы что-то изменило? – я поднимаюсь на локте и с сомнением смотрю на него.
– Да, я был бы более нежен и аккуратен, – признается он и ласково проводит по щеке тыльной стороной ладони. – А так я снова делал тебе больно.
Хитро смотрю на него и закусываю губу. Ну, нет. Даже если мне и было больно, я уже забыла про это после того, что было дальше.
Рейнард резким движением поворачивается и опрокидывает меня на спину, нависая сверху. Он касается моих губ своими, а потом пристально смотрит в глаза.
– Если бы я знал, я бы выбрал тебя, – с болью в голосе говорит он. – Я не хотел, чтобы ты была хоть как-то связана с драконом. А ты… Оказывается, ты всю жизнь прожила с драконами.
– И кому бы ты сделал лучше? Отцу? Себе? К тому же ты так много узнал о драконах, вскрыл правду. Ведь теперь можно все изменить?
В его глазах мелькает неуверенность. Почему? Все настолько сложно? Неужели нельзя предать огласке все то, что успел узнать Рейнард?
Он собирается что-то мне сказать, но по коридору раздаются твердые шаги. Я подскакиваю: кто здесь может быть?