С полгода назад Сашка был на дне рождения у своего сокурсника. Сашка вернулся домой уже утром. Ужасно довольный. Праздник у них удался отличный. Была хорошая компания. Двенадцать человек — шесть мальчиков и шесть девочек. Сначала пили, ели, танцевали. Потом спорили до хрипоты. Решили в заключение создать шуточный Союз Борьбы За (за что — каждый пусть понимает по-своему). Цель Союза — отмечать дни рождения всех собравшихся в том же составе. Поскольку на некоторые месяцы выпало несколько дней рождений, а на некоторые ни одного, решили распределить месяцы по лицам произвольно и отмечать условные «дни рождения». Теперь подошла Сашкина очередь. От нас, стариков, потребовалось одно: очистить квартиру от нашего присутствия и финансировать мероприятие. После длительных дискуссий со взаимными оскорблениями порешили: Теща с Ленкой уезжает на неделю к сестре в Тамбов (у Ленки — каникулы); Тамара решила переночевать у своей близкой подруги. В отношении меня проблемы не было: у меня крыша есть.
— Смотрите, — сказал я Сашке перед уходом, — пришьют вам дельце.
— Не бойся, — сказал Сашка. — Мы политикой не занимаемся. Ребята все надежные.
Но Сашкины «дни рождения» меня беспокоили. Я не раз видел у него книги Солженицына, «Континент» и прочие эмигрантские издания. Представляю, о чем они там говорят на своих сборищах. И откуда они берут эти книжки? Впрочем, вопрос праздный. Картошкин, например, ездит за границу три-четыре раза в год. И не было случая, чтобы он не привез кучу журналов всякого рода и книжечки такого рода. Антисоветские книги на иностранных языках тут не в счет. У него их целая библиотека. Ему такие книги и журналы положено иметь по роду работы. Но ведь его Андрей почитывает их запросто. И друзей снабжает (под большим секретом, конечно). Картошкин хотя и свой человек в КГБ, в ЦК (как хохмит моя Ленка — в ЦК КГБ), но он, между прочим, тоже либерал. Он один из нас. А кто и когда посчитает ту массу добра, которую принес нашему обществу этот «трусливый» либерал! Вы думаете, ему ничего не стоит ввозить эту массу подрывной литературы и сквозь пальцы смотреть на то, как она расползается из его дома по Москве? До поры — до времени.
Любопытно, что все запрещенные книги, которые Сашка приносит в дом, перечитали вдоль и поперек все члены нашего семейства. И где мне только не приходится бывать, везде на темы этих книжек разговоры ведутся так, что совершенно очевидно: широкие круги либеральной интеллигенции и чиновничества знают эту литературу лучше, чем хрестоматийную русскую классику. Долго ли еще это протянется? Известны многочисленные факты, свидетельствующие о том, что «маразм крепчает». Понемногу то тут, то там сажают. Главным образом — никому не известных молодых ребят. А взрослых более или менее известных людей пока зажимают «домашними» средствами. К. до сих пор ходит без работы. Скоро будет публичный процесс над Хлебниковым. Но тот — фигура с мировой известностью. Не замолчишь. Слухи ходят, что вовсю сажают в сумасшедшие дома. Говорят, только в Москве их открыли несколько штук. Говорят, что изобрели мощные средства. Три укола — и ты как личность сведен к нулю. И не подкопаешься. Антон считает, что тут больше слухов, которые КГБ распускает специально с целью запугивания. Но я думаю, что в слухах есть большая доля истины. Картошкин сказал мне по секрету, что слухи не отражают даже половины реальности.
Утром Сашка опять меня спросил: неужели все то, что Солженицын написал о жертвах сталинского периода, правда. Что я ему мог ответить? Я сказал, что это вопрос сложный. Но он не отставал:
— Ты дай мне принципиальный ответ — да или нет?
— Если я тебе скажу «нет», это будет неправда, скажу «да», это будет нарушение исторической точки зрения.
— Оставь в покое свои исторические принципы. Говори прямо. Боишься?
— Нет, Саша, я не боюсь. Я могу ответить тебе: «да». Но это будет совсем не то. Это не будет ложь. Но это не будет и правда. Я никого не хочу оправдывать. Просто тут дело сложнее.
— Солженицын утверждает, что сталинизм никогда не кончался. Только формы его менялись. Сталинизм, считает он, и есть сущность коммунизма. Как ты на это смотришь?
— Это безответственные фразы.
Ни до чего определенного мы не договорились. Но разговор этот имел последствия. Я записался на прием к Митрофану Лукичу.