На сей раз Ленка притащила стихотворение о романтике. Я сказал, что ее приятелю давно пора переключиться на это, и приготовился слушать.
На собрании четвертый час сижу.
На президиум бессмысленно гляжу.
И тошнит меня от вони и речей
Подхалимов и дежурных трепачей.
А в мозгу моем романтики туман.
В нем бушует... Нет, отнюдь не океан.
И не крики нападающих звучат.
И не сабли обнаженные стучат.
Не о том, о чем мечтали парни встарь,
Я мечтаю, что я — первый секретарь.
Не на мостик, на трибуну я стремлюсь.
И не шторма, а не то сказать боюсь.
Не в пещеру лезу, где закопан клад,
А в портфель, где заготовлен мой доклад.
А романтика... И я не так уж прост.
Погодите, вот займу высокий пост,
Прикажу, и будет море-океан,
Будет маршал, а не то что капитан.
Я сержусь, но до конца выдержать эту роль не могу и смеюсь вместе с Ленкой.
— И у вас то же самое!
— А как же! Мы-то уже привыкли. Ты бы посмотрел, что с первоклашками вытворяют. Представляешь, материалы съезда долбят. А у вас разве не так же было в свое время?
— Примерно так же. Но в мое время была написана «Бригантина». Кстати, я был знаком с автором. Некоторое время мы вместе учились.
— Вот здорово! Расскажи, какой он был.
— Примерный комсомолец. Сталинец. Патриот. В общем, как все мы.
— Не может быть. Впрочем, он просто не успел. Если бы выжил, переменился бы.
— Как знать!