Светская львица за одну ночь

Глава 19

— И это все ради дня рождения? — шепотом спросила Люси Уайета, который шел с ней по коридору, вымощенному золотой плиткой. Скрипачи из симфонического оркестра, по шесть с каждой стороны, встречали их звуками серенады. Она поплотнее закуталась в соболий палантин, хотя не было холодно. — Этот шатер больше Дейвилла. Видно, немало бабла нахапал этот самый Говард.

— Леди никогда не скажет “бабло”, — заметил Уайет, и уголки его губ слегка приподнялись. — И уж тем более “нахапал”.

Люси не могла не признаться себе, что все-таки это очень приятно — появиться на таком вот празднестве под руку с таким спутником, как Уайет. Даже сейчас, когда она уже привыкла бывать на трех вечеринках за вечер и болтать со светскими снобами, она бы страшно волновалась без Уайета. Она видела его в смокинге десятки раз — вернее, в разных смокингах, все они хоть едва заметно, но отличались друг от друга, — однако всякий раз смотрела на него с восхищением. Оказывается, ты можешь считать человека высокомерным нахалом, и все равно у тебя ёкает сердце, когда он вдруг приглашает тебя провести с ним вечер, или идет к тебе через комнату с коктейлем, или просто возвращается из туалетной комнаты. Она не испытывала к Уайету никаких романтических чувств, но это не значит, что она была не способна оценить его удивительно привлекательную внешность и обаяние.

— Новоиспеченный аристократ — лет пять, как получил этот герб, не больше, — Уайет кивнул на герб семьи Голтов, украшающий тент. Герб был освещен софитом так ярко, что с судов в Ойстер-Бей-Харбор можно было разглядеть не только тигра в прыжке, но также стрелы со щитом. Тигр готовился растерзать раненую лисицу — кстати, по чистой случайности имя главного конкурента Говарда было Фокс — “Фонд частных инвестиций Фокса”.

— Ты просто не можешь не язвить, — Люси невольно рассмеялась.

Торжество по случаю шестидесятилетия было устроено в Уиндсонге — великолепном поместье Говарда с видом на залив, хотя сам особняк, в котором имелось семнадцать гостевых спален, сочли неподходящим помещением, потому что в его столовой могло разместиться всего двести человек, а гостей было приглашено восемьсот.

Внутри шатра — если такое гигантское и могучее сооружение можно было назвать шатром — имелось пять огромных помещений, и все они в точности воспроизводили “любимые места” Говарда: Метрополитен-опера (вкупе с Рене Флеминг, исполняющей арии под аккомпанемент камерного оркестра); его дом в Санкт-Морице; терраса с баром на крыше отеля “Рюсси” в Риме, вокруг фрески с изображением семи холмов Вечного города; раздевалка принадлежащего Говарду клуба Национальной футбольной лиги; просторный нос его стодвадцатифутовой яхты, которая большую часть года стояла на якоре на юге Франции.

— Горячий пунш? — предложила официантка с внешностью топ-модели, когда Уайет и Люси вошли в помещение, изображающее Санкт-Мориц. Люси чуть не разинула рот — на полу лежал слой искусственного снега. Получив задание в точности имитировать гигантских размеров шале Говарда в Швейцарии, дизайнеры соорудили внутри лыжный спуск, по которому сейчас скользили члены олимпийской лыжной команды. Декор привел бы в содрогание защитников животных: кресла и полы были застелены шкурами, у одного из склонов мини-горы поблескивал подъемник, который возносил слегка обалдевших гостей на самую вершину. А с вершины их манила бадья с иранской белужьей икрой.

— Как по-твоему, зачем устроили эту феерию — в чем ее глубинный смысл? — прошептал Уайет ей на ухо. Он мог бы сказать это и громко, поблизости не было никого, кто бы их услышал, — пространство было такое огромное, что люди в нем просто терялись.

— Не знаю, чтобы отпраздновать? Приветствовать наступление следующего года жизни с размахом мультимиллиардеров? Чтобы все остальные задали себе вопрос, в чем они просчитались?

