Глава 32

Кульминацией вчерашнего бала, как скажут большинство гостей, стало потрясающее платье Люси Эллис, сшитое ей самой, за которое сама Марго Ирвинг предложила на аукционе двадцать тысяч долларов. А самая неприятная новость? Скажем так: вряд ли кто-то почешется, чтобы пойти и купить “Светскую львицу” — духи, выпущенные Корнелией Рокмен. Наши читатели утверждают, что это наименее приятный подарок, когда-либо полученный ими.

Рекс Ньюхаус,

www.rexnewhouse.com

Корнелия не могла сосредоточиться. Она поднялась на рассвете — сначала писала благодарственную записку редактору из офиса Марго, которую подкупила, чтобы получить лишний билет на бал, потом отправилась в ванную, чтобы намазать лицо кремом, затем открыла три приглашения и, наконец, включила телевизор и несколько минут смотрела “Попасть в Голливуд”. Разговор шел об одной из клиенток Тео, но этого было недостаточно, чтобы Корнелия успокоилась.

Ей не давала покоя не только усталость, которую Корнелия часто испытывала, достигнув социальных высот. Вчера она добилась триумфа. Успешно сразила соперницу. Ее духи получили в подарок пятьсот самых влиятельных людей в мире моды. Так почему же Корнелия чувствовала себя несчастнее, чем когда-либо?

Для начала — из-за Фернанды. Ее предала лучшая подруга. Фернанда была совсем другой, пока не познакомилась с Паркером. Во-вторых — Уайет. Увидев, как ее бывший возлюбленный целует Люси, Корнелия наконец признала правду, которую старательно отрицала в течение трех месяцев. Примирения не будет. Она могла бы догадаться, что дело проиграно, как только Рита рассказала ей об эксперименте — Уайету, которого знала Корнелия, было не наплевать на происхождение и воспитание. Наблюдая за тем, как он увивается вокруг девчонки из Миссури (или Монтаны, откуда она там), Корнелия получила окончательное подтверждение тому, что прежнего Уайета и след простыл и что никакие хитроумные планы не заставят его посмотреть на бывшую подружку так, как он смотрел на Люси.

Но смотрел ли хоть кто-нибудь на Корнелию? Она полистала журнал — ни единой фотографии. Люси действительно “взорвала” аукцион благодаря платью, которое якобы сшила сама — несомненно, еще одна ложь. Марго Ирвинг и остальные не сводили с нее глаз. Корнелия потратила пятнадцать тысяч долларов на платье от Ральфа Руччи, но выручила за него всего двенадцать — неужели она обесценила платье на три тысячи тем, что надела его?..

К счастью, зазвонил телефон, спасая Корнелию от мрачных мыслей.

— Плохие новости, — сказала Дафна.

Корнелия отложила журнал, и по позвоночнику у нее пробежал холодок. Дафна мастерски умела нагонять страх — если она предупреждала о плохих новостях, то, несомненно, случилось что-то по-настоящему ужасное.

— Только не говори, что мое шоу отменили, — сказала Корнелия, готовая вот-вот зарыдать.

— Хуже. Помнишь пробники духов, которые мы вчера раздавали на балу всем гостям? То есть, восемьсот четырнадцать флаконов, которые должны были ввести тебя в святая святых высокой моды?

— Конечно, помню! Не томи. Что случилось?

Корнелия услышала, как Дафна глубоко вздохнула.

— Я только что говорила с исполнительным директором “Дафинко”. К ним начали поступать звонки — в лучшем случае недовольные, в худшем с угрозами подать в суд — от женщин, которые побрызгались духами и получили какую-то ужасную фиолетовую сыпь. Об этом непременно напишут в колонке сплетен, Корнелия. Неприятная история.

— Какая чушь! — Корнелия вскочила из-за стола. — Я сама пользовалась этими духами! Кто-то просто хочет не упустить случая…

— Я попробовала твои духи. Такое ощущение, что на меня брызнули кислотой. Поверь, это правда.

Корнелия уставилась на невинную розовую бутылочку на комоде.

— Даже если и так, я ни при чем. Во всем виновата лаборатория! Раз уж они такие правильные, что отказались от испытаний на животных…

— Послушай, подружка, ты не понимаешь, — Дафна еще никогда не говорила так жестко. Корнелия осознала серьезность ситуации, как только убедилась, что Дафна не намерена подлизываться. — Людям плевать, кто виноват на самом деле. В первую очередь все подумали именно о тебе. Ты — лицо рекламной кампании.

