— Дядя Антон, — спросил Сашка, — а за что вас посадили? Ни за что, как всех?
— За дело, как всех или почти всех. За стихотворение по поводу сталинского тоста.
— Вы помните его?
— Конечно. Такое не забывается.
Вот поднялся Вождь
в свой ничтожный рост.
И в усмешке
скривил рот.
И сказал он так:
этот первый тост —
За великий русский
народ!
Нет суровей, сказал он,
его судьбы.
Всех страданий
его
не счесть.
Без него мы стали бы
все рабы,
А не то, что
ныне
мы есть.
Больше всех он крови
за нас пролил. Больше всех источал он
пот.
Хуже всех он ел.
Еще хуже пил.
Жил как самый
паршивый
скот.
Сколько гнусных
и черных дел
С ним вершили
на всякий
лад.
Он такое, признаюсь,
от нас стерпел,
Что курортом
покажется
ад.
Много ль мы ему
принесли добра?!
До сих пор
я в толк
не возьму,
Почему всегда
он на веру брал,
Что мы нагло
врали
ему?
И какой болван
на Земле другой На спине б своей
нас
ютил?!
Назовите мне,
кто своей рукой
Палачей б
своих
защитил.
Вождь поднял бокал.
Отхлебнул вина.
Просветлели
глаза Отца.
Он усы утер.
Никакая вина
Не мрачила
его
лица.
Ликованием вмиг
переполнился зал...
А истерзанный
русский
народ
Умиления слезы
с восторгом лизал,
Все грехи Ему
отпустив
вперед.
— Ого, — сказала Ленка. — По Солженицыну, вас должны были убить.
— Мне зачли военные заслуги. Да и время начало поворачиваться в сторону хрущевизма.
— Не зря, значит, вас посадили.
— Не зря. Тогда зря редко сажали. Всегда находилось дело.
— Вы, конечно, читали Солженицына?
— Читал.
— И что вы о нем скажете?
—Я перед ним преклоняюсь.
— Значит, то, что он пишет, правда?
— Правда, но не вся. А частичная правда искажает картину в целом. Я ценю его не за правду, а за бунт против лжи и насилия.
— Если он прав, почему же его не печатают у нас?
— Не задавай глупых вопросов, — сказал Сашка.
— Вопрос не глупый. Тут глупы те, кто не напечатали Солженицына здесь. Если бы его здесь напечатали, не было бы такого грандиозного мирового эффекта и неослабевающего интереса к его работам. В преступлениях, которые нельзя скрыть, лучше сознаваться открыто.
— Тем более в чужих преступлениях.
— А если они не кончились...
И в таком духе у меня дома постоянно ведутся антисоветские разговорчики. И я не в силах их остановить. И, что самое ужасное, не хочу их останавливать, и сам участвую в них.