— Неплохо сказано. Смысл в том, чтобы показать миру, ясно и определенно, что Говард достиг всего. И конечно же он всего достиг, если говорить языком денег, — его фонд в 2004 году провел размещение акций на бирже на пять миллиардов долларов. — Уайет положил себе щедрую порцию черной икры на перламутровую тарелку. — Мы, антропологи, могли бы сказать, что он бесконечно распространяет себя в окружающем пространстве; деньги он сделал и теперь жаждет социального признания на самом высоком уровне. Потому и закатил этот прием. Отгрохай такой праздник, и ты обяжешь всех своих гостей до единого как-то отплатить тебе — кто-то тебя представит полезным людям, кто-то даст рекомендательное письмо в клуб, пригласит на эксклюзивный ужин. Прием также может сослужить неоценимую службу в создании связей и в конечном итоге в достижении социального доминирования.

Люси с большим интересом слушала. Ей начинали нравиться теории Уайета.

— Если Говард устроил этот прием, чтобы собрать потом с каждого дань, зачем мы с тобой сюда пришли?

— Если ты хочешь принадлежать к социальной элите Нью-Йорка, тебе нужно утвердиться во всех этих разных кругах. Говарды Голты мира обладают совершенно особенной силой. Я не так наивен, чтобы считать богатых потомков первых поселенцев единственным институтом, который определяет все в жизни страны.

— Сознайся, ты пришел, чтобы есть икру, — засмеялась она, наблюдая, как он зачерпывает очередной совочек икры.

— Уайет! Люси! — к ним подлетела Мередит Голт, миниатюрная красивая брюнетка, целиком сотворенная пластическими хирургами, и прижала их по очереди к своему расшитому блестками платью, но из-за выступающих ребер объятие оказалось малоприятным. — Я так рада, что вы смогли приехать. Для Говарда так важно, чтобы сегодня его окружали близкие друзья.

— Ну как же, Мередит, разве мы могли не приехать, — улыбнулся Уайет.

— Да, мы очень рады, что вы нас пригласили, — сказала Люси. — Наверное, вы готовились к этому приему не один месяц…

— Год, дорогая, да еще с десятком так называемых профессиональных организаторов, которые должны были помогать. Естественно, кончилось тем, что я почти все сделала сама. Когда ты так ясно видишь все, что создала твоя фантазия, гораздо легче творить самой, — она говорила так вдохновенно, будто сотворила нечто великое, что можно сравнить разве что с Сикстинской капеллой. — Я объяснила одной из помощниц, что в полночь мы хотим выпустить белых голубей, и что она мне привозит? Серых, разномастных птиц — клянусь, это были просто городские голуби! Вы представляете? Но я все исправила. Ведь я для Говарда стараюсь, вы понимаете? — И она улыбнулась с притворной скромностью.

— Да, поразительно, — сказал Уайет и глубоко вздохнул за двоих.

— И особенно поражает воздух, верно? — спросила хозяйка.

— Воздух? — Люси и Уайет недоуменно поглядели на нее. Черная икра, на всем монограммы, лыжный спуск — да, это все поражает. Но воздух? Что за чепуха.

— Вывезли из Швейцарии. Обошлось в солидное состояние. Но согласитесь, усиливает впечатление подлинности, — но тут же, вспомнив о деле, Мередит вонзила в Уайета пронзительный взгляд своих темных глаз. — Обязательно найдите Говарда, прошу вас. Вы ведь знаете, что он за человек. Заговорится с кем-нибудь из знаменитых кураторов — у нас их сегодня несколько, разумеется, — и забудет обо всем на свете. Он так страстно любит искусство!

— Мы обязательно его найдем, — сказал Уайет.

— Говард любит искусство? — спросила Люси, идя за ним в глубь шатра. Слова Мередит ее удивили, хотя она видела Говарда только один раз, на благотворительном ужине, устроенном в защиту Центрального парка. По тому, с какой алчностью он кромсал свой стейк и с какой яростью протестовал против роста налогов для горстки самых богатых людей страны, было трудно заподозрить, что он способен на возвышенные чувства.

— Сомнительно. Мередит меня уже давно обхаживает: она хочет, чтобы именем Говарда была названа одна из галерей Музея Вандербильта, а я один из членов правления, ей это известно. Но никто на такое не пойдет, какой бы баснословный чек он ни выписал.

