Светская львица за одну ночь

Глава 1

— Ну Уайет, ну солнце мое, ну пожалуйста!

Когда ты сердишься, у меня просто сердце останавливается!

Уайет Хейз IV закурил свой излюбленный “Данхилл”, стараясь сохранить на лице спокойное выражение. Стоявшая перед ним девушка — роскошная красавица, грациозная, как породистая кошка, моложе его на восемь лет — казалось, и впрямь испытывает все те неприятные ощущения, какие ей и полагалось испытывать. Играла музыка, их обтекала модная толпа, а ее хоть к аппарату искусственного дыхания подключай.

Звали красавицу Корнелия Рокмен. Светло-русые волосы, зеленые, опушенные черными ресницами глаза, прелестнейший из носиков, какие только может сотворить пластическая хирургия. Возможно, вы о ней слышали. Если вас заманили на прием в честь презентации “Таунхауса”, как заманили Уайета, вы просто не можете не помнить ее фотографию. Она самодовольно улыбалась с обложек разложенных по всему элитному клубу номеров новорожденного журнала и красовалась на огромных рекламных постерах на улицах Нью-Йорка: Корнелия благосклонно смотрит на вас, точно святая покровительница какого-нибудь купца или аристократа на ренессансном портрете. Это доказывает, как обманчива бывает внешность.

— Прости меня, Уай! Слышишь, прости, — Корнелия уже не говорила, она едва шептала. — Я ведь почти и не знаю Тео Голта. Просто Дафна — это мой пресс-секретарь — попросила меня встать рядом с ним, чтобы сделать несколько снимков. Мне нужно привлечь к себе побольше внимания, ведь я хочу принять участие в рекламной кампании “Бэджли Мишка”, тут одними красивыми платьями на светских тусовках не обойдешься.

Это ей-то надо привлечь к себе побольше внимания?! Да постерами с изображением этой анорексички и без того весь Манхэттен обклеен!

Уайет медленно выдохнул дым. Стряхнул пепел с лацкана своего вечернего бархатного пиджака. Молчание длилось, длилось… Точеное личико Корнелии исказилось от страха. Уайет внимательно рассматривал тлеющий конец сигареты. (Он был единственный, кому позволялось курить в помещении, именно поэтому он и не расставался с этой привычкой.)

— Ради бога, скажи что-нибудь! — взмолилась Корнелия.

Что он мог ей сказать? Что его девушка ведет себя как последняя плебейка, жаждущая стать героиней светской хроники, а он не может закрывать на это глаза? Если Корнелия готова пасть так низко, рекламируя себя, если она бежит на красную ковровую дорожку, чтобы повертеться возле очередной знаменитости, он наблюдать за этим безобразием не станет.

— Брось, Корн, ни к чему все это, — наконец произнес он, назвав ее именем, которое она терпеть не могла. Ему противно было наблюдать, как ее глаза тревожно бегают по лицам собравшихся в зале гостей — заметил кто-нибудь, что между ними произошла размолвка, или нет. Ее стремление вызывать всеобщее восхищение окончательно доконало его. — Мне завтра рано вставать. Поэтому я с тобой прощаюсь.

— Как прощаешься? Ты же только что из Зимбабве, мы даже повидаться толком не успели…

— Из Танзании, — уточнил он.

— Ну конечно же из Танзании! Я и хотела сказать — из Танзании! А завтра? — Она склонила голову, устремив на него один из своих самых обольстительных взглядов. — Я могу приехать…

— Не получится, — он небрежно поцеловал ее в нежную, как у ребенка, щеку и пошел прочь, не замечая толпящихся вокруг богатых и именитых законодательниц большого света, а также золушек, пытающихся к нему примкнуть, которые кивали или махали ему, чтобы привлечь внимание.