— И что теперь?

— Ничего хорошего. Мы опубликуем заявление. Но ты лучше заляг на дно, пока шум не утихнет. То есть ни с кем не общайся. Понятно?

Корнелия застонала. Она уже представляла, как Голливуд раскрывает ей объятия… а теперь придется жить затворницей? Какая несправедливость. Ничто в ее жизни не складывалось так, как должно было.

— За что?.. — захныкала она. Дафна не ответила, и Корнелия положила трубку. Она не плакала с семилетнего возраста (когда решила, что не доставит матери такого удовольствия) и пожалела, что разучилась. Отказ Уайета и крах карьеры внушили ей желание выброситься с двенадцатого этажа. Единственным светлым пятном оставалось неизбежное унижение Люси Эллис — девушки, которую Корнелия ненавидела так страстно, что это пугало даже ее саму.


— Уайет? — негромко позвала Люси, приоткрывая дверь в кабинет.

Уайета там не было, и девушка удивилась. Каждое воскресное утро, насколько помнила Люси, он проводил в кабинете, с “Таймс” и кофе. Она, едва ли не единственный раз за всю неделю, оказывалась предоставлена сама себе. Но сегодня было не совсем обычное воскресенье.

Люси не спешила уходить. Кабинет, лишенный всяких художественных изысков, напоминал девушке о вечерах, которые она провела здесь под критическим взглядом Уайета, — она старалась понравиться ему, перевоплотиться в светскую львицу, которой, по его мнению, могла стать. Долгие часы тренировок: дикция, этикет, история искусства, география; игра в трик-трак и китайская еда из закусочной. Массивные шкафы с огромным количеством книг. Запах потертой кожи, мягкая кушетка, старинный восточный ковер, протертый там, где особенно часто ходил Уайет, с его привычкой мерить кабинет шагами…

“Я была так близка, — подумала Люси с внезапной горечью. — Марго понравилось мое платье. Уайет поцеловал меня”. Ощутив комок в горле, она стала рассматривать висящие на стене фотографии. Маленький Уайет верхом на лошади… в лодке… на плече красавца отца. Уайет в составе гребной команды обнимает за плечи двух приятелей. Весь мир вертится вокруг Уайета; нетрудно понять, насколько он озабочен своим местом в жизни. Как будто он перестанет быть собой, если лишить его дорогих хобби, знаменитых друзей, роскошного окружения. Люси посмотрела на размытую фотографию маленького Уайета, которого качал на колене Никсон. “Со мной он мог бы обрести себя”. Впервые после столкновения с Корнелией Люси перестала беспокоиться о том, как отразится на Уайете разоблачение. Возможно, небольшая встряска послужит необходимым стимулом для начала новой, гармоничной жизни.

Люси, двигаясь как во сне, обошла кабинет. На столе, рядом с лампой, стояла фотография в маленькой золотой рамке. Люси подошла ближе, чтобы рассмотреть. Это оказалась ее собственная фотография, сделанная на выходных в Палм-Бич, в доме у Дотти. Люси расслабленно смотрела в объектив, сидя у бассейна, и смеялась; она была собой — не позировала, не изображала совершенство, не притворялась светской львицей в роскошном платье. Она уже забыла, что Уайет ее фотографировал. У Люси перехватило дыхание при виде снимка… и вдобавок фотография стояла там, где ее мог видеть только он.

Взгляд девушки упал на толстую рукопись, лежавшую на столе. Заглавие гласило “Светская львица за одну ночь”. И имя Уайета. Он написал книгу? Насколько знала Люси, он действительно работал над каким-то загадочным проектом, который не желал обсуждать. Название пробудило в ней любопытство и страх. Не в силах удержаться, Люси перевернула страницу и прочла:

“В девушке, сидевшей под навесом, не было ничего примечательного — ни красоты, ни образования, ни профессии, ни высокого происхождения. Я выбрал Л. в качестве объекта для эксперимента именно потому, что она была совершенно заурядна — одна из безликих и безымянных девушек, которые едут в Нью-Йорк из провинции, полные неосуществимых фантазий”.