Люси удивилась еще больше.

— Но весь музей так и рябит табличками с именами меценатов. Даже кабинки в уборной выражают благодарность тому-то или сему-то.

— Говард богаче Креза, но он настроил против себя чуть ли не всех членов правления. Однако из всех его жен Мередит самая честолюбивая, так что, может быть, она его в конце концов и протащит.

На Люси вдруг дохнуло морозным горным воздухом.

— Никогда не могла и подумать, что высший свет так расчетлив. Неужели никто слова не скажет, шага не сделает без какой-то тайной цели?

— Увы. Но ты к этому привыкнешь.

Люси передернуло.

— Надеюсь, тут ты ошибаешься.

Тео Голт был весь сосредоточенность и внимание. Глядя поверх плеча одного из деловых партнеров отца, он не отрывал глаз от роскошной, стройной, как газель, красавицы в темно-оранжевом шелковом платье. Люсия Хейверфорд Эллис. Сногсшибательно хороша и совсем не похожа на тех стандартных, невысокого полета красоток, которыми он окружен в Лос-Анджелесе. В этой девушке чувствуется класс. А Тео обожал класс.

Тео встречал ее и раньше, впервые он заметил ее с месяц назад в толпе на выставке в Нью-Йорке, где кто-то из гламурных героинь бомонда развесил на стенах содержимое своего холодильника, после чего он даже стал собирать сведения о Люсии (или Люси — она предпочитала называть себя этим более скромным именем). Увидев, как Люси плывет по галерее, обмениваясь поцелуями с друзьями и уделяя выставленным экспонатам ровно столько внимания, сколько необходимо, он был поражен в самое сердце. Ее бойфренд, как всем было очевидно, чопорный пижон по имени Уайет Хейз, перед которым благоговела его мачеха, не отходил от нее ни на шаг, а потом ни с того ни с сего взял да и увел. Тео его вполне понимал: он и сам был бы таким же собственником, выпади ему такой шанс.

— Ваш отец оказался одним из тех гениальных провидцев, кто предсказал ипотечный кризис, — разливался соловьем партнер отца, захлебываясь в похвалах. — Все эти миллиарды достались ему по праву.

А Люси между тем засмеялась чему-то, что ее спутник прошептал ей на ухо. Она закинула голову на стройной шее, и Тео показалось, будто он слышит издали ее грудной смех. Согласно Рексу Ньюхаусу (а это в высшей степени надежный источник, по мнению его мачехи), Люси принадлежит к старому доброму роду из Чикаго, нажившему состояние на торговле древесиной. Занимается благотворительностью и увлекается модой, писал Рекс. А бесчисленные снимки демонстрировали, что в сравнении с ее ногами даже ноги Элль Макферсон кажутся чуть ли не кривыми.

Когда Уайет отошел на минуту за гостевыми карточками, Тео незаметно кивнул высокой пышной блондинке в платье размером с почтовую открытку. Она быстро спустилась из своей ложи в шатре Метрополитен-оперы и, скользнув наперерез Уайету, перехватила его.

Люси осталась одна, и Тео устремился к ней, бросив своего собеседника-зануду посреди разговора и даже не извинившись. Он знал, что тот его простит. Газель подняла глаза, когда он был в десяти шагах от нее, словно почувствовала его приближение. Вблизи шея Люси была еще красивее — высокая, стройная, сразу видно, она не один год занималась балетом.

— Тео Голт. Сын Говарда, — сказал он, протягивая ей руку. — Эффектнее не отрекомендуешься, в особенности если девушка знает, кто его отец и — что еще важнее — что его состояние равно валовому внутреннему продукту Кипра. И конечно же, все здесь присутствующие это знали.

Но Люси лишь широко раскрыла глаза, словно изумилась, что кто-то осмелился с ней заговорить. Надо же, как трогательно. Ну ничего, прорвемся. Когда Люси заговорила, Тео был поражен звучностью ее голоса.

— Люси Эллис. Приятно познакомиться.

— Я знаю, кто вы, — он доверительно улыбнулся. — Видел вас на вернисаже, там были сплошные фрукты, я все порывался к вам подойти, да не успел — вы быстро уехали.

Она засмеялась.

— Видно, не слишком спешили.