Пусть наша экономика едва держится на плаву, страна втянута в войну, а мир на грани экологической катастрофы, глядя на женщин в клубе “Даблз”, никогда об этом не догадаешься, думал Уайет. Нынче вечером клуб был похож на роскошный цветник коктейльных платьев: красные “Валентино”, зеленые “Прада”, розовые и золотистые “Оскар де ла Рента”, самые же экзотические цветы, в переливах синего и фиолетового, сотворил Кавалли. И нарядившиеся в них юные прелестные создания жаждали быть сорванными, образно выражаясь, рукой такого мужчины, как Уайет Хейз IV. Они приехали сюда, сверкая фамильными бриллиантами, надеясь, что об их присутствии на рауте, где собрались сливки общества, завтра же напишут на сайте parkavenueroyalty.com или, что было бы еще удачнее, на страницах нового журнала “Таунхаус”, о котором все сейчас только и говорят. Очаровательные девушки. Не только хорошо одеты, но и по-женски обаятельны. Однако сегодня Уайет равнодушно прошел мимо.

Шагая по раззолоченному фойе, где непонятно зачем поставили огромную, в пять футов высотой банку с жевательными конфетами, Уайет все еще видел перед собой ошеломленное, с подступающими слезами лицо Корнелии. Очень хорошо. Пусть хотя бы поплачет.

Воздух на улице был влажный, собирался дождь. Стоя под золотым навесом и зябко кутаясь в плащ, Уайет слышал, как стучит в висках его сердце. Будь он другим человеком, устроил бы драку в каком-нибудь кабаке — именно это ему сейчас было нужно. Расквасить бы кому-нибудь физиономию, да всю силу вложить в удар, чтоб от души.

Корнелия просила у него прощения, но просила только потому, что он разозлился. Пусть она сколько угодно раскаивается, но факт остается фактом: она бросила Уайета за минуту до того, как ее должны были снимать Патрик Макмаллен и прочие журналисты, чтобы повертеться возле Тео Голта, хвастливого наследника разбогатевшего на частных инвестициях миллиардера Говарда Голта. Конечно, у Уайета не было ни малейшего желания подставлять свою физиономию под вспышки камер — он прятался от них при любой возможности. Ему просто не понравилось, что его спутница несется сломя голову, чтобы оказаться на фото с другим.

Шагая мимо витрин универмага “Барниз” с их, как всегда, замысловатым рождественским оформлением, Уайет пытался объяснить пренебрежение Корнелии ее неутолимой потребностью быть в центре внимания, что естественно для особи женского пола, одержимой стремлением занять положение доминантной курицы в курятнике, который зовется Верхним Ист-Сайдом. Он ведь на самом-то деле не любит Корнелию, напомнил он себе, хоть и встречается с ней уже несколько месяцев. Правда, она удостоилась одобрения матери Уайета, законодательницы хорошего тона в высшем свете, а этот барьер мало кому из его экс-девушек удавалось взять. (Корнелия не вызвала у миссис Хейз каких-то особенно теплых чувств, просто она знала ее родителей по Палм-Бич и была спокойна, что наследница Рокменов не охотится за состоянием ее сына.)

Конечно, Корнелия сногсшибательно хороша — роскошные рыжеватые волосы, безупречная кожа, пухлые губы, стройное тело. Осанка и манеры подлинной аристократки. Уайету нравилось, что они так хорошо смотрятся вместе. Где бы они ни появились, они были самой красивой и элегантной парой. Так, во всяком случае, всегда казалось ему. У нее, как выяснилось, было на этот счет другое мнение.

А ведь он сегодня днем даже заглянул в ювелирный магазин Гарри Уинстона, чтобы заранее выбрать рождественский подарок, и купил классический браслет-дорожку — бриллианты в платине. Завтра он его вернет.

Сердце у Уайета Хейза IV не было разбито. Но он страдал, страдал сильнее, чем от сердечной раны. Он никогда бы никому не признался, даже самому себе, в самый темный и глухой час ночи, что ему так больно оттого, что его унизили.

