Светлое будущее

— Как книга?

Антон только махнул рукой. И мне стало его жаль. Все-таки я добрый человек. Это-то меня и сгубит. А книга, честно говоря, написана неплохо. Если она выйдет, это будет заметное событие.

Почти треть книги Антона посвящена перспективам коммунизма. На эту тему мы говорили с ним мало, обычно в форме шуток или угроз. Я «острил» на уровне журнала «Крокодил»: погодите, мол, доживем до коммунизма, тогда покажем свои способности насчет потребностей. Антон в таких случаях говорил, что коммунизм с этой точки зрения строится сравнительно быстро и легко, и в этом его великая привлекательность для широких масс плохо живущего, угнетенного, отсталого и т. д. населения. Но через два-три поколения, когда население становится почти поголовно грамотным, забывает о голоде и изнурительном труде, начинает мало-мальски прилично одеваться, в общем — обретает хороший сравнительно с недавним прошлым быт, начинаются специфически коммунистические проблемы. Людям уже наплевать на то, что было до революции. Они черпают оценки из современных им сравнений. Сравнение с прошлым раздваивается. Официальная пропаганда тянет из прошлого все плохое, чтобы убедить население в том, что оно живет прекрасно. Недовольные тянут из прошлого все хорошее, чтобы подчеркнуть свое бедственное положение. И те и другие фальсифицируют прошлое хотя бы уже тем, что берут его односторонне и в современных оценочных категориях. Но это нормально, ибо апелляции к прошлому являются лишь подспорьем в оценках современности.

Однако как только мы приближались к самой позитивной характеристике специфически коммунистических проблем и перспектив их решения в будущем, разговоры наши обычно обрывались или вырождались в мелкую склочность по поводу неудачного языкового оформления мыслей. А в концепции Антона, судя по всему, именно вопрос о будущем коммунизма является центральным, поскольку он лишь начинает с того, до чего так или иначе добираются критики и апологеты коммунизма.

Я очень бегло посмотрел этот раздел книги Антона, но успел составить себе некоторое (правда, отрывочное и неполное) представление об этой части его концепции. Антон отказывается рассматривать будущее Советского Союза в том духе, как это делал Амальрик. Он вообще ничего не говорит об исторической судьбе того или иного народа или государства и о последствиях взаимоотношений их. Он рассматривает лишь тенденции, которые уже обнаружили себя более или менее явно и которые вытекают из самого существа коммунистического социального строя жизни. Вот основные из них.

Расслоение общества и наследственная преемственность слоев (местами — вплоть до наследования профессий). Наследование своего положения в обществе производится не по праву рождения (такого нет), а по реальным возможностям родителей. Дети лиц из высших слоев общества лишь в порядке исключения опускаются в низшие слои, а дети лиц из низших слоев лишь в порядке исключения пробираются в высшие слои. Конечно, между соприкасающимися слоями случаи перехода из одного слоя в другой более часты. Можно вычислить коэффициенты такого взаимопроникновения. Поскольку имеет место иерархия слоев, возможности перехода из слоя в слой с увеличением расстояния между ними сокращаются. Даже в нынешних еще очень подвижных условиях расслоения общества в Советском Союзе наметились некоторые очертания слоев и появились серьезные затруднения для перехода из низших слоев в высшие и эффективные возможности удержания детей на достаточно высоком социальном уровне.

В этом месте я подумал о том, что приложу все усилия к тому, чтобы Ленка получила высшее образование, и не какое-нибудь, а «перспективное», чтобы Сашка устроился на приличную работу с перспективой роста. У кого из наших знакомых дети ушли в рабочие, в мелкие конторские служащие, в учителя? Ни у кого! Дети наших академиков в большинстве бездарны (если не сказать большего), а все прекрасно устроены. Эта тенденция очевидна для всех. Но о ней все молчат так же дружно.

Антон дает классификацию слоев коммунистического общества. Он различает высшие, средние и низшие слои. Внутри каждого слоя имеет место своя градация. В основу членения он кладет принцип опосредствования и дискретности. Это — довольно хитроумные математические штуки, я их не понял. В самом простом виде это что-то вроде следующего. Разделение слоев есть нечто, закрепленное также в сознании людей и благодаря сознанию. Поскольку в большом обществе реально имеет место некоторая непрерывность в жизненном уровне и образе жизни, то для осознания своего отличия от более низкого слоя требуется посредник, промежуточное звено, делающее дифференциацию общества более четкой. Но дело, конечно, не только в этом. Имеются признаки, проводящие принципиальную грань между упомянутыми тремя слоями. Эти признаки касаются всех существенных сторон жизни индивидов — распределения материальных и духовных ценностей, времяпрепровождения, медицинского обслуживания, правовой защиты. Сейчас еще часто встречаются случаи, когда представители низшего слоя живут лучше, чем представители высшего. Такие случаи будут всячески преследоваться и устраняться (это делается и сейчас).