Ага, за неприступным фасадом несметно богатой наследницы таится кокетка.

— Вы правы, виноват я и только я. Но я не сдался после первого поражения. Я попросил свою мачеху посадить нас сегодня рядом.

— Очень лестно. Полагаю, она удовлетворила вашу просьбу?

“Полагаю, она удовлетворила вашу просьбу?” — мысленно повторил про себя Тео. Лос-анджелесская красотка в ответ лишь хихикнула бы. Нет, в этой Люси положительно что-то есть. Так строга и безупречна, но что-то в этих ее удивительных глазах наводит на мысль, что она может быть веселой и остроумной.

— Если честно, то нет. Не захотела обидеть вашего кавалера, этого чопорного сноба с задранным носом. Я ведь его наверняка знаю?

Люси снова засмеялась. Ишь какой напористый!

— Это Уайет, — сказала она.

— Так что пришлось мне переложить карточки без ведома мачехи. Теперь Уайет будет сидеть с моей дамой. Глядите, они нашли друг друга!

Люси посмотрела в ту сторону, куда он указал пальцем. На руке Уайета повисла блондинка, она слишком уж демонстративно заливалась смехом после каждого слова, которое произносил Уайет. Люси снова повернулась к Тео.

— Вы хотите сказать, что отказались быть соседкой Ирины Натроловой за столом, чтобы сидеть рядом со мной?! Да ведь она — лицо “Прада”, не может быть, чтобы вы этого не знали. А я так, ничем не примечательная личность, — она засмеялась и при этом слегка фыркнула, покраснела и закрыла рот рукой.

— Да от чего тут отказываться, — сказал Тео, в полном восторге от Люси.

— Нет, серьезно. Может быть, я зря это говорю, но вы от такого обмена остались в проигрыше. А с этой девушкой… — Люси спохватилась, — я хотела сказать, что она сногсшибательна.

Тео засмеялся.

— А я-то думал, что вы, великосветские штучки, сплошная аристократическая сдержанность.

Люси расстроилась, как будто он осудил ее, сказав, что у нее на все есть собственное мнение, и заговорила уже более спокойно:

— Стало быть, вы финансист, как и ваш отец?

— Нет, я в нашем семейном стаде паршивая овца. В двадцать лет вылетел из университета — старик был в ужасе, но это было лишь одной из множества причин, почему я послал все к черту, — и улетел в Лос-Анджелес. И ни разу не оглянулся назад. Я должен был утвердиться в жизни сам, без его помощи.

— Понимаю, — сказала Люси. — И можно спросить, как вы этого добились?

Тео отпил глоток. Люси не тратит время на пустую болтовню, это замечательно.

— Несколько лет присматривался, организовывал вечеринки, пытался снимать кино. Всякую чепуху бездарного голливудского разлива. Как-то вечером сидел в клубе в Комптоне и вдруг услышал этого совершенно сумасшедшего рэпера — его зовут Свит Ти. Я каким-то чудом уговорил его, чтобы он позволил мне раскрутить его. Тогда-то все и завертелось. Сейчас я представляю несколько десятков исполнителей, у меня свой бренд. Звучит банально, но я вроде как нашел свое призвание.

— Это серьезно, вы действительно открыли Свит Ти?

— Вы его знаете?

Почудилось это Тео или она и в самом деле оценила открытие? Тео был ошеломлен. Тексты Свит Ти были слишком нецензурны, он еще не пробился с ними в рыночный мейнстрим — что уж говорить о рынке, который интересовал богатых нью-йоркских наследниц.

— М-м… — Люси прикусила губу. — Моя… м-м… моя прислуга слушала его. Сама я не такая уж безумная фанатка рэпа. Я люблю классическую музыку и оперу. Но когда встречаю талант, отдаю ему должное.

Нет, несомненно, эта Люси Хейверфорд Эллис куда более тонкая штучка, чем можно подумать с первого взгляда. Тео был заинтригован.

— Я рад, что поменял карточки, — сказал он, направляя Люси к столу. Он заметил, что она обернулась, вероятно, ища взглядом бывшего кавалера. Но Уайет был слишком поглощен Ириной, которая жадно ловила каждое его слово, и не заметил взгляда Люси.