Всю свою жизнь, все 37 лет он всегда и везде был козырным тузом, самым красивым и сильным львом в прайде, мужчиной, ради которого любая женщина — светская львица, богатая наследница, модная тусовщица, супермодель, кинозвезда, а то и все они вместе в одном лице — готова тотчас же бросить своего поклонника. Да, такое случалось бессчетное число раз: какая-нибудь молодая женщина устремлялась к нему, расталкивая толпу, хотя рядом с ней был ее спутник. Сколько Уайет себя помнил, женщины только и делали, что заглядывали ему в глаза, ловили каждое его слово и свято верили всему, что он говорил.

Да и неудивительно. Он высок, породисто красив, виртуозно играет в теннис и сквош, член лучших клубов, гордый потомок переселенцев с “Мейфлауэра”, баронов-разбойников и по меньшей мере одного покойного президента Соединенных Штатов. Плюс он был, как говорят за пределами его круга, “упакован под завязку”.

Но главное — главное! — он пользуется уважением в ученой среде, окончил Гарвардский университет и защитил там диссертацию… Он исследователь, философ! Возможно, за последние пять лет он не слишком ярко проявил себя на поприще науки, но все равно три почетные буквы перед его именем, “д.ф.н.” (доктор философских наук), подтверждают его несомненные достижения. Разве журнал “Квест” не назвал Уайета “всемирно известным биоантропологом и самым завидным женихом Нью-Йорка”? Так и назвал, Уайет вырезал эту статью, может кому угодно показать.

Ну и что с того, что у него виски слегка поседели? Он — Уайет Хейз, возраст ему не страшен.

И все равно он не мог прогнать тревогу. С каких пор его девушка стала продумывать, с кем стоит фотографироваться, а чье общество не столь выигрышно? Корнелия даже не попыталась уговорить его сняться вместе с ней. Слишком спешила попасть в кадр с двадцатипятилетним — или сколько ему там — Тео, оказаться на фоне его прилизанной башки и жизнерадостной приклеенной улыбочки. Естественный порядок вещей был катастрофически нарушен. А Уайет неплохо разбирался в естественном порядке вещей, он изучал его всю свою сознательную жизнь. Молодая львица знает, когда пришла пора оставить стареющего вождя и уйти к перспективному возмужавшему самцу. Разве Корнелия не поступила сейчас именно так?

Правила игры меняются, он не мог этого отрицать. Взять хотя бы Саутгемптон, он весь застроен безвкусными особняками нуворишей, сверкает новенькими “бентли”, разбогатевшие выскочки выставляют свое богатство напоказ, как знамя, — от городка его юности и следа не осталось. Экономические потрясения провели четкую границу между дельцами энергичными, напористыми и теми, кому этих качеств не хватало, в результате напористые стали еще жестче, еще крепче и еще более жизнеспособны, они лезли напролом. Их пролезшие в общество женщины были и того хуже. В отличие от своих предшественниц, благовоспитанных барышень с развитым чувством гражданского долга, нынешние светские красавицы думают только о себе, они хищные, расчетливые паразитки, которые хотят, чтобы о каждом их шаге писали в газетах. Их чувство ответственности исчезло вместе с морщинами на лбу, которые разглажены ботоксом, — его заменила жажда известности. Им и в голову не придет сделать что-то для блага общества, использовать свое привилегированное положение для чего-то более возвышенного, чем покупка туфель или продажа сумочек. Светская женщина нового времени привлекает к себе внимание всеми доступными ей способами. Она умеет только брать, брать, брать. И теперь Корнелия, смотрящая с обложки “Таунхауса”, была воплощением того мира, в котором все перевернулось вверх ногами.

Уайет заглянул в витрину магазина “Эрмес”. Горько было у него на душе. Хотелось, чтобы все опять стало, как было когда-то. Может быть, его приятель Трип где-нибудь поблизости. Уайету необходимо было выпить, или даже напиться.

После того как он бросил Корнелию в слезах, на душе у него было одиноко и пусто. Какие-то глубинные чувства — равно как и вполне суетные — требовали, чтобы он восстановил для себя свой прежний мир.