Люси почувствовала, как сжалось сердце. Она быстро пробежала страницу — рука у нее дрожала. Это не могло быть правдой…

“Как только я думаю, что наконец добился прогресса, Л. огорошивает меня вульгарной фразой или неуместным поступком. У нее ужасающий недостаток базовых культурных знаний. Вчера вечером она спросила: что, Эдит Пиаф — это вид пиявки?”

Ответ был очевиден: Уайет хотел издать книгу о своем эксперименте. Задолго до того, как Корнелия вообще услышала о Рите Эллис, Уайет, собственной персоной, собирался разоблачить мошенницу Люси перед всем светом. Девушка принялась лихорадочно листать, но слезы затуманили глаза. Она в жизни не чувствовала себя настолько обманутой. Уайет смотрел на нее — на девушку, которую извлек из безвестности и выдал за светскую львицу, — как на дрессированную собачку. Нет, хуже — потому что дрессированных собак не подвергают публичному унижению. Уайет не любил ее — он сам написал об этом, черным по белому. Он не видел в Люси ничего примечательного и необычного, она представляла для него исключительно научный интерес. Всего лишь тема для книги… Уайет уготовил для своей ученицы унижение, которое должно было пресечь в зародыше все стремления Люси. Несомненно, его не волновали чувства девушки. Он еще хуже, чем Корнелия: она, по крайней мере, не притворялась другом.

Люси не услышала шагов.

Уайет появился на пороге — небритый, в старом свитере.

— Вот ты где. Я везде побывал — у Элоизы, в “Карлайле”…

Он немедленно замолчал, когда увидел рукопись — и лицо Люси. Она вытерла слезы, схватила бумаги и бросилась к двери. Уайет обеспокоенно отступил.

— Что ты здесь делаешь?

Люси швырнула рукопись ему в лицо. Страницы разлетелись по комнате.

— Я могу объяснить… — начал он — словами любого мужчины, совершившего крупную ошибку.

— Как ты посмел? — Люси подбежала к нему и привстала на цыпочки, так что их глаза оказались на одном уровне. Ее тело трепетало от гнева. Уайет онемел. — Лучше бы подумал о том, насколько нелепа твоя жизнь, а меня оставил в покое!

Люси бросилась к лифту и нажала на кнопку. Она услышала, как Уайет окликает ее. Дверь кабины открылась, когда Уайет выскочил на площадку.

— Может быть, я не знаю, как держать вилку, зато умею отличать хорошее от дурного! Я бы никогда, никогда не опустилась так низко!

Дверь закрылась прямо у него перед носом.

Стоя в лифте, Люси подавила желание разрыдаться и в слезах скорчиться на полу. Она месяцами терпела непрерывную критику Уайета — и для чего? Чтобы он так с ней обошелся, уничтожив не только мечты, но и доверие?

— Вы в порядке, мисс Люси? — спросил портье Говард, с тревогой глядя на девушку, которая нетвердыми шагами шла через вестибюль.

— Нет, — ответила она и покачала головой, когда он предложил свою помощь.

Выйдя на улицу, Люси перевела дух. В воздухе чувствовалось дыхание весны, хотя крокусы в Центральном парке еще не расцвели и без пальто было холодно. Девушка тщетно попыталась собраться с мыслями. Небо слепило синевой; кто-то из соседей высадил в ящиках за окном рубиновую герань. “Ни за какие деньги Уайет не купит небо и весну, — вдруг подумала Люси. — Ему не принадлежат такси, которые мчатся по улицам, похожие на больших желтых рыб. Ему не принадлежит запах жареных каштанов. А также шумные перекрестки, уличные кафе, перекличка клаксонов, лай собак, далекие гудки и человеческий смех”. Сойдя с дейвиллского автобуса, Люси заявила свои права на Нью-Йорк. И он — по-прежнему к ее услугам, если она пожелает.

Мимо прошла девочка с матерью и биглем, тянувшим поводок, и Люси вдруг почувствовала прилив вдохновения. Девушку окружали образы. Свет, падавший из окон, неровный тротуар, подросток на скутере… Нью-Йорк не отрекся от нее. Она докажет Уайету, что способна воплотить свои мечты без его помощи. Она не будет сидеть сложа руки, пока “Таунхаус” и Уайет фабрикуют собственные версии произошедшего. Бодро шагая к квартире Элоизы, Люси ощущала в воздухе надежду.

Загрузка...