— Я тоже, — сказала Люси, беря Тео под руку.

Люси старалась удержаться от паники. Она вполне справится со всеми подводными камнями и ловушками, которыми изобилует ужин, и без сидящего рядом с ней Уайета: он толкнет ее под столом ногой, если она слишком оживленно разговорится. Массированный натиск Тео она легко отразит. Не страшно и то, что прямо против нее за столом сидела эта самая Меллори Килер, главный редактор “Таунхауса”, и внимательно рассматривала ее сквозь очки в черепаховой оправе. Уайет предупреждал, что бизнес Меллори держится на том, что она знает про всех абсолютно все: кто есть кто, кто с кем спит, кто где делает липосакцию, сколько переплачивает за свои апартаменты, в какой детский сад определяет своих отпрысков. Не было тайной и то, что Меллори старается как можно больше разузнать о Люсии Хейверфорд Эллис, этой таинственной незнакомке, которая в одночасье стала центром всеобщего интереса.

“Я со всем справлюсь”, — мысленно внушала себе она, взывая к своему внутреннему Будде.

Первые пять перемен блюд прошли благополучно — всего перемен должно было быть девять, и каждое блюдо подавал стоящий за ее стулом официант. Но когда она подносила ко рту первый кусочек фуа-гра, Мередит Голт — обладавшая необыкновенной физической силой, особенно учитывая ее миниатюрность, сравнимую разве что с размерами чихуахуа, — вытащила своего пасынка из-за стола и повела представить другим гостям. И Меллори, не теряя ни секунды, пересела на его освободившийся стул.

Люси опустила вилку и подобралась. Она встречалась с Меллори у Топси Мэттью, когда та устроила у себя дома показ привезенных из Индии драгоценных безделушек, но они не перемолвились ни словом.

— У вас потрясающее платье, Люсия, — сказала Меллори, разглядывая Люси с головы до тончайших шпилек на туфлях. Это не прозвучало как комплимент — тон был другой.

— Прошу вас, Меллори, называйте меня Люси, — ей удалось справиться с волнением. — Вы тоже выглядите великолепно. — Меллори была в черном, очень строгом платье “Армани”.

— “Фенди”, так ведь?

Люси удивилась — надо же, как точно угадала.

— Верно. В приглашении было сказано “чем скромнее, тем лучше”, и я просто не знала, что надеть. Если бы не моя подруга Элоиза, наверное, пришла бы в шубе и с хозяйственной сумкой.

Меллори улыбнулась. “Ей надо почаще улыбаться, — подумала Люси. — Лицо становится гораздо мягче”.

— Не возражаете, если я процитирую вас в своем репортаже о сегодняшнем празднике? — спросила Меллори.

— Вы пишете этот репортаж для “Таунхауса”?

— Так, несколько строк в раздел светской хроники. У нас журналистов раз, два и обчелся, поэтому почти все я пишу сама. И кстати, я слышала, что супруга Голта вычеркнула Корнелию Рокмен из списка гостей. Это правда, что вы с ней друг дружку не переносите? Она, насколько можно судить, вас явно недолюбливает.

— Да что вы говорите! — Люси старательно изобразила изумление. Нет уж, чего она ни за что не допустит, так это втянуть себя в перемывание косточек. Она и без Уайета знает, что неприятностей потом не оберешься. — Я-то как раз восхищаюсь Корнелией — она такая красавица и делает так много для городских общественных организаций.

Тео улизнул от мачехи и, вернувшись к столу, встал возле них — он явно показывал, что хочет сесть на прежнее место.

— Я давно хотела сказать вам, Меллори, что мне страшно понравилось ваше эссе о смокингах, — сказала Люси. — Я прочитала его от первого до последнего слова.

— Правда? Как приятно слышать, что наши эссе кто-то читает. Наш журнал что-то вроде “Плейбоя” Верхнего Ист-Сайда — “Таунхаус” покупают из-за снимков, как бы мне ни хотелось убедить себя в обратном.

Теперь настал черед Люси улыбнуться. Может быть, Меллори не такая уж и страшная, как кажется? Просто женщина, которая предана своей профессии и трудится без устали, как Люси, — вернее, как Люси будет трудиться, когда этот гламурный маскарад приведет ее к желанной цели и она получит работу у серьезного модельера и начнет подниматься вверх по карьерной лестнице.