Сейчас имеет место несоответствие культурного уровня представителей данного слоя социальному рангу слоя. Особенно ярко это сказывается в том, что у нас довольно высок культурный уровень низших и средних слоев некоторой части интеллигенции и крайне низок культурный уровень правящих верхних слоев. Это явление преходящее. Уже сейчас заметна сильная тенденция повышения культурного уровня высших слоев (специальные школы, знание иностранных языков, доступ к лучшим произведениям современного искусства). Два-три поколения сменятся, и главными потребителями и ценителями высших продуктов культуры станут почти исключительно высшие слои общества (как это и было всегда). Уже сейчас проводится жесткая политика «культура для народа», которая вполне устраивает низшие слои общества, — политика создания низших (в демагогии — «высших») форм культуры для низших слоев. Было бы смешно надеяться, что, кормя «народ» пищей значительно худшей, чем едят сами высшие слои, они станут питать «народ» духовной пищей более высокого уровня, чем потребляют сами. Уровень духовной пищи средних слоев (куда входит многомиллионная армия врачей, учителей, инженеров, техников, научных работников, офицеров и т. д.) немного выше, чем у низших слоев. Им кое-что подкидывают сверху. Сейчас они еще ухитряются урвать себе сами. Но дело идет к тому, что их загонят в жесткие рамки «законной» для них культуры. Да и они сами не особенно рвутся к современным, вершинным или по крайней мере растущим явлениям в культуре. Итак, намечается тенденция к установлению соответствия уровня культуры рангу социального слоя.

Территориальное и производственное прикрепление лиц низших слоев общества. Это прикрепление сейчас очевидно. Оно затрагивает и более высокие слои общества. Но они имеют некоторые возможности преодолевать это: переводы по работе, командировки, средства транспорта, учеба, браки и т. д. Коммунистическое общество располагает мощными средствами прикрепления независимо от размеров страны: система распределения жилья, повышения зарплаты, премии, детские учреждения и т. п. Не говоря уж о системе прописки. Не следует забывать о том, что социальные процессы в обществе тесно связаны с биологическими: наиболее ценные в биологическом отношении индивиды имеют больше шансов повысить свой социальный уровень (выгодный брак, успех в спорте). Так что происходит сильнейшая биологическая селекция населения по социальным слоям. Думается, что со временем даже высшие руководители страны будут выглядеть приличнее, чем сейчас. Во всяком случае, если взять всю массу слоя, то уже сейчас заметно некоторое увеличение роста и улучшение физиономий в высших слоях. У нас тормозом к биологическому совершенствованию высших слоев являются некоторые пережиточные явления (вроде «пролетарского» происхождения, «здоровой» социалистической семьи). В исторически сложившихся условиях возникновения коммунистического общества имеются мощные факторы, препятствующие реализации этой (и других) тенденций. Но это — вопрос времени. Сейчас, например, действует установка препятствовать поступлению в высшие учебные заведения детям интеллигенции сразу из школы. Но практически эта установка не выполняется. Она лишь способствует расцвету системы коррупции и блата в этом в высшей степени важном звене нашей жизни.

Унификация системы власти. Эта тенденция тоже очевидна, поскольку система выборной власти у нас — типичная липа. Сохранится огромный паразитический институт «выборной» власти или нет, зависит от обстоятельств. Крайне сложная и громоздкая система власти. Для чего? Имеется несколько причин для этого. В частности, интересы воспроизводства правящего слоя. Сведение функций власти к крайней примитивности и устранение риска (система личной безответственности и ненаказуемости). Уже сейчас функции власти реализует по крайней мере пятая часть населения (вместе с членами семей). Это — десятки миллионов людей. Но система власти не есть слой. Членение на слои идет в ином разрезе. Власть сама членится на слои. Например, участковый милиционер принадлежит к более низкому слою, чем профессор, живущий на его участке.

В таком духе Антон прошелся по всем сторонам жизни коммунистического общества. Описал тип экономики, тип права, тип искусства и науки, тип идеологии, систему воспитания детей, распределения, личных отношений. Когда я просматривал книгу, мне сначала показалось, что он специально собрал худшие проявления нашей жизни и возвел их в ранг общественного закона. Но вскоре я заметил, что он вовсе не расценивает это как нечто плохое или хорошее, он просто констатирует это как факт и приводит аргументы в пользу тезиса об органичности всего этого коммунистическому устройству общества. На одной еще тенденции стоит, пожалуй, кратко остановиться. Но сначала пару слов о коммунизме как социальном типе общества, раз уж об этом я упомянул.

Антон определяет коммунистическое общество через его ячейку — отдельное целостное учреждение (завод, институт, контора, воинская часть, школа). Эта ячейка имеет определенную структуру. Общеизвестно, какую именно. Существенно здесь то, что индивид отдает свои силы обществу и получает все от общества через эту ячейку и все индивиды с этой точки зрения поставлены в одинаковое положение. Общество в целом есть совокупность таких ячеек. И объединяются они в целое посредством социальных механизмов такого же ячеечного типа. В силу огромности общественного организма происходит его дифференциация по общим законам дифференциации больших систем социальных индивидов, но в рамках условий, общих стране в целом с каждой ее клеточкой. И затем исходя из некоторых очень простых правил взаимоотношения индивидов в ячейках такого рода, Антон выводит необходимые тенденции, о которых я частично уже упоминал. И среди них — тенденция к массовым репрессиям, о которой стоит поговорить особо. Сейчас, в связи с книгами Солженицына, — это одна из важнейших тем размышлений в мире.