— По крайней мере, нас покупают. Это уже шаг вперед.

— Мел, ты должна в следующем номере посвятить Люси целый разворот, уговори ее. Я лично куплю несколько тысяч экземпляров, — сказал Тео. — А теперь пересядь на свое место. Я хочу соблазнить ее бросить своего проглотившего аршин приятеля и стать моей подружкой, а времени у нас в обрез.

Люси пришла в ярость, а Меллори хоть бы что.

— Знаете, Люси, мы сейчас снимаем в зоопарке Центрального парка огромный материал, хотим показать самых ярких и стильных героинь бомонда. Корнелия, Либет Вэнс, Анна Сантьяго и еще некоторые согласились, мы посвятим им полных десять страниц в следующем номере. Хотим привлечь внимание к Обществу охраны дикой природы. Мне бы очень хотелось, чтобы вы тоже приняли участие в фотосессии.

— Серьезно? — Неужели это так просто? Неужели она так быстро поднялась на самый верх? Люси посмотрела туда, где сидел Уайет, но он, слушая Ирину, которая щебетала ему что-то на ухо, видно, и думать забыл, что Люси тоже здесь, на празднике. Ее кольнула досада — легко же его отвлечь. — Я подумаю, Меллори, спасибо.

Отказаться от такой фантастической возможности?! К счастью, Люси вовремя вспомнила, что внушал ей Уайет: “Делай вид, что принимаешь внимание окружающих как должное, оно принадлежит тебе по праву рождения. Никогда не заискивай перед прессой”.

— Надеюсь, вы согласитесь. Наряды будут очень элегантные, обещаю, — Меллори встала. — А ты, Тео — балда, — сказала она ласково, и он засмеялся, вскинув в воздух большой палец. Потом плюхнулся рядом с Люси и положил руку на спинку ее стула.

Уайет подавил зевок. Его всегда удивляло, как быстро рассеивается очарование женщины, поразившей его с первого взгляда редкой красотой. Даже когда его восхищение достигало высшей точки, он ощущал потребность в новизне, иначе его начинала одолевать скука. Ирина уже третий час изводила его подробнейшими рассказами о мелких пакостях, которые устраивают друг дружке топ-модели, и при этом нескончаемо сыпала именами, так что все это напоминало Уайету романы Толстого, только начисто лишенные сюжета.

Одно утешение — можно было любоваться видами Рима. Надо отдать должное Мередит Голт: художник, которого она наняла, воспроизвел их с поразительной точностью, сумев передать волшебство церкви Тринита-деи-Монти, собора Святого Петра и площади Венеции. В соседнем шатре пела сопровождаемая камерным оркестром Рене Флеминг, ее изящное сопрано легко и естественно заполняло окружающее пространство. Если бы с Уайетом сидела не эта надоевшая ему трещотка, а Люси, какой был бы прекрасный вечер.

— Ты меня не слушаешь, — сказала Ирина и положила руки на свою двадцатичетырехдюймовую талию.

А ведь женщины говорят ему эти слова всю жизнь, подумал Уайет, сколько он себя помнит. Он посмотрел на Люси, которая сидела по правую руку от Тео Голта в шатре Метрополитен-оперы. “Какой дурацкий спектакль, зачем мы только сюда пришли. Закатить такой прием в честь собственной персоны способен разве что Людовик XIV”.

— Нет, почему же, — ответил он Ирине и заставил себя посмотреть на свою соседку за столом, что потребовало, к его удивлению, довольно больших усилий. А ведь было в его жизни время, когда он готов был выслушать в исполнении Ирины телефонную книгу, лишь бы она потом поехала к нему домой. — Ты рассказывала, как Даниэлла украла у Даши ее… э-э… плюмаж?

Уайет с возрастающим беспокойством наблюдал, как Тео и Люси встают из-за стола и направляются к пустому танцполу в центре пятиугольника.

— Именно! Ее павлиньи перья, — подхватила Ирина. — Пришлось ей выйти на подиум во время показа Диора без плюмажа… Это была настоящая катастрофа…

И Ирина продолжила свою печальную повесть, так что Уайет снова получил возможность сосредоточить свое внимание на танцполе, где Тео буквально прижался всем телом к Люси. Это что, он так танцует вальс? Да он вообще стыд потерял. Похож на кобеля, рвущегося к сучке. И что самое мерзкое, Люси до сих пор не отхлестала его по физиономии.

— Официантам пора бы проверить, есть ли у гостей пульс! — Тео стиснул Люси и прижал к себе еще крепче. Она поглядела вокруг: и в самом деле, кто-то кивал головой, кто-то покачивался из стороны в сторону, но в целом большинство не проявляли признаков жизни. Они с Тео были единственными, кто танцевал. Да и она бы, если честно, предпочла вернуться на свое место и съесть бананово-карамельный десерт.

— Вы не такая, как я думал, — говорил Тео.

— А что вы думали? — она чувствовала, как на лбу у нее выступает пот.

— Ну, знаете, типичная аристократка с Парк-авеню, которая смертельно боится сказать слово, чтобы о ней не начали судачить… — он схватил ее руку и притянул к себе. — Поедем со мной в Испанию.

— Что?

Она была уверена, что ослышалась.

— Завтра я лечу в Барселону. Махнули со мной?

Люси встала как вкопанная, и Тео больше не мог крутить ее по залу резкими рывками. Взять и просто так полететь в Барселону с мужчиной, с которым она только что познакомилась? У нее даже паспорта нет. Впервые в жизни она села в самолет, когда они с Уайетом летели на свадьбу в Палм-Бич, — факт ее биографии, который она скрыла даже от Уайета. Неужели богатые и в самом деле так живут, и Тео, и Трип, и все эти беззаботные мужчины выбирают любую приглянувшуюся им девушку и летят, куда им вздумается и когда вздумается? Приглашают с собой совершенно незнакомого им человека!

— Позвоните мне, когда в следующий раз будете в Нью-Йорке? — спросила Люси. Тео Голт привлекательный мужчина, что и говорить, но она не готова позволить ему увлечь себя. И потом, что подумает Уайет? Она посмотрела в его сторону, и в первый раз за весь вечер увидела, что он в упор глядит на нее. Он быстро провел пальцем по горлу, что означало: “Кончай с этим”. Она отвернулась.

— Что ж, справедливо, — сказал Тео. — Мне придется изобрести повод, чтобы как можно скорее вернуться в Нью-Йорк.

К ним присоединилось еще несколько отважных пар, но Люси больше всего на свете хотелось сесть. Она повернулась к Уайету спиной, не желая видеть его нахальных жестов. Да как он смеет указывать ей, что она должна делать, когда сам бросил ее на весь вечер? Она уедет домой одна, как-нибудь найдет дорогу. Все что угодно, только не страдать от унижения, сидя рядом с ним и Ириной, когда они будут возвращаться домой.

Вдруг в десяти футах раздался оглушительный треск — один из светильников сорвался с потолка и, разбрызгивая снопы электрических искр, грянулся оземь. “Пожар!” — раздался истошный крик.

Люси мгновенно обернулась. Молодая женщина рядом с ней в ужасе указывала пальцем на соседний стол. Его лизали языки огня, и уже поднимался дым. Вмиг чопорное собрание обратилось в обезумевшее стадо, люди вскакивали, отшвыривали ногами стулья и неслись к выходам, дамы с задранными выше бедер юбками.

Обернувшись, Люси не увидела возле себя Тео, он барахтался в общей свалке. Она стала искать Уайета, но его нигде не было. Тогда она побежала к одному из выходов, ее отпихивали и отшвыривали самые богатые и именитые граждане страны, она задыхалась в ядовитом дыму горящей бутафорской Италии. Ее каблуки — эти окаянные пятидюймовые шпильки — подломились, и она стала падать под ноги несущейся орде.

— Вот ты где, — сказал Уайет, вылавливая ее и поднимая на поверхность. Он крепко взял ее за локти и повел к дверям, уверенно лавируя в этой свалке. Люси оглянулась и не поверила масштабам катастрофы. Одна из расписанных художниками стен рухнула и лежала на земле, как подгоревшее суфле. Рим горел. А Уайет спасал ее из этого ада.