Массовые репрессии. Во-первых, они открыты и апробированы. Во-вторых, их можно осуществлять безнаказанно. В-третьих, они полезны во многих отношениях: расправа с инакомыслящими и конкурентами, поддержание порядка, борьба за посты, бесплатная рабочая сила и т. д. И в-четвертых, в современном обществе постоянно возникают задачи, которые можно решить только массовым принудительным трудом. Это, пожалуй, главное. Такого рода задачи не случайны. Современные гигантские общества не могут существовать без их решения. Частично эти задачи могут быть решены в такой форме, что принудительный характер массового труда остается скрытым. Это, например, призыв молодежи в армию и использование армии как рабочей силы; строительные студенческие отряды; поездки сотрудников городских учреждений на уборку овощей в деревню; комсомольские призывы на «великие» стройки. Но это — полумеры. При этом нужное количество добровольцев не наберешь. Нарушается нормальный ход основной работы. А главное — эти люди приносят с собой привычные представления об условиях жизни, которые надо удовлетворять в какой-то мере. И не на любой работе и не в любых условиях можно использовать такую армию работников. Нужна постоянная огромная армия работников, содержание которой обходится дешево, которую можно использовать где угодно и как угодно. А места возможного использования ее известны в изобилии. И общество так или иначе должно реализовать свою потребность в такой армии рабов. Оно уже изобрело удобную для нее форму — форму репрессий, т. е. наказания за некое преступление. Эта форма дает как «правовое», так и «моральное» оправдание самому факту существования армии рабов и условиям ее бесчеловечной эксплуатации. До сих пор история была милостива: революция, Гражданская война, война с Германией и другие реальные факты нашей жизни поставляли в изобилии как человеческий материал для такой армии, так и его «морально-правовое» оформление. Потом наступила заминка, причины которой общеизвестны. Репрессии, конечно, не прекращались никогда. Но они все это время не принимали массового характера. Заключенных много, но это главным образом уголовники. И число их укладывается пока в общие нормы массовых явлений (это — пока «статистический факт»). Но так долго продолжаться не может. Либо история сама даст удобный повод и подходящую форму для предстоящих массовых репрессий, либо общество само спонтанно спровоцирует события, которые дадут то же самое. Вероятнее всего будет сочетание того и другого (как это было, между прочим, ранее).

Но система массовых репрессий имеет один крупный дефект: она означает создание во всем обществе определенного состояния и определенных организаций для осуществления репрессий на достаточно длительный срок. А это, как показал опыт, есть сила, имеющая тенденцию выйти из-под контроля. И руководство страны поэтому боится системы массовых репрессий не меньше, чем либеральные интеллигенты. Это несколько сдерживает. Но надолго ли? Борьба за власть сметет «либеральную группировку», а ориентация на массовые репрессии (в завуалированной форме, конечно) послужит аргументом в борьбе для «правовой группировки».

Затем Антон солидаризируется с Шафаревичем в том, что коммунистическое общество имеет много общего с обществами инков, древних египтян, китайцев и т. п. Но он считает, что более существенно подчеркнуть его отличие от старых образцов «империй». Это отличие состоит прежде всего в самом человеческом материале, который образует тело «империи» и резюмирует в себе такие факты истории, как наука, техника, искусство. Этот человеческий материал в значительной части обрекается на неслыханные доселе духовные страдания и сопротивление. И то, какой реально примет вид коммунистическое общество будущего, зависит от борьбы его внутренних сил.

Наконец, Антон подробно рассматривает возможности оппозиции господствующим тенденциям коммунизма и приходит к следующему заключению. Вождям коммунизма отныне и на веки веков надо забыть о мирном и гармоничном движении вперед к Светлому Будущему, когда они дают указания и принимают решения, а прочие граждане выполняют, перевыполняют и поют славу любимым руководителям. Светлое Будущее — это уже начавшаяся драка против обнаруживших себя с полной очевидностью гнусностей коммунизма. Драка кровавая и полная жертв. Она еще явит образцы величайшего личного героизма, сопоставимые с лаковыми в прошлом. И первый уже начавшийся этап этой драки имеет точное наименование: Солженицын. Антон считает свою концепцию выражением исторического оптимизма (в отличие от концепции Замятина, Оруэлла, Шафаревича).

Когда такая книга написана, то кажется, что ты сам легко мог бы написать ее, ибо автор говорит о вещах, тебе хорошо известных. Но поди напиши. А написав, решись ее печатать. И еще к тому же ухитрись это сделать! Не могу понять, какие силы движут людьми такого рода, как Антон. А я ведь его знаю не один десяток лет. Он мне напоминает Пьяную старуху. Хотя живем мы бок о бок, он со своей тележкой проходит мимо меня и через меня в каком-то непонятном измерении жизни. Куда? Зачем?